Евгений Костюченко - Гарнизон не сдается в аренду
Когда они все же появятся здесь, надо будет им указать на этот досадный дефект. Если только они появятся. Сколько их, таких институтов, еще будут окидывать жадным глазом наше таежное…»
Он не успел закончить фразу, потому что в комнату дежурного ввалился мичман Б. М. Поддубнов, оглушительно шурша дождевиком.
— Придется сетку ставить. Обнаглела рыба, не клюет, и все! — возмущался Борис Макарович, стягивая резиновые ботфорты, в которых он еще до зари отправился на рыбалку. — Ни одной поклевки! Придется ставить сетку, а то нечем будет гостей кормить, если они приедут.
— Сетку? А смысл? — спросил Вадим Гранцов. — Если рыба ушла, ее сеткой не догонишь.
— Ну, может быть, пяток окуней да пара дурных щук застрянет. Будем ставить сетку, — решительно заявил Поддубнов, однако почему-то продолжал раздеваться. — Прямо сейчас и поставим.
— Прямо сейчас?
— Незамедлительно. Прямо сейчас и поставим. А я пока в сауне погреюсь. Задубел на озере, и хоть бы одна поклевка! — пожаловался Поддубнов, ласково похлопывая себя по могучим грудям, покрытым медной шерстью. — Бери моторку, бери Керимыча и ставь сетку. Встречаемся в бане. Вопросы есть? Вопросов нет.
К бане вела дорожка, вымощенная булыжником. В эти дождливые дни над черепичной крышей бани постоянно стелился дымок из широкой трубы — приходилось подтапливать печку, просушивать и проветривать. Потому что главная задача банного гарнизона оставалась неизменной, как и задача всех остальных гарнизонов, от дачных до ракетных, — поддерживать постоянную боеготовность.
Вадим Гранцов с легкой завистью проводил взглядом Поддубнова, который беззаботно шагал себе голым под дождем, цокая по булыжникам деревянными самодельными босоножками. Вот сейчас мичман войдет в полутемное пространство, насыщенное густым запахом теплых досок и веников, ромашки и хвои. И будет ему хорошо. А ты тут сетку ставь под дождем.
Он переключил телефон на автоматический прием факсов. Так поступал каждый дежурный, отлучаясь по служебной либо внеслужебной надобности. В старые времена приходилось оставлять трубку снятой, однако современный способ гораздо удобнее. Нажал на кнопочку — и ни один гад не докажет, что тебя не было на месте. Спасибо тебе, страна Япония, спасибо, Панасоник-сан.
Гранцов спустился к причальной стенке, чтобы приготовить лодку.
— Еще один рыбак нашелся, — сказал Доктор Керимов своей собаке, наблюдая из-под вертолета, как Гранцов заливает бензин и укладывает сетку. — Слушай, честное слово, не дают спокойно работать!
Когда же Гранцов уже хотел запустить движки, Доктор Керимов забрался к нему в лодку и предложил:
— Спорим? Ничего не поймаешь. Спорим?
— Чего спорить? И так понятно, — махнул рукой Гранцов.
— Есть другой вариант, — Керимов оглянулся и продолжал, понизив голос. — Сетку можешь не брать. Я одно место знаю, рыба сама в лодку прыгает.
— Заглянем и в твое место, — согласился Гранцов. — Но сначала мы все-таки выполним приказ вышестоящего начальника.
Керимов скептически ухмыльнулся и оттолкнулся веслом от бревенчатого причала. Движки слаженно чихнули, взбили желтую пену, и моторка поскакала по мелкой ряби. Гранцов вел ее вдоль берега, высматривая ориентир для поворота, старую караульную вышку.
— Слушай, Димыч, а форель вкусная рыба?
— Как приготовишь.
— Лучше, чем осетрина?
— Не знаю. А что?
— Ничего. Просто интересуюсь.
— В озере нет форели. И осетрины тоже, — заметил Гранцов. — Да, похоже, и вообще никакой рыбы нет, если даже Макарыч пришел пустым. День сегодня такой. Пустой день.
— Для настоящего профессионала, — важно сказал Доктор Керимов, — не бывает пустых дней.
Гранцов с усмешкой покачал головой, но промолчал. Сам он себя крутым рыбаком не считал, потому что занимался на Базе, в основном, охотой. Если бы Керимов заикнулся о рябчике, кабане или лосе, Вадим знал бы, что ему ответить. Рыбу же поставлял к столу Поддубнов, и поставлял исправно, пока ему не изменяло рыбацкое счастье. Впрочем, защищать его репутацию от нападок Керимова Гранцов не собирался, потому что понимал — попутчик просто подбивал его к дискуссии, чтобы скоротать время.
Они все-таки поставили сетку, после чего Керимов скомандовал:
— А теперь давай на тот берег. В деревню.
Вадим Гранцов посмотрел на него с уважением. Мало кто знал, что на другом берегу озера пряталась за скалами заброшенная деревня. Ее не было видно с Базы, к ней не вели никакие дороги, и даже на карте она обозначалась только как одиночное строение.
— В деревню? — переспросил Гранцов. — Час туда-обратно. А что мы скажем БМП?
— Э, — всплеснул пальцами у виска Керимов. — Ничего не скажем. Скажем только: «Забирай свою несчастную рыбу и кушай сам, все равно никаких гостей не будет».
— Я думал, что в деревне никого не осталось, — Гранцов развернул моторку и выбрал ориентиром светлую полоску песчаного обрыва на другом берегу. — Но даже если и живут там несколько старушек, откуда у них рыба?
— Слушай, какие старушки? Тебе рыба нужна или старушки?
— Одно другому не мешает.
— Особенно, если старушка лет тридцати, да?
Керимов громко расхохотался, придерживая одной рукой кепку, а вторую подставив ладонью кверху под шлепок гранцовской ладони.
— Эх, Димыч, жалко, что мы раньше не встретились. Я бы тебя с такими девочками познакомил… Какие у меня студентки были! Бриджит Бардо, честное слово! Сыграли бы свадьбу сначала по нашему закону, потом по русскому, весь Баку сидел бы за твоим столом…
— А что, сейчас мне уже поздно играть свадьбу?
— Свадьбу играть никогда не поздно, — помрачнев, ответил Керимов. — Только бакинцев за нашим столом уже не будет. Настоящих бакинцев больше нет.
Он прорычал что-то на родном языке и начал загибать пальцы, ругаясь:
— Этого Горбачева! Этот Народный Фронт! Этих дашнаков! Как мы жили, как мы жили! Какой был Баку!
Доктор Исмаил оглы Керимов родился в карабахской деревне в семье простого председателя колхоза. Было у Доктора несколько сестер и три брата: Тельман, Союз и Местком. Тельман был старшим братом, поэтому стал агрономом и должен был — лет через сорок-пятьдесят — сменить отца на председательском посту. Союзу и Месткому выпало продавать помидоры — понятно, за прилавком они не стояли. А Доктора по разнарядке зачислили в московский вуз.
Доктор не оправдал надежд, навязанных ему вместе с именем. Он не стал ни врачом, ни большим ученым. Не пошел ни по юридической, ни по партийной части. Да еще и женился на русской. Правда, жена была бакинкой в пятом поколении, и это отчасти смягчало нетрадиционность его выбора. Но только отчасти. Потому что сыну председателя полагалось жениться на дочке секретаря райкома, не меньше.
Тем не менее, родня и земляки могли им гордиться. Он стал первым выходцем из района, защитившим кандидатскую диссертацию. Кроме того, на весь район он был единственный мужчина, способный выговорить: «автоматизированные системы управления». Но, конечно, больше всего земляки гордились тем, что Доктор работал в большом Бакинском институте и жил в большой Бакинской квартире (хоть и у жены). Это означало, что у любого мальчишки из этого района теперь есть свой человек в Баку, есть свой уголок в центре города, и есть своя узенькая калитка в неприступной крепости высшего образования.
Но недолго радовались земляки, недолго и сам Доктор наслаждался чистой наукой. Началась война за Карабах… Когда оставаться на родине стало опасно, он собрал все свои регалии, прикупив еще дипломы медвуза и юрфака, и отправился в Ленинград. Доктор принципиально не хотел пользоваться помощью диаспоры (тогда, в 90-м, еще малозаметной), и обивал пороги фирм и кооперативов, хоть как-то связанных с компьютерами. Он методично ходил на собеседования и конкурсы, пока однажды не встретил особо продвинутого менеджера по персоналу.
Холеный белокожий очкарик, перелистав резюме, долго пытал Доктора по-русски и по-английски, по Паскалю и Лексикону, по Фигурнову и черту в ступе, и, наконец, сказал: «О кей. А теперь назовите четыре причины, по которым я должен принять именно вас». Доктор Керимов привстал, набрал воздуха и попытался мысленно сосчитать до двадцати. Но уже на счете «пять» он вдруг обнаружил, что стоит над опрокинутым столом, и, загибая пальцы, перечисляет родственников кадровика, и не только перечисляет, а еще и сообщает их параметры и произведенные над ними операции, причем операции эти проводил якобы лично сам Керимов.
Очнулся он почему-то в бане, где рыжий бородатый гигант посоветовал ему сменить профессию. «Я больше ничего не умею», признался Доктор. «Научим», пообещал Поддубнов…
Когда моторка накатилась на песчаный берег, Доктор Керимов сказал:
