Александр Золотько - Мент для новых русских
Егоров заглушил мотор.
Гринчук молча массировал шею, закрыв глаза.
– Жарко, – сказал Егоров, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Ага, – кивнул Гринчук.
– Так чего мы сюда прикатили?
– Встреча у меня здесь с осведомителем. Появился стукачок у меня возле Бороды, – пояснил Гринчук.
– А я тебе зачем? – спросил Егоров.
Встреча с осведомителем всегда была актом, можно сказать, интимным, присутствовать на ней постороннему всегда считалось неприличным. Опера своих стукачей не светили, а уж Гринчук особо славился своей скрытностью. Ходили слухи, что у него осведомителей чуть ли не полторы сотни, но это были только слухи. И еще свежи было воспоминания о том, как Гринчук пинками гнал молодого опера, который попытался шутки ради проследить за ним во время такой вот встречи.
Сейчас же Гринчук привез постороннего сам.
Егоров оглянулся. Никого. Место было пустынным и до этого лета, но после того, как в пруду нашли несколько трупов, люди сюда приезжать перестали. И трупы, кстати, эти попытались навесить именно на Бороду.
Кто-то умудрился заснять на видеопленку, как Борода душил очередную свою жертву. Была у него привычка собственноручно затягивать удавку на шее провинившегося подчиненного или попавшегося врага. Пленка попала в милицию, милиция пришла к Бороде…
– Ты слышал, как залетел Дятлов? – неожиданно спросил Гринчук.
– Жека?
– Жека.
– А что у него?
– В зоопарке муфлон пропал… – лениво протянул Гринчук, – ну и Жеку отправили посмотреть на предмет отказа в возбуждении. На хрена нам еще муфлона искать. Съели его уже, понятно даже и ежу.
– Однозначно, – кивнул Егоров.
– Походил Дятлов с сопровождающим по зоопарку и усмотрел, что пеликаны сидят в открытом вольере. И, что Жеку поразило, не улетают. «А чего это, – говорит Жека, – пеликаны у вас не улетают?» А потому, объясняют ему, что пеликанам крылья подрезаны. Не могут они.
– А он что, не знал? – засмеялся Егоров.
– Обычным умом, – глубокомысленно произнес Гринчук, – осознать все, чего Дятлов не знает – невозможно. Так вот, почесал Жека в репе своей и спрашивает, а у муфлона, мол, крылья были подрезаны?
Егоров от неожиданности прыснул. Гринчук кивнул.
– Да, а вот наивный служитель зоопарка не осознал, с кем имеет дело, посему честно сообщил, что крылья у муфлона подрезаны не были.
– И? – борясь со смехом спросил Егоров.
– Ну, Жека и написал им в отказе, что дело возбуждено не будет, в связи с тем, что у муфлона не были подрезаны крылья. Вчера ребята копию по кабинетам размножили. Тебе не заносили?
– Нет, – помотал головой Егоров. – Ну, Жека…
– Да, он у нас такой, лейтенант Дятлов. Он у нас еще и не такое может. Помнишь, как он протокол составлял о мужике, который на своей жене умер?
Егоров снова захохотал.
– И где твой стукач? – отсмеявшись, спросил он.
– Скоро подойдет, – пообещал Гринчук.
Машина нагрелась под солнечными лучами, Егоров открыл дверцу. Близость пруда не ощущалась совершенно.
– У тебя ствол на постоянном ношении? – спросил Гринчук, лениво прикрыв глаза.
– Да.
– А ну, дай гляну.
– Чего там смотреть…
– Ну не жмись, дай посмотрю, – Гринчук протянул руку.
Егоров достал свой пистолет и положил его на руку капитану.
Гринчук покачал оружие на ладони, словно прикидывая его вес, потом взял пистолет в руку, большим пальцем сдвинул предохранитель:
– Без патрона в стволе?
– А где ты видел идиота, который таскает на себе пистолет с патроном в стволе? – вопросом на вопрос ответил Егоров.
– Я вот, например, – сообщил Гринчук и передернул затвор. – Выходи из машины.
– Шутишь?
Пистолет грохнул над самым ухом Егорова, пуля ударилась в ствол дерева слева от машины. Егоров взвыл от неожиданности.
– Я говорю – из машины, – сказал Гринчук, и Егоров понял – капитан не шутит. – Выходи строиться. И не вздумай бежать.
Егоров облизал разом пересохшие губы. Он помнил, как Гринчук в тире демонстрировал стрельбу в движении. В опера Гринчук пришел из спецназа и навыки свои поддерживал постоянно.
– Аккуратно вылезаем из машины, – сказал Гринчук, сопровождая каждое движение Егорова стволом пистолета, – и садимся на травку спиной к дереву. А мы тем временем…
Капитан извлек из кармана наручники и приказал Егорову защелкнуть их на щиколотке правой ноги.
– Смотрел французский фильм «Продажные»? – спросил Гринчук присаживаясь на водительское сидение «жигулей» напротив Егорова.
Локоть правой руки с пистолетом он положил на руль. Дуло уставилось между глаз Егорова.
– Так смотрел? – переспросил Гринчук.
– Нет, – прошептал Егоров. – Ты с ума сошел?
– Так вот в этом фильме полицейский показал своему молодому напарнику, что с браслетом на ноге далеко не убежишь. Это я так, на всякий случай.
Рядом с ними, возле самых ног Егорова, пробежала серая по причине летнего времени белка.
– Так о чем это я? – Гринчук проводил зверька взглядом и почесал левой рукой кончик носа. – Ах, да, о стукачах. Ты в курсе, что Бороду сегодня утром отпустили?
– Отпустили? – попытался удивиться Егоров.
– На все четыре стороны. Кассетка накрылась. Единственное доказательство его вины пропало из кабинета в райотделе милиции. И у Гены Загоруйко будут очень большие проблемы. Не уберег и так далее. Правда, грустно?
Егоров напрягся.
– Да ты не принимай все это слишком близко к сердцу, Валечка, – улыбнулся одними губами Гринчук. – Тебя это не коснется никак. На тебя никто и не подумает даже.
– А что на меня думать? – выдавил Егоров, лихорадочно пытаясь понять, что именно задумал ненормальный капитан.
– Дай-ка мне свое удостоверение, – попросил Гринчук.
– Зачем?
– Я могу его и сам забрать, потом, но не люблю в карманах покойников копаться. Брезгую, – спокойно пояснил Гринчук.
Очень спокойно. Настолько спокойно, что Егоров сразу поверил ему и торопливо достал из кармана удостоверение и бросил капитану.
– Дурацкая жизнь, – покачал головой Гринчук. – Один капитан милиции целится в голову другому капитану милиции. Как в плохом иностранческом кино. А ведь мы с тобой, Валя, очень похожи. Местами. Я бы сказал, диалектически похожи. Я старше тебя почти на десять лет, но оба мы капитаны. У меня карьера не клеится, у тебя идет успешно, но обоим нам майорами не быть. Обидно?
– Ты с ума сошел, Гринчук, – выкрикнул Егоров.
– Ни в коем случае, – досадливо поморщился Гринчук. – Совершенно нормален.
По трассе, мимо лесопосадки пронеслась машина. Капитан прислушался, поцокал языком.
– Крутая тачка пошла, крутых мужиков повезла, похоже.
* * *Владимиру Родионычу и в голову бы не пришло называть себя или Полковника крутым мужиком, но в крутой тачке мимо двух капитанов милиции проехали именно они.
Владимир Родионыч лениво смотрел на проносящиеся мимо деревья, и чуть прищурился, когда, отразившись от поверхности небольшого пруда, солнечный луч ударил его по глазам. «Жигули» и двух человек возле них, Владимир Родионыч не заметил.
– И долго вы будете играть со мной в тайны и загадки? – спросил он у Полковника.
– Еще совсем чуть-чуть.
– Никогда не замечал за вами склонности к таинственности и загадкам.
– А что вы за мной замечали? – с улыбкой поинтересовался Полковник.
– Ну… Не всем же быть наблюдательными, как кадровые военные, – развел руками Владимир Родионыч.
– Вот это главное, что меня смущает в последнее время, – сказал Полковник. – В армии я все время ощущал себя глубоко штатским человеком. Я так и не научился толком отдавать приказы и находить удовольствие в беспрекословном подчинении. Финансовая служба – это финансовая служба. Это вам не воздушно-десантные войска. Я с трудом дождался пенсии и с удовольствием на нее вышел. Не поверите, но когда я узнал, что последние лет пять военной карьеры работал на жутко секретный проект, был сильно удивлен. И когда выяснилось, что практически все участники этого проекта либо умерли, либо пропали без вести, я даже не смог толком испугаться. К счастью, секретность проекта заключалась не в его финансировании, а в его тематике и исполнителях, о чем я имел самое отдаленное представление.
Полковник достал из кармана пиджака ручку и задумчиво покрутил ее в руках.
– Но когда я попал на гражданку и был принят в высшее общество вначале на правах обслуживающего персонала, а потом и на правах младшего партнера, тут оказалось, что с точки зрения этого самого общества, я чуть ли не военная косточка. В армии меня все, даже солдаты называли по имени-отчеству, а здесь я сразу и, похоже, навсегда стал Полковником. И теперь мне ужасно не хватает простоты и понятности армейских взаимоотношений.
– Упал – отжался… – подсказал Владимир Родионыч.
– Нет. Это – внешнее. В армии самое главное то, что в любой момент понятно кто и за что отвечает. Пусть с перегибами, пусть иногда глупо. Но – отвечает. Часовой обязан. Часовой не имеет права. Беспрекословно, точно и в срок.
