Эдгар Дубровский - Холодное лето 53-го
— Ляжем до темноты, — сказал невысокий жилистый человек с забинтованной головой; его звали Крюк, и он был у них вроде бы главным.
В этот момент в доме открылась дверь, и все шестеро пригнулись, хотя до крыльца было далеко и вряд ли их можно было оттуда увидеть.
Зотов с миской в руке стал разбрасывать объедки разоравшимся курам.
Когда он ушел в дом, самый старый из шестерых, ушлый таежник Михалыч, сказал с уверенностью:
— Собаки нет.
— Чего тянуть?! — вскинулся Шуруп, нервный, дерганый, вечно на грани истерики. — До темноты я подохну!
— Заткнись, — процедил Крюк. — А что у реки? Если там взвод ждет? У нас на следу столько мокрухи, вполне могли солдат поднять.
— Но дом-то вот! — поддержал Шурупа благообразный человек Муха. — Как вошли, так и вышли.
Крюк думал. Посмотрел на пятого, Барона, одетого в милицейскую форму, но без фуражки. Барон пожал плечами.
— В темноте, не в темноте…
Шестой, белокурый, хорошенький паренек Витя, ничего не сказал, спокойно ждал, как решат другие.
* * *
Через некоторое время Зотов вышел из дома, прошел за поленницу помочиться. Застегивая ширинку, услышал за спиной движение, обернулся.
— Здравствуй, хозяин.
Шагах в трех стоял Муха, улыбался ласково. Зотов удивился новому лицу, но не встревожился, шагнул навстречу, и тут ему в спину уперся обрез.
— Будешь тихо — не убью, — прошептал Крюк. — Кто в доме?
Муха еще улыбался, глядя па них.
— Я… — не сразу сказал Зотов. — Один я…
— В деревне есть чужие?
— Нет.
— Веди в дом.
Когда, оставив Витю наблюдать за подходами, вошли в дом, Шуруп сгреб Зотова за рубашку и выдохнул в лицо:
— Жрать!!
* * *
Ветер был тихий, теплый и казался прозрачным от того, что в темнеющем воздухе над водой мелькали тысячи прозрачно-белых мотыльков. Вот уже больше часа танцевали они свой странный бесшумный танец, и все больше их падало па воду, и темная река несла эти легкие хлопья в наступающую темноту.
Саша сидела на обточенном водой бревне, Лузга лежал, облокотясь па песок, и доедал из миски холодную уху.
— Как в этом году поденок много, — сказала Саша, рассматривая на ладони мертвых мотыльков.
— Откуда они берутся?
— А они три года червячками жили, в воде… А сегодня все сразу… Превратились в бабочек… На немного минут… И умрут все… Они даже не едят, им нечем.
— А чего ж делают?
— Ну… — Саша смутилась. — Обеспечивают потомство.
Лузга сказал с раздражением:
— Это в школе таким словам учат — «обеспечивают»? У них вечер любви! Вершина жизни. А вы в школе, небось, и слово-то это стыдитесь сказать — любовь!
— Ну почему, если в стихе… — краснея, сказала Саша.
Лузга проворчал что-то и стал лениво ловить пляшущих поденок. Засмеялся, поймав мотылька.
— Где любовь, там и смерть за углом!
Саша внимательно посмотрела на него, задумалась.
— А ты кем раньше был?
— Да когда раньше, Саша? — он махнул рукой.
Она не рассердилась, настаивать не стала. Он сел на корточки у края воды, вымыл миску, руки. Пригляделся, резко черпанул миской воду и выбросил на берег рыбешку, малька.
— Мама хочет, чтобы я после десятого в институт шла. Я же думала идти работать, ей тяжело одной, а она говорит: ничего… Так хочется в город поехать, может, даже в Москву, поступить в студенты.. Не знаю…
Лузга принес миску с водой, в которой метался, серебряно взблескивая, малек.
— А на кого учиться?
— Хитренький! Не скажу!
Лузга держал миску в ладонях, оба склонились, разглядывая рыбешку.
На дебаркадере хлопнула дверь. Они обернулись, Лида вгляделась в сумерки, поставила на перила фонарь «летучая мышь», чтобы осветить лицо и пальцы, и стала нервно говорить по-своему.
— Нет! — сердито крикнула Саша.
Та опять что-то сказала, Саша сникла.
— Иду, чего ты…
Лузга зло выплеснул рыбешку далеко на песок и бросил миску перед Сашей.
— Знаю, что она говорит! Боится маманя, как бы ее девочку не того! — он сделал циничный жест.
— И нет! — Саша вскочила, чуть не плача, потому что он угадал. — И врешь ты все, врешь! И никем ты не был, никем!
Подхватив пустую миску, она быстро пошла прочь. Лузга некоторое время лежал неподвижно, потом приподнялся и плюнул далеким плевком.
У берега, в заводине, течение было возвратным, вода медленно вращала мертвых поденок, и все больше быстрых кругов от рыбы появлялось то тут, то там, и разносилось над водой сочное чмоканье.
* * *
Крюк и Михалыч рассматривали имевшееся у Зотова оружие: двустволку, охотничий карабин, коробки патронов. Зотов убирал со стола после ужина. Остальные лежали на полу на ворохе мехов. Шуруп спал.
— Для него патроны есть? — Крюк положил на стол пистолет «ТТ».
— Нет, — сказал Зотов.
— А для нагана?
— Да откуда? Это не промысловое оружие.
Крюк посмотрел на него, сказал жестко:
— Промысловое.
К столу подсел Барон, выразительно посмотрел на часы.
— Да, — кивнул Крюк и повернулся к Зотову. — Лодки на замках?
— Нет. Зачем?
— Значит, в деревне одна мелкашка и одна берданка? И все?
— Точно.
— Выходим через час, — сказал Крюк Барону. — До лодок пойдем краем леса, чтобы собаки не учуяли. Ну, а там…
Барон слегка повернул голову в сторону Зотова, Крюк твердо посмотрел на Барона.
Зотов в зеркале видел, как его приговорили. Он прошел па кухню, бестолково переставлял посуду и лихорадочно думал.
В дверь сунулся Витя.
— Идет кто-то!
Крюк вскочил, поманил Зотова, сказал спокойно:
— Встреть на крыльце, в дом не води. Витя, схоронись во дворе, если попытается знак подать — разом кончь обоих.
Когда Лида подошла к дому, Зотов стоял на крыльце.
— Иди домой. Так? — сказал он. — У меня живот болит, не хочу ничего.
Она что-то тревожно спросила.
— Ничего мне помогать не надо! — раздраженно сказал он.
Она постояла немного, повернулась и ушла в темноту. Зотов вернулся в дом. Все смотрели на него.
— Слушай сюда, — сказал он Крюку. — Немая приходила. Я ей мог на пальцах сказать, она бы кое кого предупредила.. Вопрос: зачем не сказал?
— Жить, небось, любишь, — Шуруп сплюнул.
— Завтра к вечеру, может, послезавтра придет катер. Везет деньги па пять факторий. На катере человек пять, ну шесть. Одно-два ружья, один «ТТ» — вот так, примерно.. Ну, куда вы на этих лодках уйдете?! А на катере мы и далеко и быстро уйдем. Можно — в город. Можно в такую тайгу, что…
Он умолк под их взглядами. Стало совсем тихо.
— «Мы»? — Барон взял двумя пальцами лацкан его пиджака: — Ты и твои вошки?
— Не, он чистый, — весело сказал Шуруп, — от него деколоном тянет.
Все пятеро так внимательно рассматривали Зотова, что ему стало совсем тошно.
— В деревне милиционер, — сказал он, отдавая последний козырь. — Вчера приехал, про катер сказал.
После некоторого молчания Муха ласково спросил:
— А почему раньше не упредил — о легавом?
— Ну… Теперь я с вами.
Барон и Крюк согласно посмотрели друг на друга.
— Катер — это хорошо, — сказал Крюк.
* * *
Копалыч подымался рано. Он жил во времянке у деда Якова. Наскоро помывшись у рукомойника, он достал очки и тщательно промыл стекла, а потом вытер их специальной тряпочкой и убрал в коробку.
Вышел на крыльцо дед Яков.
— Что, паря, опять стараться идешь? Как найдешь, шепни, где жила-то, а?
— На что тебе золото, дядя Яков?
— Да мне немного, шматок. Поехать хочу, сразу увидеть всю Россию и что с ней вместе — Киргизию там, Грузию… И непременно Курскую губернию, откуда мой род. Читал обильно, но видеть хочу, понять, как все это составляется вместе.
— Везде там я ездил, — сказал Копалыч, — и много где еще… А помирать легче не будет. Но ты прав — поезжай… Неужели не скопил на рыбе-то?
— Скопил, — дед усмехнулся, почесал затылок. — В один конец. Дак мне еще и вернуться желательно.
Копалыч махнул на него рукой и пошел за калитку, взяв стоявшую у забора лопату.
* * *
Лида полоскала белье в реке возле дебаркадера.
Витя из чердачного окна фактории хорошо видел в бинокль всю деревеньку и пристань. Рассмотрел без интереса и Лиду. Но тут в поле зрения бинокля вошла Саша. Высоко подоткнув юбку, она вошла в воду дальше матери, нагнулась, стала мыть лицо и шею. Бинокль застыл в Витиных руках.
— Кого видишь? — спросил его снизу, из люка Шуруп.
— Старуху, — медленно ответил он, и желваки его вспухли.
— Ты давай за ментом следи.
В комнате совещались.
— Легавого в избе не взять, — сказал Крюк, — посечет очередями.
— Да напрямки и пойти нельзя, — заметил Михалыч, — собаки забазлают.
— Послать его, — сказал Шуруп про Зотова, — пусть сюда приведет.