Александр Тамоников - Честь офицера
Великанов уснул только к утру, если сном можно назвать короткое тревожное забытье.
Но в 14.00 он, в полной форме, сосредоточенный и готовый к действиям, вошел в кабинет генерала Конева.
ГЛАВА 2
Николай проснулся в 6.00, как делал это всегда, независимо от того, какой предстоял день, рабочий или выходной.
Он проснулся и сразу же почувствовал – погода наконец изменилась. Не было жары!
Рыбанов встал, в одних плавках подошел к окну, посмотрел на термометр, висевший за стеклом. Так и есть! Вместо обычных за последние недели 28 – 30 градусов выше нуля прибор показывал всего двадцать два. И по улицам гулял ветер, разогнавший удушливый смог горящих в окрестностях торфяников и лесов. Николай раздвинул простенькие шторы, раскрыл окно спальни, если таковой можно было назвать комнату, весь интерьер которой составляла двуспальная кровать да небольшой коврик.
В лицо сразу же ударила приятная свежесть.
Старая береза, воспользовавшись случаем, устремила свои ветви в жилище Рыбанова. Ее когда-то посадил сам Николай. Давно, в день выпуска из военного училища. И росло дерево уже двадцать два года! Подумать только, двадцать с лишним лет разделяло его сейчас от того солнечного, но не жаркого июльского дня восьмидесятого года, когда здесь, в этой квартире, тогда еще веселой, уютной и праздничной, он, Рыбанов Николай Андреевич, впервые надел парадную форму лейтенанта воздушно-десантных войск.
И здесь же, после торжественного выпуска на центральной площади города, но перед тем, как пойти в снятое на вечер кафе, они, закадычные друзья Николай Рыбанов, Сеня Великанов и Лешка Фомин, обмыли свои первые звездочки под радостные аплодисменты будущей жены Николая Надежды! Даже, можно сказать, не будущей, а настоящей супруги, так как свадьба была назначена на следующий день и с неделю, если не больше, они жили вместе! На это событие уже прибыло много родственников как с его, так и с ее стороны, радовавшихся удачному браку и включившихся в праздник. Квартира гудела как улей! Кругом царили смех, радость, счастье!
Вот тут, на этом самом подоконнике, они, состоявшиеся офицеры, и распили бутылку шампанского со звездами на дне огромных фужеров.
А потом еще живой отец, также кадровый военный – полковник в отставке, пригласил молодых людей вниз, на улицу, где Николай и посадил маленькую березку. Чтобы навсегда оставить в памяти эти необыкновенные дни. Дни, когда и Рыбанов-младший стал офицером и главой семьи!
Да, тогда еще радость жила в этом доме, как и жила она у соседей, родителей Лехи Фомина. Его одноклассника, однокурсника и однополчанина, как потом оказалось. Сеня же отправился продолжать учебу в какое-то заведение КГБ, но и его судьба привела в тот полк специального назначения, где служили Рыбанов с Фоминым.
Как давно, и в то же время будто вчера, все это было?!
Но прошли десятилетия, и все изменилось.
Сейчас Рыбанов не был офицером, хотя по возрасту мог еще служить, сейчас он не был женат, да и квартира, когда-то казавшаяся тесной, опустела.
После развода Надя переехала к своему новому мужу. Рыбанов настаивал, чтобы она забрала с собой и всю мебель. Она отказалась. Но и он не хотел, чтобы хоть что-то в квартире напоминало об их совместной жизни. Надежда осталась непреклонна, она просто ушла, а Николай нанял грузовик с грузчиками и вывез все на свалку. Такой уж был у него характер!
Теперь квартира практически пустовала. Старый шифоньер, платяной шкаф, телевизор, катушечный еще магнитофон, софа, пара кресел и настенный ковер – все, что осталось от покойных родителей. Это в зале. Во второй комнате – спальня, а в третьей вообще ничего не было. На кухне, в соседстве со столом и двумя табуретами, тарахтел древний холодильник «Орск», приобретенный еще до появления на свет самого Рыбанова.
Вот что сейчас представляло собой некогда наполненное счастьем любящих друг друга людей жилище капитана запаса…
Одно оставалось постоянным в квартире – чистота! Приученный к порядку, Николай следил за ней так, как не следят самые чистоплотные домохозяйки.
Рыбанов побрился, принял душ, надел джинсы и майку, прошел на кухню. Перекусил бутербродом с чаем, закурил.
Сегодня было воскресенье, 21 июля 2002 года, и этот день принадлежал Лехе.
Николай, взяв с вечера приготовленную спортивную сумку, вышел из дома.
На малом рынке купил у старушек два небольших венка и четыре гвоздики, сел в трамвай, который доставил его к городскому кладбищу.
Прошел к могилам отца и матери, постоял молча. С гранитных плит, увенчанных небольшими крестами, на которые Николай повесил венки, на него как-то сожалеюще смотрела мать, сурово – отец. Они словно осуждали его, в то же время жалея. За что? За то, что он так бездарно прожил половину своей жизни? За то, что потерял все, что можно было потерять? Что ж, они были правы. Родители в отношении детей всегда правы.
Николай поклонился могилам, вышел на центральную аллею.
Ветер усиливался, но был теплым, и все же приближение то ли ливня, то ли грозы ощущалось. Воздух был насыщен влагой. Да и после нескольких недель настоящего пекла, в котором испарение озер и рек шло интенсивно, скопившаяся наверху вода просто не имела другого выхода, кроме как обрушиться обратно на землю, подтверждая этим закон круговорота воды в природе.
Лишь бы это произошло не сейчас, не в ближайшие часы. Но птицы еще летали высоко, ветер гнал рваные облака. Раскатов грома не слышно. Поэтому, судя по всему, живительного дождя ранее чем через несколько часов ждать не приходилось.
Сойдя с аллеи, Николай прошел по узкой дорожке к высокому обелиску с красной звездой на вершине.
Снял цепь каменной ограды, положил на плиту цветы, встал перед памятником.
С фотографии ему улыбался так и оставшийся навсегда двадцатичетырехлетним Леша Фомин. Надпись внизу блестела позолоченными буквами:
Гвардии старший лейтенант ВДВФОМИН АЛЕКСЕЙ АНДРЕЕВИЧ22.05.59 – 21.07.83Трагически погиб при исполненииинтернационального долгаВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!Могила друга была ухожена, рядом скамейка с маленьким столиком.
Николай поздоровался:
– Привет, Леха!
Присел на скамейку. Достал из сумки бутылку водки, три стакана, нехитрую закусь. С минуты на минуту должен был подойти Сеня Великанов.
Рыбанов налил один стакан, положил на него кусок черного хлеба, круто сдобренного солью, установил его к подножию обелиска. Сел на скамейку, закурил.
Подполковник областного управления федеральной службы безопасности задерживался. Ничего не поделаешь, служба. Но приедет он обязательно, хоть на секунду, но Фому в этот день навестит.
Это он, Николай, который год как птица вольная живет, что захочет, то и делает. Живет, как живется, и за жизнь такую особо не держится.
Да и ради кого было жить? Ради себя? А что ему нужно в этой жизни? …Ничего! Лучше уж бы в том афганском ущелье, носившем названье Дикое, вместо Лешки под очередь «духа» попал он, Рыбанов! А Фома жил бы! Может, у него жизнь сложилась бы? Хотя, черт его знает, что могло бы быть, а чего нет!
Николай помнил тот бой в мельчайших подробностях, потому что в нем пал его друг старший лейтенант Фомин, или Фома, как в обиходе его звали офицеры полка.
Это случилось жарким июльским днем, как раз двадцать первого числа, когда батальон, где командирами рот служили Фомин и Рыбанов, разбившись на ротные колонны, выдвигался в район боевых действий. В Дикое ущелье. Где по данным разведки сосредоточилась крупная, до трехсот штыков, группа душманов. Выдвигался с целью уничтожения противника.
Третью роту тогда вел старший лейтенант Великанов, «особист» полка. Это было исключением из принятых правил. Подразделение, в отсутствие штатного командира, принимает его заместитель или командир первого взвода, но Сеня напросился в рейд сам. Ему не отказали. Кто же ему откажет, старшему оперуполномоченному КГБ при части? Роты вышли в заданный район вовремя. Осталась малость, двум подразделениям подняться на пологие хребты, чтобы потом, пройдя небольшим маршем по вершинам ущелья и его дну, фланговыми и фронтальной атаками ударить по врагу, который находился в зоне расширения ущелья, у небольшого кишлака, в ожидании подхода дополнительных сил. Этот подход, по замыслу нашего вышестоящего командования, планировался на завтра, 22 июля, но моджахеды подошли раньше. И двести пятьдесят десантников атаковали группировку, по меньшей мере в три раза превышающую их по количеству живой силы.
Конечно, преимущество в занятии господствующих высот и внезапность атаки десантников с фронта и склонов сыграли свою роль, но кардинально переломить сложившуюся угрожающую обстановку не могли.
Десант попал в капкан.
И вырваться из него можно было, только собрав все силы в единый кулак и идя на прорыв в тыл «духов». Отход или переход к позиционному бою в ожидании сил поддержки означали бы неминуемую гибель батальона. Силы десантников таяли, а «духи» все продолжали получать подкрепление, хрен их знает, откуда бандитов черт нес! И теперь уже сами душманы занимали господствующие высоты, вытесняя десантников к кишлаку. Появились, правда, вертолеты огневой поддержки «Ми-24», но только для того, чтобы сгореть в небе от американских зенитных комплексов «стингер». Штурмовая авиация помочь ничем не могла из-за плотного контакта десантников и «духов».
