Джек Хиггинс - День расплаты
— Совсем наоборот, — холодно ответила она. — Он умрет, и скоро. Как я и опасалась, у него повреждено сердце, а не только легкие, но гораздо более серьезно, чем я предполагала ранее.
Бинни отвернулся, а я сказал:
— Он хороший человек, сестра. Очень хороший. Я знаю, что церковь не одобряет действия ИРА. Но он достоин того, чтобы причаститься.
— Я уже послала за священником, — просто сказала она. — Но сначала он хотел бы поговорить с вами.
— Вы уверены?
— Он вполне разумно мыслит, хотя и очень слаб. Просил меня как можно быстрее прислать майора. Осталось совсем немного времени.
Она открыла стеклянную дверь, и я вошел за ней. Я ожидал около кислородного тента, слушая бормотание молящихся монахинь. Корк открыл глаза и посмотрел на меня. Сестра Тереза расстегнула «молнию» на тенте, чтобы мы могли говорить.
— Я ухожу, Воген, — прошептал он. — Настал конец, и я исполнен сомнений. Я не уверен, что был прав. И что все делалось так, как надо. Вы понимаете меня?
— Думаю, да.
— Конноли и Пирс — Большой Ирландец Коллинз. Такие знаменитые имена, и что же дальше? Так ли уж были нужны их жертвы? — Он закрыл глаза. — Я, наверное, был не прав все эти годы. И совесть не позволяет мне рисковать еще одной жизнью.
— Нора? — спросил я.
Он открыл глаза.
— Поезжайте обратно в Страмор, даже если вам придется для этого прорваться через ад. Скажите Берри, что если ему нужно это проклятое золото, пусть плывет за ним. Оно лежит на глубине шести морских саженей в бухте Лошадиная Подкова на острове Мэджил. Вот где я затопил катер. И с тех пор там не был.
Это было интересно; перед моим внутренним взором на миг предстала бухта, какой я ее видел в последний раз: серая, открытая всем ветрам, безлюдная, окруженная голыми скалами, под утренним дождем.
Он смотрел на меня с молчаливой мольбой.
— Я буду там, — сказал я, и вдруг что-то заставило меня добавить по-ирландски: — Я рассчитаюсь с Берри за вас. Коротышка.
Он широко открыл глаза.
— Кто вы такой, парень? Чей вы?
Я ничего не ответил, и он не отрывал от меня глаз со слабой улыбкой, а потом его глаза расширились, и мне показалось, что он понял.
— О, святые небеса! — проговорил он. — Боже, что за ирония судьбы!
Он начал тихонько смеяться, и сестра Тереза мягко отвела меня.
— Пожалуйста, теперь уходите, — попросила она. — Вы же обещали.
— Конечно, сестра.
Она повернулась к кровати, к которой уже подходил священник, а я вернулся в приемную и взял Бинни за руку:
— Уйдем отсюда. Нет смысла продлевать агонию.
Он еще раз посмотрел на кровать, где священник склонился над Корком, повернулся и вышел. Я шел за ним по коридору, а потом во двор, где у лестницы нас ждал «лендровер».
Бинни спросил:
— Куда теперь?
— В Страмор, — ответил я. — Куда же еще?
Его глаза расширились.
— Он сказал вам, где золото?
— Не далее десяти миль от Испанской Головы. Помнишь тот остров, где мы останавливались вчера утром? Мэджил. Он затопил катер там в бухте.
Бинни взглянул на часы и в бессильной злобе ударил себя кулаком по бедру.
— Если бы знать, скольких несчастий можно было избежать!
Он был в полном отчаянии. Он только что потерял человека, которого уважал больше всех, а теперь предвидел, что Нора Мэрфи может наверняка погибнуть точно так же, и он ничего не может сделать.
— Нет никаких шансов попасть в Страмор к шести. Совсем никаких шансов.
— Есть, — возразил я. — Если мы не будем плутать по боковым дорогам и пойдем прямо по главной трассе.
— Но как? — воскликнул он. — Это значит самим напрашиваться, чтобы нас взяли.
— Будем блефовать, Бинни. Два парашютиста в армейском «лендровере» летят по Квинс-Хайвей! Как тебе это нравится?
Он неожиданно рассмеялся, снова становясь самим собой:
— Боже мой, майор, мне иногда кажется, что вы — сам дьявол!
Я открыл заднюю дверь и вытащил юного ефрейтора из машины. Казалось, он плохо держится на ногах, лицо вокруг сломанного носа и глаз почернело от синяков. Я осторожно посадил его на порожке монастыря.
Бинни сказал:
— Что вы собираетесь с ним делать?
— Оставить здесь. Пока монахини найдут его здесь, приведут в порядок, покормят и сообщат о нем властям, будет уже вечер. Он не причинит нам вреда, а мы если собираемся ехать, то должны отправляться немедленно.
Монахиня, дежурившая у ворот, открыла их. Когда мы проезжали, я крикнул:
— Мы там, на пороге, оставили вам еще одного пациента, сестра! Скажите сестре Терезе! Извините!
Она попыталась что-то сказать, но было уже поздно, мы выехали из ворот на дорогу. Через пять минут мы миновали сельскую дорогу, которая привела нас в Ольстер, и свернули на шоссе, ведущее в Страбан.
* * *Улицы Страбана были забиты машинами; казалось, повсюду расставлены дорожные блокпосты. Их было гораздо больше, чем я ожидал. Наверное, власти уже узнали, что среди обломков сгоревшей «кортины» на дне пропасти нас нет.
Но оказалось, что проехать нам до неправдоподобия легко, по той причине, что солдаты были повсюду, а мы были двумя из них. Я сказал Бинни, чтобы он использовал сигнал, чтобы расчистить путь; он так и делал, а в некоторых случаях даже выезжал на тротуар, чтобы объехать длинный ряд легковых машин и грузовиков, ожидающих очереди.
Мы без всяких колебаний проезжали каждый блокпост, приветственно махая рукой, и через десять минут после въезда в город миновали его и вышли на главную дорогу, ведущую к Лондондерри.
Бинни был словно дитя, возбуждение и смех выпирали из него.
— Мне кажется, что они там, позади, кого-то ищут, верно, майор?
— Похоже на то.
— Как мы провели проклятую британскую армию!
Он прищелкнул пальцами, вышел на осевую линию, перегоняя всех, кого только видел.
Я спокойно заметил:
— Не такую уж проклятую, Бинни. Помни, я тоже часть этой армии.
Он посмотрел на меня с удивлением, будто забыл, а потом громко рассмеялся:
— Только не сейчас, майор. Теперь вы один из нас. Ей-богу, все, что нужно — поклясться в верности.
И он загорланил во весь голос «Солдатскую песню», мало подходящую к британской униформе, которая сейчас была на нем, и сосредоточился на ведении машины. А я закурил и откинулся назад, держа «стерлинг» между колен.
Я представлял себе, какое у него будет лицо, когда настанет заключительный момент; или, как говорили в старинных мелодрамах, все откроется. Весьма вероятно, он вынудит меня убить его, что мне определенно не хотелось бы делать, разве только ради спасения собственной шкуры.
Мы с Бинни прошли длинный путь после той ночи в «Баре для избранных Коэна» в Белфасте, и я понял одну очень важную вещь. ИРА состоит не только из террористов и таких, как Берри с его компанией. Там были и искренние идеалисты, следующие традициям Пирса и Конноли. Обязательно должны быть. Люди, подобные Коротышке, да хранит его Бог, и Бинни Галлахеру.
Можно с этим соглашаться или нет, но они честнейшие люди, которые истово верят, что участвуют в борьбе, где ставка ничуть не меньше, чем свобода их страны.
Если будет нужно, они отдадут жизнь, будут убивать солдат, но не детей. Что бы ни случилось, они хотят встретить это с чистыми руками, не требуя особых привилегий. И вся их трагедия состоит в том, что в такой войне это совершенно невозможно.
Фрэнк Берри, конечно, был другим; это он поставил меня в столь затруднительное положение с генералом и Норой Мэрфи, когда мы были в его имении Испанская Голова.
Генерал сказал мне совершенно определенно, что я ни в коем случае не могу вступать в контакт с военными на любом уровне, и я понимал, что ничего не добьюсь, если нарушу его инструкции в таких обстоятельствах. Если десантники ворвутся в имение Испанская Голова, то первыми будут уничтожены генерал и Нора.
С какой стороны ни посмотри, оставалось одно: ехать туда и действовать по обстановке, надеясь лишь на то преимущество, что я знал необходимую ему тайну.
* * *Мы уже были за Лондондерри на прибрежной дороге, когда столкнулись с неожиданным осложнением.
Делая поворот, Бинни вынужден был резко затормозить, потому что дорогу перед нами забили машины. Вдали среди деревьев я разглядел крыши домов и над ними темную завесу дыма.
Раздалось два-три одиночных выстрела, а потом очередь из автомата, как только Бинни попытался объехать стоящие впереди машины. Я услышал беспорядочную стрельбу в отдалении.
— Мне это не нравится, — сказал я. — Тут есть объезд?
— Нет, дорога ведет к главной площади, других путей нет.
Я приказал ему продолжать движение, и мы доехали до окраины деревни, где половина дороги была блокирована «лендроверами» военной полиции; как только Бинни затормозил, к нам подошел капрал и откозырял.
Я спросил:
— Что происходит?
— Бунт, сэр. Местная полиция арестовала парня, который малевал лозунги на церковной стене. Через полчаса у полицейского участка собралась толпа, требующая его освобождения. Когда они начали бросать бензиновые бомбы, полиция вызвала нас.
