Юлия Латынина - Бандит
— А у меня комната для гостей.
— Нет, Саша, спасибо. Я доставил тебя по назначению, убедился, что в подъезде никто не караулит, что при хате тоже нет субъекта с кирпичом на изготовку… Бывай. Мы с тобой поговорили надолго.
— Валера! Валера! Погоди!
Шакуров сбежал вниз по лестнице и догнал друга на площадке.
— У меня действительно нет этих денег. Понимаешь? Нету! Даже если бы я вытащил их из фирмы, меня бы самого выкинули за окошко! Но я найду человека, который даст их тебе.
— Честного человека. — Сазан! Я действительно найду! Землю буду рыть!
— До свиданья, Саша.
Шакуров некоторое время смотрел в темноту, слыша, как затихают внизу шаги приятеля, а потом решительно поднялся на площадку и надавил на кнопку звонка.
На следующее утро Валерий оделся в свою новую кожаную куртку, в старые штаны и кроссовки и вышел из дома. Наряд тот не очень соответствовал имиджу преуспевающего бизнесмена, будущего директора фирмы, и больше всего портил этот имидж громадный фингал под глазом. Но Валерий никогда не встречался с крупными руководителями фирм и об этом несоответствии был совершенно не осведомлен. Но о синяке он помнил прекрасно. Именно по этой причине он решил не спешить заявиться в участок, где ему надо было отметиться по прибытии на место жительства. Еще пристанут.
Валерий поплутал по темным дворам, прошел задами школы, в которую когда-то они ходили вместе с Сашком, и спустился, с черного хода, в магазин «Продукты». Года два или три его мать работала продавщицей в этом магазине. Впрочем, она во многих местах работала то продавщицей, то буфетчицей. Мать брала маленького сына с собой, и Валерий помнил усатых тараканов среди колбасы и то, как мамка приносила в буфет батоны хлеба, чтобы продать побольше левых бутербродов. Она учила его разбавлять сметану кефиром и сок водой. Однажды в буфете перекрыли воду, и сок пришлось разбавлять водой из бачка унитаза.
Магазин не изменился. Никаких не завелось в нем валюток или парфюмерных углов, все так же в раскрытую дверь подсобки можно было увидеть уголок торгового зала, где на полке кис кусок древней брынзы, а у кассового аппарата, загородившись счетами, отдыхала кассирша.
Первой его узнала продавщица Люба.
— Валерочка, — сказала она, — посмотрите, девочки, кто к нам пришел!
Две или три старые продавщицы, помнившие Машку-пьяницу, окружили Валерия.
— Валерочка, — нежно продолжала Люба, прижимая его к необъятной груди, кокетливо забранной грязным льняным фартучком, — я ведь тебя вот таким еще помнила, — и Люба показала пальцами, каким маленьким он был. — А теперь, — продолжала она, — у тебя, пожалуй, мужское достоинство и то побольше, а? Продавщицы хихикнули.
— А ну, Валерочка, покажи, какой у тебя птенчик вырос, — как влюбленная, ворковала Люба.
Валерий мягко высвободился из ее объятий, уперев Любу в необъятную пирамиду из коробок с голландским маслом.
— Позже, Любочка, покажу, — сказал он, подмигивая, — за нами не пропадет, а кто сейчас магазином заведует? Не Павел Иваныч? — Как заведовал, так и заведует, — вмешались в разговор продавщицы.
— Ни одна ревизия не берет его, кота старого.
Валерий решительно прошел по коридору, ткнул в белую, облупившуюся дверь и оказался в комнатке, служившей кабинетом заведующему магазином Павлу Ивановичу Лазуткину, по прозвищу Кот, полученному им то ли за свою крайнюю осторожность в финансовых операциях, то ли за свою любвеобильность, ибо было известно, что редкую из своих продавщиц он не трахал прямо в подсобке, на ящиках с маргарином или мешках с мукой.
Павел Иванович разговаривал по телефону, делая какие-то пометки в лежащей перед ним общей тетрадке, и глаза его при виде Валерия радостно округлились. Он сделал знак Валерию, приглашая присесть. Тот сел.
— Ну, — сказал Павел Иванович, бросив трубку, — зачем пожаловал, орел? Чем можем помочь? Продавцы нужны, грузчики тоже…
— Фирму я завести задумал, — сказал Валерий.
— Чего?!
— Фирму. Торговать мороженым будем.
— Ну, а я тут при чем?
— А помещение мне нужно, чтобы мороженицу поставить? А у вас, я помню, левый подвал всегда был пустой. Опять же — сахар нужен, молоко, сливки… может, познакомите, где покупать, поделимся…
— А бабки у тебя-есть?
— Бабок нет. Но будут.
— Откуда?
— Было бы желание, а бабки найдутся.
Павел Иванович с сомнением поглядел на молодого парня в кожаной куртке и с бритой головой, развалившегося перед ним на старом покалеченном стуле. Особенно испытующе задержался его взгляд на огромном фингале под глазом.
— А давно ты вышел? — спросил Павел Иванович.
— Вчера в Москву подвалил.
— Долго ж ты сидел?
— От звонка до звонка. Полтора года.
— Чего раньше не выпустили?
— Зона такая попалась. Одна отрицаловка. Не за что было нас выпускать. На нас ОМОН упражнялся. Отрабатывал приемы уж не знаю для чего, демонстрации, что ли, давить.
Павел Иванович подумал. Конечно, он сразу мог бы выгнать этого сумасшедшего парня, который вот так просто вперся в его подсобку, сам без денег, вчера от хозяина и требует отдать ему производственную площадь в центре Москвы. Но что-то останавливало старого Кота. И этим что-то был фонарь под глазом.
— А откуда фингал? — спросил Павел Иванович.
— Подрался вчера.
— С кем?
— Да так. За кореша заступился.
— А за что его били?
— А я не спрашиваю, за что моих корешей бьют.
— И сколько же их было?
Валера растопырил три пальца.
— И со всеми справился?
— Значит, справился. — Это где ж ты так насобачился? — поразился Павел Иванович, а потом вспомнил сам: — Ах да, Машка говорила, ты же из ограниченного контингента…
И с уважением поглядел на парня, цепко отмечая широкие плечи, крепкие, даже в зоне не пропавшие буфы мускулов и плоский, как бетонная шпала, живот.
— Кирпич можешь разбить? — с любопытством спросил заведующий.
— Могу, — лениво подтвердил Валерий, — хотите, я вам эту стенку разобью? Головой?
— Э-э, стенку не надо, — испугался Павел Иванович, — эту стенку я и сам могу разбить, просто чудо, что она пять лет назад не обвалилась!
— Так что, Павел Иванович, отдадите мне левый подвал?
— Будут деньги, будет и подвал. Нет денег — нет и подвала.
— Заметано, — сказал Валерий, поднимаясь.
Он уже шел к выходу, когда Павел Иванович окликнул его:
— Эй, Валерка, погоди.
Заведующий магазином протягивал ему пакет, видимо отложенный для кого-то: несколько банок тресковой печени, два сырка «виола» и бутылка водки.
— На, возьми, мамке передай. А то не захаживает к нам мамка-то.
— Нету больше мамки, Павел Иваныч. Отравилась она месяц назад.
Руки заведующего растерянно опустились.
— Отравилась? Вот те раз… Рядом живем… А я думал, она опять с этим… носатым… Ну все равно возьми. На поминки.
И решительно сунул в руки Валерия пакет.
Остаток утра Валерий употребил на то, чтобы навестить двух братьев-близняшек, Севу и Гену, живших в соседнем доме. Один из братьев слесарил на заводе, а зарплату ему не платили уже третий месяц. Другой, Генка, работал шофером; с деньгами у него было более или менее в порядке, — то сдерет лишнее, то подкалымит, однако Генка был человеком слабым и каким-то вялым, как забытый в холодильнике пучок салата, и на автобазе у Генки из-за этого начались всякие неприятности; ему норовили подсунуть машину похуже, безобразничали в путевом листе и только вчера открутили им самим поставленный новый воздушный фильтр.
Сева с Генкой сказали, что они не прочь продавать мороженое. Вместе с Валерием они уговорили бутылку, подаренную заведующим, и добавили к ней еще одну. Впрочем, Валерий пил мало.
День складывался удачно, весьма удачно. Выйдя на улицу, Валера сунулся было в автомат — позвонить, но автомат не работал, другой тоже.
Валерий подумал, что умнее всего будет вернуться домой и позвонить оттуда, благо до дома — две подворотни.
Валера нырнул под арку, пробежал мимо обширной помойки и вступил в чахлый скверик, где трое юных граждан Страны Советов возводили в песочнице какой-то важный народнохозяйственный объект. Валерий пересек сквер и ступил на солнечную сторону улицы. Однако не успела кроссовка его коснуться тротуара, как сзади раздался крик:
— Эй, Нестеренко!
Валерий обернулся. Так и есть — к нему, переваливаясь по-утиному, спешил их участковый инспектор. Не переменился и даже не постарел, так и сидел, старая задница, на одном месте.
— А я-то думаю, кто это такой фасонистый идет по улице, — проговорил участковый, — никак краса и гордость наших мест, гражданин Нестеренко. Оказывается, он самый! Давно прибыли?
— Сегодня, — сказал Валерий.
— А у нас был сигнальчик, что вчера, из вашей же квартиры был сигнальчик, пьяным, говорят, пришли, прямо с вокзала, устроили дебош и угрожали.
