Виктор Доценко - Король Крыс
Но это только так казалось.
Бандиты из конкурирующих группировок, сидевшие в машинах, не сводили со своих старших глаз. Те стояли лицом друг к другу, энергично жестикулируя: видимо, разговор становился все более и более серьезным. Неожиданно в самый, казалось, неподходящий момент Хиля наклонился, чтобы завязать шнурок на ботинке, и собеседник не придал этому значения.
А зря.
Внезапно очаковский пружинисто выпрямился и быстро шагнул в сторону — в его руке тускло блеснул вороненый пистолет. На пустынном шоссе гулко прозвучал выстрел, и Гаврила навзничь свалился на грязный асфальт.
Это стало сигналом к взаимному истреблению. Первыми открыли автоматный огонь из серебристого «бьюика», и лобовое стекло головной «девятки» мелким дождем осыпалось внутрь салона. Но из второй машины коньковских по «бьюику» сразу же шуганули из нескольких помповых ружей, и спустя мгновение обманчивая подмосковная тишина наполнилась звуками автоматных очередей и одиночных выстрелов.
Противники явно не жалели патронов. Треск «Калашниковых» и уханье винчестеров заглушали звон разбиваемых автомобильных стекол. Скрежет металла, крики раненых — все это слилось в один леденящий душу звук.
Гаврила, не получивший даже царапины (спас бронежилет, предусмотрительно надетый под костюм), быстро отполз в придорожный кювет и, достав из кармана несколько лимонок, одну за другой швырнул их в сторону «пежо» — через миг асфальт содрогнулся от взрыва, над автомобилем взметнулся огромный ярко–рыжий столб пламени, и машина, подпрыгнув, неуклюже перевернулась набок. От горящего «пежо» шел нестерпимый жар, и жуткие крики горящих заживо очаковских заставили содрогнуться даже их недругов.
Тем временем уцелевшие коньковские, покинув исковерканные пулями «девятки», заняли огневую позицию в придорожном кювете — немногочисленные оставшиеся в живых противники переместились по другую сторону дороги, найдя укрытие за ржавым экскаватором.
Перестрелка приобретала затяжной позиционный характер. Небольшой открытый участок между кюветом и экскаватором простреливался отлично. Шквальный огонь с обеих сторон не позволял кому‑либо высунуться из укрытий даже на мгновение, и казалось, ничто не сможет перевесить чашу весов в ту или иную сторону.
Неожиданно на дорогу выкатил невесть откуда взявшийся «рафик» с кроваво–красной надписью «Скорая помощь». Приняв чуть правей, в сторону кювета, машина остановилась — появление микроавтобуса стало столь неожиданным для коньковских, что они на минуту замешкались, перестав стрелять.
Задняя дверца «рафика» медленно приподнялась, и из салона полыхнул огненный смерч. Стреляли в двух направлениях — по оставленным «девяткам» и по кювету: последний прекрасно простреливался вдоль, и это не оставляло коньковским никаких шансов.
Стрельба закончилась столь же внезапно, сколь началась, и над асфальтом, усеянным блестящими гильзами и густо политым кровью, воцарилась тяжелая, гнетущая тишина.
Победа очаковских была полной и безоговорочной, из коньковских, видимо, не спасся никто.
Но спустя минуту кровавая разборка в районе Можайского шоссе получила неожиданное продолжение.
Едва смолкли последние выстрелы, вдали на пустынном шоссе появилось несколько джипов — машины неслись прямо к месту недавнего сражения. Кавалькада внедорожников, обвешанных «кенгурятниками», фарами и лебедками, остановилась у догорающего «пежо», дверцы всех машин резко и синхронно открылись, и из автомобилей посыпались высокие, плечистые мужчины — в темно–зеленом камуфляже, черных вязаных шапочках «ночь», с короткоствольными «Калашниковыми» в руках.
В джипах прибыли бойцы СОБРа — специального отряда быстрого реагирования, обычно привлекаемого столичным РУОПом для подобных акций.
— Спокойно, братва, — послышался из динамика угрожающий голос, многократным эхом прокатившийся по пустому шоссе. — Мы из регионального управления по борьбе с организованной преступностью! Стволы на землю, руки за головы!
Поднаторевшие в подобных задержаниях сотрудники, безошибочно определив старшого, подбежали к истекавшему кровью Хиле и, заломив ему руки за спину, повалили на землю, безжалостно впечатывая лицом в жирную весеннюю грязь.
Тот не сопротивлялся.
На следующий день «Московский комсомолец», отличающийся завидной оперативностью, вышел с броской шапкой: БОЛЬШАЯ КРИМИНАЛЬНАЯ ВОЙНА!
В статье, помещенной на первой полосе, сообщалось:
Вчера за Московской кольцевой автодорогой, в районе Можайского шоссе, разгорелось настоящее гангстерское сражение. По данным РУОПа, это была вооруженная разборка между двумя крупными московскими организованными преступными группировками — очаковской и коньковской. Как нам сообщили на Шаболовке, в пресс–центре регионального управления по борьбе с организованной преступностью, за последние три месяца это крупнейшее вооруженное столкновение между противоборствующими бригадами столичного криминалитета. В качестве аргументов выяснявшие между собой отношения бандиты использовали автоматическое оружие, помповые ружья и противопехотные гранаты. На месте происшествия было обнаружено несколько сотен стреляных гильз и шесть изуродованных автомобилей, четыре из которых числились в розыске.
Обе стороны понесли серьезные потери. Со стороны очаковской группировки — шестеро убитых и трое тяжело раненных, со стороны коньковской — десять убитых. Сотрудники РУОПа, прекратившие этот вооруженный беспредел, не пострадали…
1
«Король крыс»
Каким бы солидным ни казался рабочий кабинет, какая бы дорогая и серьезная табличка ни висела у дверей, сколько бы посетителей ни толпилось в приемной, главное в таком кабинете — не внутренние объемы, не дороговизна и стильность мебели, не количество подлинников великих мастеров на стенах и даже не длина ног секретарш, фильтрующих визитеров у входа.
Главное, как ни странно, — вид из окна.
Этот кабинет, расположенный на последнем этаже 14–го корпуса Кремля, мог бы дать фору и залу заседаний правления самого влиятельного российского банка, и офису транснациональной компании по продаже нефти и газа, и даже приемной министра внутренних дел: из всех четырех окон кабинета виднелись зубцы Кремлевской стены, притом с внутренней стороны.
Попасть даже в приемную этого кабинета могли очень немногие: во всяком случае, ни принадлежность к генералитету МВД и ФСБ, ни значок депутата Государственной Думы, ни служба в администрации Президента формально не давали такого права…
Знаменитый 14–й корпус, еше сравнительно недавно принадлежавший привилегированному 9–му главному управлению КГБ — «девятке», вот уже несколько лет занимала организация куда более серьезная и влиятельная, чем управление, в обязанности которого некогда входила охрана партийных бонз и членов правительства. Во всяком случае, в кремлевских коридорах организацию эту предпочитали не называть вслух, а если и называли, то лишь в кулуарах, да и то шепотом. На последнем этаже элитного спецкорпуса и находился кабинет руководителя этой загадочной властной структуры.
Тут не было ни пояснительной таблички на двери, ни улыбчивых секретарш, а подлинники Малевича и Кандинского, висевшие слева от стола хозяина, могли привлечь внимание разве что редких ценителей. Вместо длинноногих секретуток — плечистые мужчины с удивительно не запоминающейся внешностью, в одинаковых серых костюмах; вместо громоздких видеокамер наружного наблюдения — скрытая система сканирования.
Что действительно впечатляло, так это рабочий стол — главный атрибут любого кабинета. Добротный, крытый благородным зеленым сукном, он помещал на себе компьютер, факс–модем, принтер, письменный прибор тяжелой старинной бронзы с чернильницами, пресс–папье и великое множество телефонов, среди которых была и пресловутая правительственная «вертушка» с гербом уже несуществующего СССР на наборном диске.
Портрет Президента над столом и российский триколор в углу придавали кабинету вид весьма солидный и официальный, но огромные стеллажи с книгами несколько сглаживали атмосферу казенной строгости.
За столом восседал человек, известный как Прокурор — под таким устрашающим псевдонимом его знал лишь узкий круг высшего политического истеблишмента России, близкого к Совету безопасности. Среднестатистическому российскому налогоплательщику фамилия, имя и отчество этого человека практически не были известны, потому что почти никогда не упоминались в официальной газетной хронике, не звучали с экранов телевизоров, но тем весомей казалось место, занимаемое им в системе государственной власти. Впрочем, структура, во главе которой стоял Прокурор, никогда не стремилась к рекламе: о существовании спецслужбы КР даже тут, в Кремле, знали лишь единицы.
