Бронепоезд. Сталинская броня против крупповской стали - Корчевский Юрий Григорьевич

Кроме гранат и патронов разведчики несли с собой еще сухой паек из расчета на трое суток.

Старшим небольшой группы Пчела назначил Гладкова.

Лейтенант сам провожал группу до передовой. Выбрались из траншеи, впереди – приданный группе сапер. Проходы в своем минном поле он знал, провел быстро. Перед немецкими траншеями темп замедлился: пока перекусили спираль Бруно, потом мины обходили стороной… Немцы в последнее время стали ставить взрыватели на неизвлекаемость. Стоит начать выкручивать его, как следует взрыв. Потому саперы не рисковали.

Путь получался извилистым, более долгим, но безопасным.

Выждав момент, разведчики перебрались через траншею. Преодоление второй линии прошло проще. Наконец-то встали на ноги – ведь на пузе пришлось проползти километр.

Шли вдоль разбитой гусеницами тягачей и танков грунтовой дороги. В случае опасности с обочины можно было нырнуть в чахлый лес, изрядно прореженный взрывами бомб и снарядов. Немцы при налетах нашей авиации прятались в лесу, а наши бомбили по площадям.

За ночь прошагали километров тридцать, и ноги уже гудели от усталости. На дневку расположились в овраге, который простирался километра на три и зарос кустарником и бурьяном. Гладков выставил дозорного, остальные подкрепились сухарями, рыбными консервами и улеглись спать. На войне солдаты научились спать в любое время, была бы возможность.

В овраге жужжали пчелы, вились комары и мошка.

К полудню стало жарко. Менялись часовые, но все было тихо. Периодически над головой, высоко в небе пролетали немецкие бомбардировщики.

Разведчики выспались, перекусили сухим пайком и повеселели. Встреча с представителями партизанского отряда была назначена на ночь, и времени было с запасом.

После скромного обеда занялись кто чем. Двое снова улеглись спать, Сергей проверил оружие. В рейд ходили с немецкими автоматами – они легче и компактнее «ППШ» или «ППД», да и надежнее. Наш «ППШ», или «папаша», как называли его бойцы, зачастую давал осечки, а в ближнем бою осечка или перекос патрона в дисковом магазине могли стоить жизни.

Однако и немецкий «МР 38/40W» имел недостатки, главным из которых была небольшая дальность огня. На сотню метров попасть в ростовую мишень уже было затруднительно, «ППШ» с его мощным патроном в этом плане был лучше.

Рядом с Сергеем сидел Вадим и правил на кожаном ремне финский нож. Клинок и так был бритвенно острым, потому занимался этим Вадим от нечего делать. В группе Вадим был специалистом ножевого боя, отлично метал ножи, и именно он зачастую снимал часовых. Бросок ножа – и часовой беззвучно снят. Этим же ножом Вадим потом резал хлеб, сало. Поперва Сергея это как-то коробило, потом привык.

На войне человек привыкает ко многому, что в мирной жизни ему кажется диким, невозможным: к вшам, грязи, сну в блиндаже под артобстрелом.

Для борьбы со вшами и блохами, этими извечными спутниками войн, придумали примитивную вошебойку – жарили белье в пустой бочке над костром. На время это помогало. По возможности пользовались трофейным офицерским бельем. Немецкие офицеры исподние рубашки имели шелковые, на них вши не могли откладывать яйца. А уж когда были помывочные дни – вообще праздник! Бойцам выдавали по малюсенькому кусочку хозяйственного мыла, была теплая вода. Рядом с помывочной палаткой работал парикмахер. Редко кто оставлял чубчик, все стриглись под машинку. Так и потели меньше, и летом было прохладнее.

Хуже всего было с женщинами. Парни большей частью были молодые, и человеческое естество требовало своего. Тыловики и штабисты заводили любовниц – фронтовики называли их ППЖ, походная полевая жена. Женщин на фронте было мало, и каждая пользовалась повышенным вниманием.

Время до вечера тянулось долго, сумерки настали поздно – по летнему времени.

Разведчики вышли в путь. Впереди – дозорный, за ним, след в след – остальные разведчики, с дистанцией в несколько метров друг от друга. Это делалось для того, чтобы враг, случись ему устроить засаду, не смог положить всех одной очередью.

Шли по обочинам грунтовых дорог. Можно было спрямить путь, передвигаться по полям, лугам, но при этом появлялся шанс наткнуться на минное поле, оставленное нашими войсками при отступлении, – такие случаи с разведгруппами и местными жителями уже происходили.

В эту ночь разведчикам предстояло пройти меньший путь, большую его часть они преодолели предыдущей ночью. Деревни обходили стороной, опасаясь полицаев или немцев на постое: тыловые команды гитлеровцев располагались в населенных пунктах.

Около трех часов ночи Гладков скомандовал «привал». Сам достал компас, карту для ориентировки – встреча была назначена у разрушенной часовни.

– Парни, – обратился он к разведчикам, – кто-нибудь видит руины?

А что ночью можно увидеть на незнакомой местности?

Гладков отдал приказ разойтись и осмотреться.

Повезло Вадиму – он быстро наткнулся на разрушенные стены и купол с крестом, валявшийся на боку на земле.

К часовне подошел сам Гладков, разведчики лежали в некотором отдалении, оценив место встречи. Не исключалось, что к часовне могли нагрянуть немцы вместо партизан. Кто-то из партизан не сдержал язык, проболтался – вот и могли взять его в плен. А пытать немцы были большие мастера. В гестапо немногие пленники выдерживали пытки, большинство выдавало своих товарищей.

К часовне промелькнули две тени. Вадим, заметивший их первым, ухнул филином два раза – сигнал тревоги и одновременно количество замеченных им людей. Через пару минут раздалось кряканье утки – это Гладков сигнализировал в ответ, что все в порядке, свои.

Подошедших Гладков не знал, обменялись паролями. Сереге смешно стало: утки крякают в светлое время суток, а не ночью, любой деревенский житель об этом знает. Но не выть же шакалом?

Со стороны часовни трижды тихо свистнули, и разведчики пошли к ней – сигналы и порядок действия заранее обговаривались.

Вадима как часового оставили снаружи, а сами зашли внутрь.

От часовни остались только три стены, да и то высотой не выше человеческого роста, видно, снаряд крупного калибра угодил. Во время войны на всех высоких зданиях или сооружениях – вроде заводских труб – зачастую находились наблюдатели, корректировщики, снайперы, артиллерийские разведчики. Поэтому как немцы, так и наши такие возможные наблюдательные пункты обстреливали и старались разрушить.

Внутри часовни кроме Гладкова были еще два человека в гражданской одежде. Как потом узнал Сергей, один из них был кадровым разведчиком армейской зафронтовой разведки, а второй – радистом. Оба находились в партизанском отряде, собирали сведения о передвижении резервов войск и техники по железной и автомобильным дорогам и передавали их в центр. Как малые ручейки сливаются в реки, так и секретные сведения о противнике стекались в аналитический центр. Командование Красной Армии имело представление о том, где немцы усиливают свои группировки, собираясь начать наступление.

Кадровый разведчик отошел в угол, отодвинул сапогом в сторону битый кирпич, хлам, нашел кольцо и открыл люк. Сделав это, он обернулся к радисту:

– Полезай, проверь.

Вслед за радистом в люк спустились разведчики, у кого была рация, и Сергей с запасными батареями.

Подвал был сухим и чистым. До войны он использовался для хранения церковных принадлежностей, поскольку на полках еще лежало несколько пачек восковых свечей и свернутые рулоном черные ленты – для погребальных обрядов.

Радист чиркнул зажигалкой и зажег свечу. Ее свет не доставал до углов подвала, настолько тот был велик.

Наш разведчик вытащил из сидора рацию. Радист вскрыл прорезиненный мешок, осмотрел рацию.

– Батареи давайте!

Сергей развязал свой сидор, достал четыре батареи и протянул их радисту. Радист обернулся к Сергею, всмотрелся в его лицо и замер. Сергею показалось, что в глазах его мелькнуло удивление.

– Парень, у тебя родня есть?

– Отец, мать, сестра.

– А брат?

– Нет. Зачем тебе моя родня?