Богдан Сушинский - Правитель страны Даурия
Взъярённый такой несправедливостью, генерал-атаман рвался в Приморский край. Он попытался было проигнорировать не только происки Меркулова, но и советы японского командования, тоже требовавшего воздержаться от поездки на территорию, подконтрольную тому правительству. Однако всё закончилось откровенным конфузом. Против его вмешательства в дела выступили решительно все: и премьер Меркулов, и командующий Дальневосточной белой армией генерал Вержбицкий (вскоре назначенный командующим всеми вооруженными силами Приморской области), и войсковые атаманы, и, что самое унизительное, – весь иностранный консульский корпус.
Особенно возмутила Семёнова телеграмма Войскового правительства уссурийского казачества, которое всегда было его оплотом. Поддержав Меркулова, казаки вдруг объявили «о недопустимости в данное время возглавления атаманом Семёновым начавшегося в Приморье национального движения, ввиду неприемлемости его имени для населения».
«Это ж чье имя, в соболях-алмазах, «неприемлемо для населения?!», – впал тогда в бешенство атаман. – Это моё имя, генерал-лейтенанта, преемника адмирала Колчака, избранного теми же уссурийскими и прочими казаками походным атаманом, – теперь оказалось неприемлемым?! А кто это определил? В чьей голове, хотел бы я знать, подобная хрень вызрела?!».
Он, конечно же, поклялся вздернуть сочинителей подобных писулек на центральной площади Владивостока, зачитав их депеши вместо приговора суда. Он, конечно же, предрекал, что Меркулов со всеми прочими вскоре на коленях станут умолять его, атамана Семёнова, прийти и навести порядок в крае. Да только все эти угрозы оказались блефом и куражом, а на деле чувствовал он себя так, что в пору было пускать пулю в лоб. Хорошо еще, что Временное Приамурское правительство не решилось применить силу против по-настоящему верной ему небольшой группировки войск, располагавшейся в основном в Гродековском районе.
Впрочем, сам Гродековский гарнизон тоже взбунтовался и на устроенном офицерами митинге высказался за подчинение Приамурскому правительству, поскольку ни продовольствия, ни денег на содержание своего войска у Семёнова уже не было. Хорошо еще, что Меркулов, к его чести, согласился вступить в переговоры с главкомом (атамана на них представлял генерал-майор Иванов-Ринов). И даже заключить с ним соглашение.
Понятно, что конвенция эта оказалась унизительной: Семёнов вынужден был отказаться от должности главкома войск, находящихся на территории, контролируемой правительством, и, получив в виде «правительственной компенсации» сто тысяч иен отступных, согласился в течение пятнадцати суток покинуть пределы Дальнего Востока и вообще пределы России.
Нет-нет, внешне, отбытие его из Владивостока в Шанхай, состоявшееся 14 сентября 1921 года, на бегство не походило, всё, вроде бы, выглядело пристойно. Но и через много лет при мысли об этом дне на душе у Семёнова становилось муторно: слишком уж тяготили те иудины «отступные», за которые он отрекся от своих солдат, своей цели, своих полководческих амбиций.
Да, в годы революции и Гражданской войны происходило много чего такого, о чем вспоминать атаману не хотелось бы. Тем не менее он выстоял. И в конечном итоге даже победил! Пусть пока что в междоусобной борьбе, за лидерство в Белом движении, но все-таки победил.
Теперь генерал-атаман понимал, что поражение Германии в Великой Отечественной войне приведет и к краху Японии. С обвалом же последней неминуемо рухнет основа всего Белого движения в Китае и Маньчжурии. Он не знал, когда именно это произойдет и какой характер примет, но даже не пытался скрывать, что четко представляет себе масштабы очередной белой военно-политической катастрофы. Поэтому-то старался не злоупотреблять надеждами и расчетами своих покровителей. Иное дело – цену себе держал. Что-что, а это он умел. Это ему удавалось.
3
– Господин генерал, – появился в дверях полковник Дратов, – звонят из японской миссии.
Семёнов растянул рот в благодушной улыбке. Он всегда улыбался, не разжимая мясистых губ, совершенно беззвучно. Как правило, не произнося при этом ни слова, словно бы речь и улыбка никак вместе не соединялись. Ведь каждое слово его было… словом атамана Семёнова! Оно могло и должно было рождаться только из суровой необходимости.
Но сейчас радость его оправдана. Сообщение о звонке из японской миссии представлялось генерал-атаману похожим на появление духа, которого он вызвал своими раздумьями и воспоминаниями.
Семёнов спустился вниз, прошел в служебный кабинет и снял трубку.
– …И-господин генераль? – услышал он русскую речь, приправленную таким знакомым и совершенно неподражаемым японским сюсюканьем. – И-начальник японской военной миссии в Тайларе господин подполковник Таки почитал бы за честь видеть вас.
«Ишь ты, как вывернул, азиат объяпошенный: почитал бы за честь»! – обратил внимание Семёнов. Общаясь с русскими офицерами, этот Куроки зря времени не теряет. Правда, атаман прекрасно знал: переводчик штаба японской военной миссии не теряет времени еще и потому, что является кадровым офицером японской разведки. Однако сути отношений между ними это не меняло.
– Мне тоже приятно будет встретиться с господином подполковником, – еле удержался атаман, чтобы не добавить свою любимую присказку: «В соболях-алмазах». По опыту он знал, что в разговоре с японцами от какой-либо словесной эквилибристики лучше воздерживаться.
– А еще господин Таки почитал бы за очень большую честь, если бы вы нашли возможность встретиться с ним уже сегодня.
– Прямо сегодня? – мельком взглянул атаман на настенные часы. «К чему такая спешка, да еще и так не вовремя?!». Но вслух произнес:
– Признаться, несколько неожиданно.
– Господин подполковник не сомневался, что вы тоже стремитесь встретиться с ним, и что день, избранный для встречи, вас устроит, – поспешил со своими выводами переводчик. – И не ошибся.
«Во, азиат-япошка хренов! – изумился про себя генерал-атаман, вновь взглянув на часы. – Совсем обдипломатился и обнаглел, в соболях-алмазах!». Однако вновь проворчал:
– Устроит, конечно. Куда денешься?
– В таком случае господин подполковник был бы рад видеть вас у себя в миссии в то же самое время, в которое хотели бы встретиться с господином Таки вы сами. То есть в шестнадцать тридцать, – продолжал разводить свою дипломатию переводчик.
– По-моему, самое удобное время для деловых встреч, – поиграл скулами атаман, еле сдерживаясь, чтобы попросту, по-русски, не послать его.
– Господин подполковник также не возражал бы, если бы вместе с вами на встрече присутствовали господин Бакшеев[8] и господин Власьевский[9].
– Ему потребовались Бакшеев и Власьевский?! С какой такой хрени, пардон, кстати?
– С такой стати, да… – поспешил заверить его «азиат-япошка». – Господин подполковник не возражал бы…
Атаман терпеть не мог, когда вместе с ним японцы приглашали кого-либо из подчиненных. Мало ли о чем и в каких тонах может пойти разговор с этими азиатами, а перед казачеством своим он всегда хотел выглядеть человеком, в котором японское командование и чиновники, вплоть до самого императора, просто-таки души не чают. Да, вплоть до самого императора, в соболях-алмазах! Но тут же опомнился и произнес:
– Словом, передайте господину Таки, как лестно мне слышать из его уст имена своих боевых сподвижников, – улыбался и кланялся Семёнов. Пока вдруг не поймал себя на том, что, беседуя с переводчиком, он, боевой лихой казачий атаман, до омерзения обходительно и по-холуйски заискивающе, улыбается и кланяется… телефонной трубке!
«Совсем уже сам объяпошился, в соболях-алмазах! – поразился генерал такому дикому перерождению. – Это ж до какой такой низости, выслуживаясь, докатиться можно?!».
«Судя по всему, – сказал себе атаман, – сбываются твои самые мрачные предсказания. И среди них – наиболее безутешное: эти азиат-япошки до того заставят твое войско опуститься, что возвращаться с ним в Европу будет невозможно. За одичавшую орду принимать станут!». Но самое страшное заключалось в другом. Похоже, что этот прогноз начал сбываться в наиболее непотребной форме, потому что первым-то обгадился и «съазиатился» он сам, атаман Семёнов!
– Если господин Семёнов, – добивал его тем временем Куроки, – сочтет необходимым пригласить еще кого-то из состава своего генералитета, отступлением от списка приглашенных господин Таки это не сочтет. Господину атаману виднее, кого из штабных и командных чинов взять с собой для того, чтобы разговор о будущем его армии стал более обстоятельным.
– О будущем моей армии? – насторожился генерал. Это ж надо было Куроки умудриться изложить тему их встречи в такой «заушистой» форме! – А что мы можем знать о её будущем, если полмира уже охвачено мировой войной?
– Правильно, половина мира. Поэтому все со страхом думают, что произойдет с этим миром, когда война вдруг… завершится, – уклонился переводчик от каких-либо вопросов, касающихся предстоящей встречи.
