Александр Тамоников - Черный город
Но ответного выстрела из гранатомета не последовало. Напротив, грохот стрельбы как внезапно начался, так внезапно и прекратился.
Артюшин посмотрел на Шохина:
– Живем, Толик?
– Живем!
– Нет, все-таки как я эту хату поднял на воздух!..
– Лихо! Но и я гранатометчика приземлил с короткой очереди.
– И ты лихо! Лихие мы пацаны, да, Толян? Десантура!
В помещение буквально ворвался командир взвода старший лейтенант Лихолетов:
– Чего сидим? Духи в атаку пошли!
Тут же этажом выше прогремел взрыв. Лихолетов сплюнул на бетонный пол:
– Твою мать! Опять бьют из гранатометов. – И приказал бойцам: – Быстро на позицию! Задачу вам ротный довел, я приказываю стоять до конца. До последнего патрона держать оборону.
– Мы легкоуязвимы, – сказал Шохин. – Если духи будут прорываться в подвал, то комнату над входом в него обязательно прострелят из «Мухи» или РПГ.
– Вы в здании не одни. Да и соседи, что стоят на юге, поддержат огнем, так что ни с фланга, ни с тыла вокзал не обойти. Гранатометчиков будут снайперы обстреливать. Держитесь, парни. Помните, что вы в Батальоне мужества служите!
– И все же, товарищ старший лейтенант, в подвал надо хоть отделение спустить…
– Где б его, свободное, еще взять. Но вы выполняйте свою задачу, об остальном не думайте.
– Патронов подбросили бы…
– Позже! Все, держитесь, десант!
– Держимся.
Взводный быстро ушел в лабиринт коридоров здания нового вокзала.
– Куда ж мы денемся! – добавил Шохин и повернулся к Артюшину: – Ну, чего моргалы вылупил? На позицию!
– На себя посмотри.
– Да ладно, Миха, не обижайся. Нервы…
– Тоже мне барышня, а еще в контрактники податься хотел. С твоими нервами только коров пасти.
– А я бы сейчас не отказался где-нибудь под Рязанью, у Оки, стадо коров пасти!
– Сейчас бы никто не отказался. И те, кто с нервами, и те, кто без них…
По окну ударила очередь. Несколько пуль попало в стену напротив окна.
– На позицию, Миха! – крикнул Шохин. – Я стреляю, ты молчишь; я перезаряжаю, ты стреляешь!
– Понял!
Друзья заняли позицию обороны. И вовремя. Трое боевиков, один из которых нес на плече гранатомет, находились уже в десяти метрах от входа в подвал, в «мертвой» для остальных бойцов роты зоне. Или они не имели информации о фланговой позиции десантников, или считали, что бойцы уничтожены, или вкололи столько героина, что напрочь потеряли страх и способность адекватно воспринимать реальность, но шли они к зданию открыто, не прячась.
– Гляди, Толян! – хмыкнул Артюшин. – Вконец оборзели архары. Как по Арбату идут, не спеша…
– Не хрен им на Арбате делать. И здесь тоже. Обдолбились, гады ползучие, а за кайф, – Анатолий прицелился, – надо что? Платить!
Двумя короткими очередями он срезал троицу боевиков. В шести метрах от входа в подвал. Из кустов появились еще двое бандитов. Они подняли автоматы, но в это время по восточному частному сектору ударила артиллерийская батарея. Это был последний сектор артналета самоходных орудий, поэтому обстрел совпал с началом атаки сепаратистов позиций 7-й роты. Бандиты исчезли: то ли попали под осколочно-фугасные мины, то ли свалили по-скорому в укрытия. Но исчезли ненадолго. Как только артналет закончился, бандиты появились вновь. И было их уже семь человек. Видимо, об огневой точке Шохина и Артюшина их не успели предупредить, так как подходили к дому они не таясь. Анатолий открыл огонь из пулемета до того, как боевики увидели трупы своих собратьев. Пятерых Шохин снял сразу, двое залегли. Анатолий крикнул Артюшину:
– Бей по духам, Миха, не дай поднять гранатомет! Иначе нам хана!
Артюшин ударил из автомата. У Шохина закончились патроны в ленте, и он быстро сменил ее. Неизвестно, сколько продолжалась бы эта дуэль, – оставшиеся в живых боевики укрылись за кучами строительного мусора, – но сверху вниз полетел какой-то предмет, и между позиций чеченцев прогремел взрыв; осколки чуть было не задели Артюшина. Кто-то из своих бросил в бандитов гранату Ф-1, один из осколков которой обжег щеку Анатолию. Тот схватился за лицо, откатившись от окна. Сквозь пальцы проступила кровь. Артюшин мотнул головой – от разрыва заложило уши, – крикнул:
– Толик, ты чего? Ранен?
– Да не ори ты, царапина, – пробурчал Шохин.
Но слегка контуженный, Артюшин не услышал ответ друга:
– Чего? Не слышу?
Закричал и Шохин:
– Уши промой да зенки раскрой. Царапнуло меня осколком, понял?
– А! Понял! Давай перевяжу!
– Обойдусь! Ты в окно смотри, держи оборону.
– Понял!
Артюшин осторожно выглянул из окна. И его вдруг накрыла тишина, лишь где-то восточнее и севернее что-то ухало. То ли артиллерия стреляла, то ли взрывались снаряды. Но далеко. Он обернулся к Шохину:
– Толик! На улице, в натуре, тихо или я ни хрена после разрыва гранаты не слышу?
– Тебя что, контузило?
– Наверное! В уши словно свинца залили. И башка заболела. Боль по вискам бьет.
– Тихо на улице. Рядом с нами тихо. Но ты все равно гляди в окно. Духи могут и без стрельбы, ползком подвалить.
– Я смотрю. Никого. Воронка метрах в двадцати; дальше штук пять, нет, шесть трупов. О, блин, один шевельнулся. На бок перевернулся. Видно, тоже раненый… Вот же сука!
– Чего там?
– Ранен, а к «Мухе» тянется! Никак по нам, козел, решил долбануть.
– Вали его!
– Угу! Сейчас! Это мы легко.
Артюшин выстрелил, боевик уткнулся разбитой головой в грязь.
– Есть, падла! Хрен тебе, а не «Муха»!.. Больше вроде никого.
Шохин, наспех обработав неглубокую рану, крикнул:
– Держи сектор!
– Держу.
От подвальной двери неожиданно раздался голос командира отделения сержанта Беденко:
– Все пока, братва! Отвалили духи.
– А ты откуда взялся? – крикнул сержанту Шохин. – И подошел неслышно, как кошак…
– Лихолетов к вам послал!
Артюшин обернулся и очень громко воскликнул:
– О, Беда! Ты че приперся?
– Ты чего орешь?
– Да слышит он хреново после разрыва гранаты, – объяснил Шохин. – Кстати, ты не в курсе, что за чудило ее нам чуть ли не под окно бросил?
Сержант шмыгнул носом:
– Да если бы не граната, духи вас из «Мухи» сожгли бы.
– Так… Ты, что ли, сподобился?!
– Ну, я… С третьего этажа. Видел, как вы приземлили пятерых казбеков, а двое укрылись. Ваши пули не доставали их. А бородач один «Муху» готовил. Ну, я и бросил гранату, как раз между ними. А то что близко к зданию, уж тут не моя вина, вы сами подпустили абреков.
– И что, обязательно было «эфку» бросать? У тебя РГД не было?
– РГД были, времени не было. Вот и бросил то, что с пояса, не глядя снял. Медлить нельзя было. Так что не наезжай, а готовься водкой поить, как вернемся. Вместе с Артюшиным. Я же вам жизни спас.
– Ага! Спас! Чудом не завалил, бесяра…
– Ты как с сержантом разговариваешь?!
– Да шел бы ты, Паша! Лычками в Рязани козырять будешь.
Беденко вздохнул:
– В Рязани… До Рязани дожить надо. Что, судя по тому, как складывается ситуация, будет ой как непросто.
Шохин усмехнулся:
– И где ты слов-то таких умных нахватался, Паша. Ситуация… складывается… От Лихолетова, что ли?
– Я командир отделения, мне положено.
Он прикурил сигарету, с удовольствием затянулся, мечтательно сощурив глаза:
– А в Рязани сейчас хорошо. Праздники. Морозец, снежок – не то что эта слякоть чеченская; девочки в шубках, сапожках да шапочках по городу шарятся… Молоденькие, красивые. Дискотеки. Никакой тебе войны… Нет, пацаны, будь моя воля, полжизни бы отдал, чтобы дней этак на десять в Рязань свалить. Или домой, в Белгород. Там еще лучше.
– Да не трави ты душу, – вздохнул Шохин. – Будет тебе и Рязань, и Белгород, и дискотеки с девочками. Если в цинке домой не отправят с орденом Мужества на кителе.
– Ладно, пошел я…
– А чего приходил?
– Так передать, что духи отошли и в ближайшее время атак их не предвидится.
– Ты вот что, передай взводному, чтобы санинструктора прислал. У меня со щекой-то ерунда, а вот Артюшина посмотреть надо. Как он, полуглухой, контуженный, воевать будет?
– Передам. Только менять-то его некем. И так народу не хватает, а недавно Гришаню подранило.
– Серьезно?
– В ногу. Пуля кость перебила. В тыл готовят отправить. Промедолом из аптечки боль на время сняли – так то на время, не будем же его на наркоте держать. А если не обезболивать, Гришаня на стенку полезет… Но я твою просьбу взводному передам.
– Давай! Если духи вновь попрут, сигнал какой подайте, что ли. А то неудобно у окна торчать. Да и под снайпера попасть легко можно.
– Ладно, скажу Лихолетову. Держись, братва, ушел.
– Счастливо, да поменьше мечтай. Подыхать обидно будет.
– А я не собираюсь подыхать.
– Те, что на площади валяются, тоже не собирались…
– Так то – духи. Им положено.
Сержант ушел. Артюшин, повернувшись, спросил Шохина:
