Андрей Воронин - Пощады не будет никому
Дверь бесшумно приоткрылась. Бирюковский сделал один шаг, затем второй, но так и не рискнув выглянуть в комнату, закричал:
— Кто здесь ходит, выходи! Выходи, я говорю!
И лишь выждав несколько секунд, резко ударил в дверь босой ногой. Та со стуком открылась, и Бирюковский, мокрый, голый, с прилипшими к лицу волосами, пряча за спиной бритву, выскочил на ковер.
— Кто здесь? Кто? — завопил он.
И в это время распахнулась дверь в комнату. Охранник с пистолетом в руке, с напряженным выражением на лице вбежал в спальню.
— Звали, Лев Данилович? — он ошарашенно смотрел на своего хозяина, жирного, неуклюжего, с опасной бритвой в руке, по лезвию которой текла кровь. — Что с вами? — воскликнул охранник, все еще не решаясь сделать шаг к хозяину.
На мгновение охраннику показалось, что Бирюковский сошел с ума и даже может броситься на него и полоснуть бритвой по горлу.
— Показалось, — пробормотал Бирюковский. — Черт подери, палец вот порезал….Мне послышалось, что кто-то ходит.
— Да нет, Лев Данилович, никого нет, все наши на ногах, никто не спит. Я только что сам проверил.
— Это хорошо, — уже привычным, спокойным тоном пробормотал Бирюковский, — еще бы вы спали, такие деньги плачу.
И только тут он почувствовал, что головная боль прошла окончательно.
"Да, я устал, — подумал Бирюковский, — просто нервы расшатались. Ни к черту состояние! Надо ехать отдыхать, тем более что в Москве холод, вот-вот начнутся настоящие морозы, и самым лучшим будет, если я уеду отсюда хотя бы на пару недель. Куда поехать? — тут же спросил сам себя Лев Данилович. И тут же сам себе ответил:
— На Канары, конечно! Ведь у меня там дом, правда, оформленный на фирму. Но я-то знаю, что он мой, а фирма — это лишь прикрытие, фиговый листок, под которым я прячу свои сокровища".
Абсолютно не стесняясь своей наготы, с бритвой в руке, он прошелся по спальне, по мягкому ковру, на который падали капли крови, затем бросил бритву на письменный стол и, сунув большой палец в рот, принялся языком зализывать рану.
— Мне идти? — спросил охранник.
— Иди. Ступай. Приготовь крепкий чай, я сейчас спущусь вниз.
Через четверть часа Бирюковский уже сидел в гостиной. Он был в халате, причесан, выбрит, надушен и жадно пил крепкий, ароматный чай из большой китайской пиалы, В гостиной, где он сидел, не было никого, кроме самого хозяина. И если бы кто-то сейчас посмотрел на Бирюковского, то наверняка подумал бы: вот преуспевающий человек, проснулся на рассвете, принял душ, привел себя в порядок, пьет чай, а сейчас займется делами, примется просматривать бумаги, ставить подписи, прикидывая в уме, выгодная сделка или нет и как ее сделать более выгодной. Да, сейчас, "за столом. Лев Данилович Бирюковский был похож на того, кем он сам себя представлял, — на солидного бизнесмена, владеющего довольно-таки значительным состоянием, большая часть которого вложена во всевозможные ценные бумаги и в недвижимость.
На стеле, рядом с Заварным чайником, лежала трубка сотового телефона. Она выглядела несколько неуместно среди изысканно-вычурной дорогой посуды, словно пришла из другого мира. Но телефонная трубка — это инструмент, при помощи которого Лев Данилович умел делать деньги. А инструменты никогда не делают вычурными, только функциональными.
Правда, за те сорок дней, которые прошли с момента гибели Савелия Мерзлова, Лев Данилович решил, что больше никаких важных переговоров вести по телефону не станет, и неукоснительно придерживался этого правила. Да, приходилось тратить много времени на встречи и переговоры, но личная безопасность того стоила. И Бирюковский понимал, что телефон — вещь опасная. Никогда не знаешь, сколько человек тебя слушает.
И уже допивая вторую чашку крепчайшего чая, ему пришла в голову абсолютно идиотская мысль, но идиотская лишь на первый взгляд:
«А что если прямо сейчас взять телефонную трубку да и набрать номер покойного Савелия Мерзлова — номер, который банкир Бирюковский знал на память, — где-то же должен отозваться пропавший вместе с бумагами телефон Савелия. Аппарат не отключили, не переоформили, за него платит моя фирма, только я знаю, на кого оформлен номер. Проиграл как-то ему в карты право подключения и оплату вперед за два года».
Испарина покрыла лоб Льва Даниловича. Мысль была абсолютно сумасшедшая, даже, можно сказать, опасная.
Левая рука потянулась к трубке и медленно подвинула ее к краю стола. Затем пальцы сомкнулись, перстень сверкнул многочисленными гранями, отразившими красный сполох лампочки-индикатора. На каждый укол толстого пальца с заостренным, идеально отполированным ногтем телефон отзывался жалобным писком, словно ему было больно и неприятно. Лев Данилович даже не прикладывал трубку к уху, в безлюдной гостиной и так можно было бы все услышать..
Наконец оказалась нажата последняя цифра — тройка, и Бирюковский замер. Его сердце сжалось, даже перестав биться. Телефон некоторое время молчал. В это время Бирюковский слышал не сам стук сердца, а лишь удары крови под черепом.
«Куда-то же сейчас идет этот сигнал, где-то же отзывается телефон?»
И действительно, телефон отозвался — словно сирена милицейского автомобиля взвыла над самым ухом. Семь или восемь раз прозвучал длинный гудок.
— Ну, ну, ну, — бормотал Бирюковский.
И тут прозвучал один короткий гудок, и телефон отключился. Бирюковский, как ни пытался, так и не смог вспомнить, автоматически отключается телефон после восьмого гудка или там кто-то нажимал на кнопку. Но тем не менее он вздохнул с облегчением и отодвинул, даже брезгливо оттолкнул телефон на середину стола и поднял чашку. Трубка вертелась, как в детской игре в «бутылочку».
«Куда же? Куда же укажет черный конец антенны?»
Трубка сделала еще пару оборотов и указала черным отростком антенны прямо на Льва Даниловича.
— Будь ты неладен! — буркнул Бирюковский.
«Что-то я стал суеверным. А ведь раньше не верил ни в Бога, ни в черта и даже людям не верил. Правда, а и сейчас им не верю», — успокоил себя Лев Данилович.
Но допить вторую чашку ему не дал все тот же телефон. Он разразился сигналом, настойчивым и противным.
— Будь ты…
Бирюковский взял трубку и включил аппарат. Он не говорил, что он слушает, просто прижал его к левому уху, грея ладонь правой руки о гладкий фарфор заварника с голубоватыми драконами.
— Лева, ты? — услышал он знакомый голос.
— Я, — сказал Бирюковский.
— Как ты жив-здоров?
— Ты имеешь в виду вчерашнее?
— Ну да, вчерашнее или, вернее будет сказать, сегодняшнее.
— Я отлично.
— А у меня башка болит, аж некуда деться.
— Какого черта ты мне звонишь, если у тебя болит башка?
— Знаешь, Лева, мне было бы приятно услышать, что и у тебя болит, что тебе хуже, чем мне.
— Не дождешься, — захохотал Бирюковский, уже окончательно приходя в себя.
— Слушай, Лева, я вот что думаю… В Москве сейчас холод, да и вообще противно. Не дернуть ли нам с тобой в теплые страны?
— Хорошая мысль, — пробурчал Лев Данилович, — а главное, своевременная. Знаешь, я буквально час назад об этом же думал. Посмотрел в окно, как увидел всю эту мерзость, а тем более как вспомнил вчерашний вечер и всю круговерть, так мне сразу же захотелось бросить родину к чертовой матери, уехать и не возвращаться.
— Ну, это ты брось. Куда же ты уедешь от нашего бардака? Там ты никому не нужен, а здесь ты человек.
— Я везде человек, — сказал Бирюковский, — у меня деньги есть.
— Двинем в твой санаторий, я за все плачу.
— За все уже давным-давно заплачено, — уточнил Лев Данилович. — Ас кем ты еще хочешь ехать? — спросил у своего невидимого оппонента.
— Я хочу поехать лишь с тобой, там и дела порешаем, планы на будущее…
Бирюковский скривился. Разговор принимал деловой оборот, чего ему не хотелось.
— Слушай, давай при встрече поговорим о работе, при личной встрече.
— Что, телефону не доверяешь?
— Не доверяю, — признался Бирюковский.
— И правильно делаешь, я тоже не доверяю. А все-таки жаль Савелия, непонятно все это случилось. Я тут с одним генералом из МВД разговаривал, и знаешь что он мне сказал?
— И знать не хочу, — ответил Бирюковский.
— Так вот, генерал сказал, никакое это не самоубийство.
— Ты хочешь меня этим удивить?
— Нет, хочу напугать, — сказал абонент, — хочу подтолкнуть тебя к скорейшему отъезду хотя бы на пару недель.
— Да, скорее всего, поедем только на Новый год вернемся, его надо с елкой и снегом встречать, а не под пальмами на песке.
— Елку мы можем организовать и там.
— Так-то оно так, — вздохнул Лев Данилович Бирюковский и принялся рассматривать свой любимый бриллиант. От этого он чувствовал себя более уверенно и голос его даже потеплел, — елка мохнатая.
— Может, тебя там, Лева, по колену какая-нибудь красотка гладит или чуть выше?
