Андрей Воронин - Возвращение с того света
Он улыбнулся в ответ, и они разошлись, обменявшись ничего не значащими фразами. Душевая была пуста, только в угловой кабинке плескался под вялыми струйками тщедушный бледный мужичонка, похожий на тощего ощипанного цыпленка из кулинарии, – какой-то страдалец из терапии или кардиологии, внезапно взалкавший чистоты.
Глеб пустил горячую воду и, покряхтывая от наслаждения, подставил тело под обжигающий дождик. Мочалки у него не было, но все равно это здорово. Трижды намылившись и смыв с себя грязь и пот, он почувствовал себя заново родившимся. Удовольствие несколько омрачалось тем, что у него не было не только мочалки, но и чистой одежды, и Глеб подумал, что погодит с уходом в бомжи, он слишком любил чистоту, чтобы ужиться с паразитами.
Наконец казавшийся неимоверно длинным и растянутым, как «Санта-Барбара», вечер кончился, догорев где-то в той стороне, где, потирая руки, подсчитывал будущие прибыли герр Шнитке. К сожалению, он не был знаком с Глебом Сиверовым, и потому ситуация казалась ему полностью взятой под контроль.
Впрочем, не ему одному. Запад стал темным, и в небо выползла ущербная луна. Близился час воров и влюбленных, а также колдунов, вампиров и прочей нечисти, в существование которой Слепой не верил.
Он снова валялся на своем топчане, покуривая сигарету и выключив свет. Идти в дозор было еще рано. Поселок отходил ко сну медленно и неохотно, где-то опять играла музыка, по улице то и дело проезжали автомобили и проходили шумные компании подвыпивших подростков. Их пробудившиеся от зимней спячки мотоциклы и мопеды приветствовали наступившую весну пулеметными очередями выхлопов, и сидевшие на задних сиденьях девицы истошно визжали, когда стальные кони, на бешеной скорости обогнув угол больничной ограды, как в омут, ныряли в лощину, круто спускавшуюся к Крапивке, на берегу которой уже загорелись первые костры приближающегося лета. Был субботний вечер, в клубе только что закончились танцы, и народное гулянье обещало затянуться допоздна.
Глеб лежал, глядя в потолок, по которому то и дело пробегали летящие пятна света мотоциклетных фар, курил и терпеливо ждал, пока округа угомонится. Он обнаружил, что отлично умеет ждать, еще во время своего первого ночного бдения. Время было умелым врагом, крепким и стойким, но Слепому, оказывается, была известна масса способов, с помощью которых этого врага можно убить, сохраняя при этом полную неподвижность и сосредоточенность на происходящем вокруг. Теперь ко всем этим способам прибавился еще один: Глеб развлекался, строя предположения относительно своего прошлого. То, что он постепенно узнавал о себе, носило налет интригующей таинственности,., или это все-таки была ложная память? Ему, например, казалось, что он может с закрытыми глазами разобрать и снова собрать любое стрелковое оружие, но он не был уверен в том, что это соответствует действительности.
В своей второй жизни он ни разу не видел оружия, более сложного, чем кухонный нож, и проверить себя ему было просто не на чем.
Постепенно доносившиеся снаружи звуки стали слабеть и затихать. Первым замолчал магнитофон, два часа подряд с тупым упорством гонявший на автореверсе кассету Анжелики Варум. Вслед за ним перестала бренчать расстроенная гитара, на которой какой-то доморощенный менестрель наигрывал простые до одури мотивы, подпевая хрипловатым юношеским голосом. Эти песни были бы даже интересны, будь у певца слух.
Потом мимо больницы по одному и пачками протрещали возвращавшиеся от реки мотоциклы, удалое гиканье моторизованных кентавров и притворный девичий визг, слабея, исчезли вдали, и наступила тишина. Глеб продолжал лежать неподвижно, как камень. Было еще рано, угомонились наверняка не все.
В самом деле, минут через двадцать с улицы донеслись неуверенные шаркающие шаги, и совершенно пьяный голос, икая и глотая звуки, пропел, казалось, под самым окном: «Забытую песню несет ветерок, задумчиво в травах звеня…» «Господи, – подумал Глеб, – когда же это было? Начало восьмидесятых, кажется… Надо же, жива песенка…»
Перед его внутренним взором вдруг встала странная, словно с другой планеты, картина: раскаленные скалы, белесое, пышущее нестерпимым жаром небо, пыльная каменистая дорога и на ней неровная, растянутая колонна навьюченных, одетых в выгоревшее добела хабэ и белые от пыли кирзачи, измученных, усталых и потных людей… Жара, пыль, грязь, смерть, пересохшая глотка, горячий автомат, горячая вода в алюминиевой фляге, совсем мало воды, пить нельзя, можно только смотреть и слушать, как она булькает внутри, чьи-то сухие, потрескавшиеся губы выплевывают в этот белый жар хриплое: «Запевай!», и долговязый парень, который несет на плече ручной пулемет, держа его, как палку, за ствол, так же хрипло заводит, отбивая ритм прицепленной к поясу каской по бляхе ремня, вот это самое: «Забытую песню несет ветерок…». Очень уж это было в ту пору популярно.
И недобитая рота подхватывает, нестройно и хрипло, а потом из-за полуразрушенного дувала, из придорожной «зеленки», из-за камней и деревьев и, кажется, чуть ли не из-под земли, начинают истерично строчить автоматы, и становится не до песен…
«Это еще что такое, – подумал он с интересом. – Афган? Чечня? Карабах? Где это меня носило? Или это просто кадры из какого-нибудь фильма? Кажется, в начале перестройки любили снимать кино про Афган. Нашли, чем хвастаться…»
Он выждал еще полчаса. Теперь в поселке царила мертвая тишина, слышно было только, как возится за углом морга Аркадий, с громким шорохом и лязгом вгоняя лопату в угольную кучу и со стуком высыпая уголь в тачку. Потом пронзительно завизжали колеса тачки, Аркадий проворчал что-то неразборчивое и явно недовольное, стукнула дверь котельной, и наступила тишина. Глеб сбросил ноги на пол и сел на топчане, левой рукой нашаривая на стене висевшую на гвозде телогрейку.
В этот момент где-то неподалеку раздался приглушенный рокот автомобильного двигателя. Лязгнули створки открываемых ворот, двигатель бархатно рыкнул, и Слепой понял, что машина въехала на территорию больницы.
Машина проехала мимо, мазнув по стенам и потолку светом фар, свернула за угол морга, и двигатель заглох. Тихо хлопнула дверца, и Глеб услышал приглушенные голоса. Говорили почти шепотом, и слов было не разобрать.
«Ай да Пушкин, – подумал Глеб, быстро натягивая сапоги и бесшумно открывая дверь, – ай да сукин сын!» Получалось, что он не зря лежал, моргая в потолок, возле котельной что-то происходило. Возможно, это просто Аркадий продавал налево казенный уголь, но Глеб в этом очень сомневался. Его сменщик не пил и отличался примерным поведением.., если, конечно, не считать того, что на днях он закопал рядом с котельной втиснутый в коробку из-под телевизора «Рубин» труп.
Слепой тенью выскользнул на улицу и бесшумно пересек дорожку, нырнув в кусты сирени. Осторожно пробравшись вдоль стены морга, он увидел стоявшие возле котельной белые «Жигули» шестой модели с открытым настежь багажником, из которого Аркадий и еще какой-то незнакомый Слепому коренастый мужик, кряхтя от натуги, выволакивали неподъемный на вид, сколоченный из узких, выкрашенных в хаки досок длинный деревянный ящик с ручками на торцевых сторонах и набитыми на крышку и днище поперечными брусками. Вид у ящика был до боли знакомый, и Глеб удивленно приподнял брови: в таких ящиках перевозили оружие и боеприпасы, и ему совершенно нечего было делать в больничной котельной.
За первым ящиком последовал второй, за вторым – третий. Глеб уже подумал было, что Аркадий со товарищи готовится к третьей мировой, но тут содержимое багажника иссякло, и внезапно выступивший из темноты третий мужчина хозяйским жестом захлопнул крышку.
Пока Аркадий и его подручный перетаскивали ящики в котельную, Глеб успел хорошо рассмотреть водителя «Жигулей». Это был мужчина примерно одного с ним возраста или чуть постарше. Точнее определить было трудно из-за низко надвинутой на лоб кепки, из-под которой виднелись только поблескивавшие в лунном свете линзы очков. Одет он был в линялые джинсы и удлиненную кожаную куртку, Глебу показалось, что она турецкая. В движениях этого человека чувствовалась непринужденная грация большого и сильного животного: льва или тигра, например, а сигарету он держал по-солдатски, огоньком в ладонь. Сигарета была зажата в пальцах левой руки, в то время как правую мужчина на протяжении всей разгрузки держал за отворотом куртки.
"Ого, – подумал Глеб, оценивающе разглядывая этого человека. – Вот это птица. Интересно, что будет, если сейчас высунуться из кустов и сказать ему:
«Бу!»? Пуля между глаз, вот что будет", – ответил он на свой вопрос и стал смотреть дальше.
Собственно, смотреть было уже не на что. Через несколько минут Аркадий и его помощник вышли из котельной, отряхивая ладони, помощник боком влез в машину, человек в кепке сел за руль, и «Жигули» уехали. Проводив машину взглядом, Аркадий вернулся в котельную, закрыл за собой дверь и не выходил из нее до самого утра.
