Маяк в Борсхане - Корецкий Данил Аркадьевич
– Нет, сегодня я не буду это пить! А ты должна пойти сейчас к Великому Юджину и сложить костер, который я подожгу на рассвете!
Ослушаться женщина не могла, но мне показалось, что на лице ее мелькнуло разочарование. А ведь она шла служить Великому Юджину! Что же она теряла?
Бегиме и ее подружки окружили Большого Бобона. Ему ничего не оставалось, как приступить к разгадке тайны борсханских ночей.
В шесть утра, когда на посветлевшем синем небе ещё висела громадная бледная луна, теперь напоминающая обыкновенный сыр, я – усталый, но довольный, поджег прилежно сложенный отвергнутой весталкой костер и в последний раз проруководил утренней молитвой.
– Спасибо тебе, Великий Юджин! Прими наши скромные дары…
Вождь Твала и его соплеменники стояли на коленях, повторяя за мной каждое слово. Я тоже хотел бы опуститься на колени: ноги подгибались, сил не было. Но нельзя было проявлением слабости разочаровывать аборигенов. Они принесли бананы, кокосы и другие фрукты – мясных даров новый Великий Дух не принимал. И еще, он категорически запрещал каннибализм и смертную казнь. Единственное исключение делалось для того, кто осквернит прикосновением Великого Юджина.
– Пошли нам добычу на охоте, здоровых и крепких детей, обереги от всех опасностей, всемогущий Юджин!
Ровно в шесть тридцать из-за горной гряды вынырнул кудахчущий вертолёт. Ориентируясь на столб черного дыма, «птичка» сделала широкий круг, медленно подплыла и осторожно присела на поляну между Юджином и обрывом. Из вертолёта выпрыгнул незнакомый чёрный пилот. Он был молод, худощав и держал на изготовку старый, но надежный ППШ. Когда он увидел, как дикари несут меня на руках от громадного тотема к вертолёту, он забросил автомат в кабину и захлопал в ладоши. А аборигены тащили фрукты, жареное и копченое мясо, кокосы, тыквы, наполненные пальмовой водкой, вяленую рыбу, связки сушеных целебных листьев… Приветливо улыбаясь, пилот опять запрыгнул в свою машину и принялся сноровисто принимать дары на борт. Последним в чреве вертолета исчез амулет могущественного белого чужака – длинный цилиндр в зеленом брезентовом чехле.
– Возвращайся, Большой Бобон! – кричали обступившие меня молодые женщины, смеясь и гримасничая. Среди них Бегиме особо не выделялась. Она была такой же, как все. Частью затерянного, дикого мира. Я помахал аборигенкам рукой. Целоваться на прощанье тут было не принято.
Вождю Твала я подарил саперную лопатку. Счастливо улыбаясь, он трогал гладкую рукоятку, пробовал острую заточку. Как ребенок!
– Оставайся навсегда, Большой Бобон! – в очередной раз сказал он. – Ты будешь моим советником и будешь пользоваться любовью и уважением всего народа нгвама! У тебя будет много детей, много еды, много власти. Где еще тебе дадут все это?
Мои дети… Н-да… Я знаю точно, что они не будут покорными подданными. Больше того, наверняка они будут бороться за власть в племени. И мало никому не покажется…
Правда, это проблема уже не вождя Твала, а его сына или внука.
– Благодарю, Великий Вождь! Возможно, я вернусь когда-нибудь…
– Подумай, кто тебя ждет там, в твоем мире? – грустно улыбнулся Твала.
Я запрыгнул в кабину, с лязгом захлопнул дверь, отрезая песню во славу освободителя от Макумбы. Загремел двигатель. Винт стронулся с места, быстро набрал обороты и оторвал машину от земли. Нгвама бросились врассыпную и, отбежав, падали на колени и воздевали руки в мою сторону.
Я чувствовал себя божеством, уносящимся ввысь. Деревянный Юджин невозмутимо смотрел мне вслед.
Когда вертолёт взмыл над вершиной Купола-близнеца, в иллюминаторы ворвались яркие солнечные лучи и нежно ощупали моё лицо, будто спрашивая:
– Ну, как ты, Дима?
Я, зажмурившись на секунду, прислушался к себе и, широко раскрыв глаза, ответил вслух:
– Нормально. И на этот раз уцелел…
Пилот, думая, что я обращаюсь к нему, повернулся в кресле и протянул гарнитуру внутренней связи. Этот парень нравился мне гораздо больше прежнего, он приветлив и доброжелателен. Я надел наушники, закрепил на шее ларингофон.
– А где тот тип, который меня привез?
– Муаб взорвался, – печально сообщил вертолетчик. – Неосторожное обращение с гранатой. Его разорвало на куски. И разбросало по всему стрельбищу…
Гм… Вот оно как…
Некоторое время я сидел молча, пытаясь определить свое отношение к этому факту. И пришел к выводу, что наказание слишком жестокое. Максимум, что я хотел сделать, – это набить ему морду.
Через полчаса полета я открыл люк и, преодолевая воздушный поток, свист и грохот, сбросил брезентовый чехол на джунгли. Он стал гораздо легче. И немудрено: вместо маяка в нем кусок ствола пальмы. Пусть племя нгвама думает, что все свои вещи я забрал с собой. Пилот внимательно наблюдал через плечо за моими манипуляциями, но не возражал и ничего не спрашивал. Возможно, благодаря урокам, извлеченным из печальной судьбы своего предшественника.
На базе меня встречали Колосков и особист Индимов. При этом они тоже смотрели на скромного метеоролога Ковалева как на прилетевшее с небес божество. На миг даже создалось впечатление, что я вернулся в племя нгвама. Но оно быстро развеялось: густо пахнущий потом и перегаром Колосков принялся обниматься и сильно хлопать по плечам. Нгвама так себя не вели.
– Едрена корень! Ну, ты даешь, Виталя! Не съели? Это надо отметить! Тут за тобой персональный вертолет прислали… Но по бутылочке выпить успеем!
– Здорово, братан, давай поручкаемся! – отстранившись, я протягиваю ладонь, а в момент рукопожатия левой рукой хватаю за горячую, даже сквозь форменные брюки, мошонку.
– Попался, Моисей Израйлевич? – Я принудил себя громко захохотать. – Не зевай, а то без яиц останешься!
Опешивший Колосков болезненно морщится.
– Ты чего это? Дикарских штучек нахватался?
– Не бери в голову! Пальмовую водку пил? Удава копченого ел? Вот, бери, это все тебе! А это перегрузите на мой борт, я улетаю. Времени нет, извиняй!
Не оглядываясь на ошарашенного полковника, я пошёл к стоявшему неподалеку российскому вертолёту. Меня догнал Хамусум с моей сумкой. Потом он принес две тыквы с водкой, несколько огромных кусков мяса, связку рыбы и маленький термос со своим замечательным кофе, – это уже от себя лично. Я пожал ему руку и попрощался. Надо сказать, что в этой командировке аборигены относились ко мне очень прилично.
Через два часа я уже был в Луанде. Здесь мы очень душевно посидели с нашими летунами, обильно оросив встречу пальмовой водкой и осыпав экзотическими дарами джунглей.
– Ребята, а спутниковый телефон у вас есть? – расслабленно спросил я, когда застолье шло к концу.
– Есть, – кивнул аккуратный майор-вертолетчик, доставивший меня в столицу Анголы. – Только на счету денежек немного…
– Ничего, я коротко…
Юджин Уоллес, или как там его зовут по-настоящему, отозвался сразу.
– Ты поставил мне памятник? – в лоб спросил я.
– Ты где, Сергей? У тебя все в порядке?
– Да. Так ты поставил мне памятник?
– Какой памятник? – непонимающе засопел американский резидент.
– Тот, который обещал в Берлине. Помнишь?
– Гм… Помню, – во властном голосе послышалось недоумение. – Но это же я в переносном смысле…
– А я тебе поставил, хотя и не обещал! Целый народ будет несколько раз в день молиться Великому Юджину! И приносить ему дары!
Резидент вздохнул.
– Я вижу, что у тебя все в порядке. Ты весел и немного пьян, я помню тебя таким…
– Да, дружище. У меня действительно все в порядке. Спасибо. А насчет памятника я не шучу.
– Ты где?
– В безопасном месте.
– Я не об этом. Надеюсь, ты покинул зону моего обслуживания?
– Конечно, дружище. Я уже в Москве.
Уоллес вздохнул опять, на этот раз с облегчением.
– Так я точно не наболтал ничего лишнего тогда в Берлине?
– Совершенно точно, Юджин. Совершенно точно. Надеюсь, когда-нибудь увидимся!
Юджин хохотнул.
