Ян Блейк - Эгейская компания
– После двух пинт пива ты, помнится, вообще был готов улечься на полу, – ответил с усмешкой Кудрявый. – Но он очень гордился тобой, Тигр, и корпусом морской пехоты. Ты помнишь его песенку о корпусе?
Конечно, Тиллер знал ее наизусть, потому что дед заставил ее выучить. В ней были такие слова:
Он не пассажир и не член команды.
Он нечто вроде гермафродита: солдат и моряк.
Потому что нет такой работы на земле,
которую он не мог бы выполнить.
Его можно ночью оставить на голове
лысого человека,
и он все равно будет работать веслами.
Это нечто вроде космополита —
солдат и моряк в одном лице.
– Да, это именно та песня, – рассмеялся Кудрявый, потом показал на приказ, который передал ему Тиллер, и добавил: – Видно, приятель, вскоре тебе придется всерьез поработать веслами.
Тиллер безразлично кивнул. Он мысленно вернулся к деду и временам, когда он только еще начинал службу в корпусе. Казалось, все это было очень давно, но он прекрасно помнил, что все его существо буквально поглотили традиции, ритуалы и история морской пехоты. Они были с ним во сне и наяву, во время еды и питья, и он их боготворил. Имя Тиллера стояло первым в списке выпускников дивизиона, и он получил за успехи Королевский значок. Он был лучшим стрелком и представлял корпус на соревнованиях в Бисли, так что изначально ему была обеспечена блестящая карьера.
В любом другом полку, включая кривляк из гвардии, сейчас он бы дослужился до старшины полка, но жернова в корпусе перемалывали крайне медленно. Капралы, сержанты и старшины были основой основ корпуса, и корпус это прекрасно осознавал. Каким бы хорошим солдатом ни оказался тот или иной человек и вне зависимости от степени его подготовки, которая охватывала буквально все, этого человека следовало выдержать, как хорошее вино, до того момента, когда корпус готов будет признать в нем необходимые качества лидера.
Да, жернова мололи медленно и выдавали муку мельчайшего помола. На всю жизнь Тиллер запомнил, как еще в детстве он увидел на плацу своего отца с яркой перевязью старшины поперек груди, в блеске наград и начищенных пуговиц, запомнил, как четко маршировал отец под звуки гимна корпуса «Жизнь на океанской волне».
Тиллер знал, что насквозь пропитан традициями королевской морской пехоты, как пропитан уксусом маринованный лук, и что за всем этим – столетия неразрывной связи с королевским военным флотом. Их девизом было «По суше и по морю», и их корпус, что накрепко заучили все рекруты, служил для страны якорем, которым пользовались только в экстренных случаях. Так сказал о них какой-то монарх (Тиллер забыл его имя), которому они очень приглянулись, но это подтверждали и боевые награды, полученные за многочисленные операции, начиная с захвата Гибралтара в 1704 году.
Некоторые новобранцы, угодившие в корпус во время войны, считали, что традиции и дисциплина, равно как сопутствующие им блеск и мишура парадных маршей, – не более, чем показуха, но Тиллер придерживался иного мнения. В бою нельзя обойтись без поддержки своих товарищей, а чувство локтя приходило на плацу в ходе строевой подготовки.
– Должен признаться, что мне хотелось бы побольше разузнать об этой странной конторе, куда я вызвался добровольцем, – признался Тиллер, вернувшись в настоящее.
– Ничем, к сожалению, не могу тебе помочь, Тигр. Но мой братишка, которому в начале года случилось побывать в Каире, говорил мне, что подразделение полковника Стерлинга, что-то вроде Специальной военно-воздушной службы, было расформировано, после того как полковник попал в плен. Может быть, твоя новая контора – это производное от того подразделения.
Тиллер смутно помнил всевозможные слухи о Стерлинге и его недавно созданной Специальной авиадесантной службе. Всякие небылицы о ратных подвигах САС в пустыне смахивали на приключенческие рассказы для детей среднего школьного возраста и ничем не походили на привычные для корпуса тяжелые бои. У морской пехоты была давняя традиция организации высадки десанта с моря, и уже был сформирован отряд коммандос морской пехоты, который принял участие в нападении на Дьепп в прошлом году. Группа людей, разъезжающих на джипах по пустыне, не вписывалась в привычную картину, и Тиллер весьма скептически относился к любым операциям, к которым корпус не имел никакого отношения, и считал, что, скорее всего, их не стоило и вовсе проводить.
Именно поэтому он вначале относился с большим сомнением к организации Тейслера и его планам, в чем неохотно себе признался недавно, хотя обычно соглашался с тем, что говорил или делал майор. Если уж быть предельно честным, Тиллер был готов последовать за неистощимым на выдумку майором на край земли, если бы в том возникла необходимость. В конце концов, если уж глава командования совместными операциями вице-адмирал лорд Луис Маунтбеттен оказывал поддержку проектам Тейслера, какое право сомневаться имел он, простой сержант?
– Сэлли наверняка будет горевать. Сам понимаешь.
– Да, знаю, – согласился Тиллер.
– Ладно, я присмотрю за ней, – вызвался Кудрявый.
– Еще бы, ты только и ждал, когда я место освобожу, – беззлобно проворчал Тиллер. Он знал, что его друг счастлив в семейной жизни, у него двое детей и на подходе третий. Вот это как раз и есть пример «прочных семейных уз», чем Тиллер никак не мог похвастаться.
Он встал, аккуратно сложил бумагу с приказом и сунул в карман.
– Мне надо бы собраться и попрощаться с ребятами. За мной заедут завтра рано утром.
– Лучше ты, чем я, – ответил Кудрявый, но в его голосе, как показалось Тиллеру, прозвучала зависть.
– Да, наверное, ты прав. Ну, пока.
Они обменялись рукопожатием, и Кудрявый посоветовал на прощание:
– Веди себя прилично, не высовывайся. Тамошние бардаки пользуются дурной славой и могут наградить тебя разновидностью триппера, о которой врачи и не слыхивали.
Тиллер прошел к казармам и повернул налево вдоль берега к Саутси. Остальная братия селилась на частных квартирах, поскольку у них был такой же статус, как у коммандос, но Тиллер предпочитал ночевать в казармах в Истни, где имел возможность бороться с кошмарными сновидениями в одиночку.
Штаб части располагался на морском берегу в двух длинных сборных домах с круглой крышей. Один использовали для занятий по теории, а второй служил складским помещением. Они находились прямо под стенами форта, построенного во времена войн с Наполеоном для охраны Солента. Форт-Лампс торчал в конце шестимильного плавучего бона, установленного для защиты гавани Портсмута от торпедных атак с подводных лодок либо нападений небольших надводных кораблей. В те же годы в Соленте построили еще два форта, подобных Форт-Лампс. Теперь они стали частью оборонительных сооружений Портсмута и были густо уставлены батареями зенитных орудий, а плавучий бон, протянувшийся до Сивью на острове Уайт, вошел в систему фортов.
За штабом лежал пруд Каноэ-лейк, принадлежавший муниципалитету Саутси. В мирное время сюда приезжали на день туристы и приходили дачники, наводнявшие летом курорт у моря. Тиллер помнил, как в детстве любил искупаться в пруду, а сейчас там никого не было видно, воду спустили и посредине виднелась лишь лужица дождевой воды. Сержант заметил, что на одном берегу в бетонном покрытии зияла огромная трещина, скорее всего, оставшаяся от взрыва бомбы, которую пару месяцев назад сбросил прорвавшийся сюда немецкий бомбардировщик из тех, которые быстро и не глядя освобождались от своего груза и спешили убраться восвояси.
Тиллер обошел пруд и направился к кварталу жилых домов, известному под названием Долфин-корт, из окон которого открывался вид на пруд и Солент. Эти дома ныне принадлежали адмиралтейству. В квартире под номером 24 вначале располагался Центр развития командования совместными операциями, но позднее он вошел в состав Экспериментального управления командования совместными операциями и личный состав переехал в Южный Девон или какое-то другое место, а Тейслер, входивший в Центр со дня его основания, реквизировал квартиру для своего подразделения.
Тиллер показал пропуск флотскому часовому, проигнорировал лифт и поднялся по лестнице пешком, переступая через три ступени. Это было частью физической подготовки, чтобы сохранить форму, на которой настоял Тейслер, и для Тиллера вошло в привычку.
Дверь в квартиру была открыта, но Тиллер постучался, прежде чем войти. Хорошенькая девушка из состава Женской королевской военно-морской службы, исполнявшая роль писаря в их части, подняла голову от пишущей машинки и сообщила:
– Он ждет вас, сержант.
– Здравствуйте, Мэгги, как вы себя чувствуете в это солнечное утро?
– Очень хорошо, – ответила девушка и сделала ему глазки, но оба знали, что ее кокетство ровным счетом ничего не значит. – Вы так спрашиваете, будто вас в самом деле волнует мое здоровье.
