Сергей Зверев - Антидиверсанты
Жовтый усмехнулся и покачал головой:
– Замечательный расклад! На территории Украины две диверсионные группы устраивают разборки между собой. А мы для них вроде и не существуем вовсе. Паны дерутся, а у холопов даже чубы не трещат.
Генерал откинулся на спинку кресла и нахмурился:
– Я теперь понимаю, почему вот там, – он показал наверх, – так обеспокоились. Наверное, сделали сходные выводы. Мы просто обязаны все это выяснить. Обязаны, полковник! Нельзя терять времени! Срочно готовь заброску в район Полигона лучшей группы спецназа.
Жовтый прищурился на мгновение.
– Думаю, майора Коваля. Мне понравилась его недавняя работа в Крыму. Очень хорошо подготовленная команда. К утру они уже должны быть на месте.
Полковник сложил картосхему и собрался уходить, но Жовтый встал с кресла и задержал его у порога. Жестко глядя в глаза Луценко, генерал раздельно и негромко произнес:
– Операцию надо провести филигранно. Понимаешь? Никаких контактов с общевойсковыми подразделениями. Русский и американский спецназ по возможности блокировать и захватить живьем. Силовую акцию по их ликвидации начинать только в крайнем случае. И запомни: главное – выяснить, что они там ищут. Выяснить, найти и доставить в Киев…
3
Северо-восточная Украина
Полигон
17 августа
22.26
Любое ожидание трудно назвать приятным времяпрепровождением. Особенно когда ты сидишь в сумерках около заброшенного стратегического объекта советских времен в засаде, словно охотник у барсучьей норы, и ждешь, когда же вырвется наружу блокированная группа противника. Рано или поздно это, конечно же, произойдет. Только враг не дремлет, а находится в активном поиске наиболее оптимальной схемы спасения. Первый обмен свинцовыми «посланиями», к счастью, не привел к потерям. Судя по всему, на другой стороне баррикад сложилась аналогичная ситуация. Американцы изо всех сил будут стараться прорваться чисто. Митин, строго нарушая правила, не довел до бойцов содержания сообщения куратора операции, которое он нашел в почте на своем компактном ноутбуке (особая модель компьютера входила в состав обязательного снаряжения командира группы). Накануне силового столкновения подобная информация может сильно расслабить бойцов. Ответ, направленный Пескову, подтверждал формальное исполнение приказа. На самом деле Митин решил пока ничего не предпринимать. Он был уверен (точно так же, как и Томсон), что раньше следующего утра тут никто не появится. Вертолет, пролетевший над Полигоном перед самым началом первого боя, конечно, навевал некоторые подозрения, но Митин рассмеялся бы в лицо любому, кто попытался бы утверждать, что на старинном летательном аппарате «Ми-6» таким идиотским образом, в открытую, прибыл «особый антидиверсионный отряд Вооруженных сил Украины». Уж он-то хорошо понимал, как ведут себя спецы…
Митин посмотрел на свою группу. Бойцы полтора часа безмолвно находились в засаде. Командир их про себя похвалил – ни одного проявления «мандража», полное незыблемое спокойствие. Лишь один раз они позволили себе расслабиться. Это произошло в тот момент, когда Панин обратил внимание на несколько растений прямо перед собой, сорвал верхушку одного из них, усмехнулся.
– А ведь это дикорастущая конопля. – Восток потер пальцами соцветие, принюхался. – Может, пора забалдеть, братцы? А ты еще говоришь про какой-то план, Центр! Лучшего не найти, я в таких делах толк знаю.
– Позывной у тебя хороший, – улыбнулся Север. – Восток и есть восток. Нам сейчас только анаши не хватало.
– Не обижай его. Восток – дело тонкое, – вмешался Запад.
– Угомонитесь, бойцы, – нахмурился Митин. – Нашли время шутки шутить.
Переговаривались они очень тихо, практически шепотом, но прекрасно слышали друг друга, хотя находились на приличном расстоянии (между Паниным и Алексеевым, например, не меньше двадцати метров). Тренированное спецназовское ухо готово отлично распознавать, да еще в экстремальной ситуации, даже удаленные звуки.
Митин, не отрываясь, смотрел на небольшие, скрытые ветвями кустарника и похожие на отверстия штолен, выходы из бункеров, откуда в любой момент мог появиться вооруженный противник. Другого пути не было. Митин не зря потратил весь уходящий день на то, чтобы досконально прочесать эту часть Полигона, и был убежден на сто процентов – американская ДРГ оказалась в ловушке. Значит, надо просто ждать. Терпеливо и упорно.
Неожиданно вспомнилась одна давняя история, словно из прошлой жизни, отдаленная от нынешней эпохи многолетним пластом дат и событий. А теперь кажется, что это было только вчера. Обстановка, видимо, располагала…
Москва, октябрь 1993 года
Они уходят из окружения целый день. Темными подземными тоннелями, где во все стороны, змеясь, разбегаются бесчисленные коммуникационные пути.
Трудно понять, что происходит наверху. Одно очевидно – президентские силы держат под контролем центр столицы, сторонники Верховного Совета разгромлены. Об этом шумят на всех волнах радиостанции.
Настоящей западни ожидать не стоит, во многом из-за того, что отступление было хаотичным. Однако полностью обезопасить отряд от неожиданного нападения нельзя. Засада может быть за каждым поворотом коридора подземного бункера, у каждого выхода на поверхность. Поэтому нервы стянуты неведомой силой до предела – кажется, что из них на самом деле теперь можно делать канаты или прочнейшие парашютные стропы.
Позади осталось обуглившееся здание Белого дома, расстрелянные товарищи на краю стадиона, десятки раненых и искалеченных, попавших под прицельный огонь.
А в душе таким же ослепительным огнем горит неутоленная ярость, которую с грехом пополам пытаются потушить здравые доводы рассудка. Беспомощны и немощны бескорыстные бойцы за правду и свободу! Что они могут сделать, если везде царствует Закон Выгоды? И с этой, и с той стороны баррикад. Вот и вожди несостоявшегося народного восстания… «Ярость, покинь меня!»
– Центр! – негромко зовет Митина сутулый немолодой мужик, в недавнем прошлом – кадровый офицер, майор; заметно седой, опытный, он сильно отличается от необстрелянной зеленой молодежи (многие из них впервые держат в руках оружие). – Пора на разведку.
Они находятся в очередном длинном темном тоннеле, освещенном скупым огнем их фонарей. Впереди – развилка. Направо и налево отходят две идеально ровные узкие бетонированные дороги, открывающие путь к очередным подземным коллекторам. Где-то там находится выход наверх, долгожданный лаз свободы…
– Какая тут разведка? В канализационных люках говно исследовать? – Митин говорит, не прекращая движения. Он даже не снижает темп ходьбы.
– Прямо нельзя, завалят без всякого. Зуб даю, главные выходы в Филях перекрыты! Это как пить дать! А вот если туда, в сторону…
Митин наконец останавливается, оборачивается (в интонациях офицера слышится отчаяние; к сожалению, люди подобны механизмам – иногда дают сбой и протестированные приборы):
– Мы будем подниматься наверх группами. Это понятно, Сводный?
Бывший офицер присоединился к отряду сравнительно недавно. Его подразделение, рассредоточенное на подходах к Белому дому, скосили прицельными выстрелами снайперы еще за несколько часов до штурма. Уцелело всего несколько человек – сам майор, двое немногословных лейтенантов, одетых не в униформу, а в полный парадный комплект Военно-воздушных сил, да еще растрепанный мужик в сером комбинезоне, к которому, словно «лейбл» известной фирмы, прикреплена непонятная надпись: «Охранное агентство».
Конечно, майор не сам придумал себе прозвище «Сводный». В отряд собирались с бору по сосенке самые разные персонажи, поэтому он, оставаясь верным армейской терминологии, назвал весь этот разношерстный народ «сводной бригадой». За что и получил устойчивую кликуху. Как еще назвать командира такого соединения?
Майор неожиданно садится прямо на сырой пол, снимает с головы фуражку, украшенную белогвардейской кокардой:
– Мне все понятно. Только уйти нам не дадут. Поздно, брат…
Митин не выносит нытья.
– Поздно будет тогда, когда тебя расстреляют на месте, товарищ Сводный. Мы пока живы, командир!
Майор усмехается, вытаскивает из кармана кителя, сшитого на манер дореволюционной армии, помятую пачку «Явы», просит спички у одного из лейтенантов, закуривает.
– Меня не расстреляют. – Он улыбается. – Никогда не расстреляют, Центр! И знаешь почему?
Митин никогда не отвечает на риторические вопросы.
– А потому, друг ситный, что я везучий. Пули мимо пролетают. Я будто заговоренный. Ей-богу, это так… Когда-то давно мне бабка одна напророчила. Говорила: тебя не убьют в сражении, доживешь до старости, правнуков будешь нянчить…
Сводный молчит, долго курит, внимательно наблюдая за тем, как превращается на его сигарете в бледном свете фонарей в серо-черный пепел табачная крошка, потом говорит, с дикой силой, как подлого предателя размазывая окурок на бетонном полу:
