Андрей Воронин - Двойной удар Слепого
– Хотелось бы верить.
– Черт подери, как здорово, – пробормотал Решетов, стукнув кулаком по столу, – что у тебя есть эта фотография! А скажи, если не секрет, много заплатили за снимки и фотографию?
– Нисколько, – покачал головой генерал Потапчук. – Тот, кто передал нам снимки, действовал из идейных соображений.
– Не верю я всем этим идейным. Но, все равно, дай Бог ему здоровья! – Решетов прошелся по кабинету, взял снимок и стал его рассматривать. – Думаю, мы его найдем. И не таких отыскивали, тем более, есть изображение.
– Ну что ж, давай тогда этим и займемся. Хотя, честно признаться, у меня нет стопроцентной уверенности, что именно Мерцалов приедет в Россию, чтобы поставить последнюю точку и сорвать контракт.
– Как мне надоели все эти Хусейны, Каддафи и прочие Арафаты! Друзья долбаные! У нас, славян, все проще. У немцев проще, у американцев проще. А эта арабская шайза вечно лезет в каждую дырку…
– Да, публика неприятная, – выдохнув через нос дым, сказал Потапчук и понял, что его старинному приятелю разговор дается нелегко.
Потапчук наблюдал, как Решетов подрагивающими пальцами извлекает из пачки сигарету и нервно раскуривает ее.
– В общем, я по своим каналам, а ты, Федор Филиппович, по своим. И еще, надо будет связаться с ФСК, с МВД и службой охраны президента, чтобы всем действовать синхронно.
– Ладно, хорошо, я этим займусь. Но пока лучше никому ничего конкретного о нашей догадке не говорить.
– Как не говорить? – генерал Решетов пристально взглянул на Федора Филипповича.
– Знаешь, Андрей Николаевич, может случиться, что я ошибся, может случиться, что ошибся ты. Информация, во всяком случае, у нас пока еще не полная.
– А ты запросил из Италии и из Норвегии все материалы по этим двум убийствам?
– Да, запросил. Жду, что ответят.
– Федор Филиппович, если понадобится помощь, обращайся ко мне в любое время дня и ночи. Телефоны мои ты знаешь, я тебе помогу. У нас, конечно, не бог весть какие связи с западными коллегами, но тем не менее они наработаны. Мое управление их пару раз выручало. Так что, думаю, и им отказаться будет тяжело.
– И наши люди их выручали, – не без гордости за свое управление сказал Потапчук, – и не два, и не три раза.
– Ну ладно, не будем сейчас хвастать, кто из нас лучше и кто активнее. Сейчас главное – получить информацию. А как только получишь – сразу же дай мне знать. Я тоже хочу познакомиться с материалами. Я подключу своих экспертов, аналитиков, может быть, они до чего-нибудь додумаются и сумеют подтвердить наше с тобой предположение.
– Лучше, чтобы они его опровергли! – Потапчук махнул рукой. – Лучше, чтобы это все оказалось моим и твоим, Андрей Николаевич, вымыслом.
– Нет, нет, – покачал головой Решетов, – к сожалению, это не похоже на вымысел. Скорее всего, ты прав.
Молодчина, Федор Филиппович, есть хватка. Вот что значит старая гвардия!
– Старый конь, как известно, борозды не портит, – с довольной улыбкой отозвался генерал Потапчук.
Решетов наконец-то налил себе чашку кофе, который уже давным-давно остыл, сделал маленький глоток, запивая горький дым сигареты еще более горьким кофе, и подумал, не рассказать ли Потапчуку о том, что случилось в Женеве с Артемом Прохоровым. Но затем, поразмыслив, решил до поры до времени эту информацию придержать и не предавать огласке. Решетов был глубоко убежден, что пока эта информация для всех в России является закрытой.
Откуда ему было знать, что во время налета на швейцарский банк там находился человек генерала Потапчука, и не просто близкий знакомый, а один из самых лучших, самых опытных и надежных сотрудников; что там, в банке, был Глеб Сиверов, агент под оперативным псевдонимом Слепой.
О Слепом генерал Решетов, разумеется, слышал. Но о том, что это человек Потапчука, он в курсе не был, и, ясное дело, даже предположить не мог, что записная книжка Прохорова оказалась в руках агента Слепого, и тот ее тщательно проштудировал, проанализировал и составил полное впечатление, кто такой Артем Прохоров и какими делами он занимается. Информация, содержащаяся в книжке, дорогого стоила, а попав к такому человеку, как Глеб Сиверов, становилась вообще бесценной и могла обернуться грозным оружием, направленным против Прохорова и не только против него…
Два генерала, поглядывая друг на друга, молча пили холодный кофе. Говорить им уже ни о чем не хотелось, все самое важное было сказано, добавить было нечего и незачем. Теперь начиналась оперативная работа.
Сколько она продлится, не знал ни Решетов, ни Потапчук. Но зато теперь у них появилась конкретная задача, конкретный человек, на которого следует выйти и во что бы то ни стало уничтожить. И самое главное, уничтожить до того, как он сделает свое страшное дело и уберет «главного нефтяника» России.
– Послушай, Андрей Николаевич, – прервал молчание, становившееся тягостным, генерал Потапчук, – этот контракт действительно так уж важен для России?
– Важен? – усмехнулся Решетов. – Да он просто-напросто жизненно необходим! Сейчас казна почти пуста, налоговая полиция получила огромные полномочия, но она пока бессильна, и плодов ее работа не приносит. Деньги в казну не поступают, с контрабандной водкой еще не разобрались. Политики пооткрывали границы, не посоветовавшись с теми, кто границы контролирует. Единственное, чем мы пока можем торговать с Западом, так это сырье, то есть нефть. А поскольку Аль-Рашид и Валентин Батулин были нашими партнерами, то получается, что…
– Я понял, – перебил собеседника генерал Потапчук. – Получается, что Россия, если сорвется контракт, потеряет миллиарды?
– Да-да, миллиарды. А контракт, как ты мог убедиться, под угрозой. И не под предполагаемой, а под самой что ни на есть реальной. И не дай Бог, мы с тобой провороним Мерцалова! Результаты будут катастрофические…
– Я все понял, Андрей Николаевич, не расписывай ужасы.
– Я и не расписываю, – устало обронил генерал Решетов.
* * *Когда гость покинул его кабинет и умчался в Кремль, Потапчук задумался. Он был осведомлен о том, что Глеб Сиверов сейчас находится за границей и зачем Глеб поехал в Швейцарию. Но где агент Слепой находится в данный момент, генерал Потапчук не знал.
«Наверное, я как в воду глядел, когда разговаривал с Глебом о Мерцалове, – вспомнил генерал встречу с Сиверовым, произошедшую несколько месяцев назад. – Очевидно, отыскать Мерцалова можно будет лишь с помощью Слепого, ведь он знал Мерцалова раньше».
При мысли о своем незаменимом агенте генерал Потапчук просветлел лицом, даже многочисленные морщины разгладились. Сколько раз за последнее время Глеб Сиверов выручал генерала Потапчука, скольких людей он спас от неизбежной смерти – Потапчуку даже было тяжело посчитать все те случаи.
"Тут и думать нечего – я поручу это дело Сиверову.
Я снабжу его всей информацией, дам ему в помощь, если он согласится, своих лучших сотрудников. Да и сам буду помогать. Не дело стоять в стороне, когда какой-то мерзавец одним метким выстрелом может так напакостить стране, что мало не покажется. Не дело.
Вместе с Глебом мы отыщем Мерцалова, и пусть тогда Андрей Николаевич Решетов мне позавидует в очередной раз, пусть восхитится моим умением работать. И пусть все эти министры не думают, что таких специалистов, как я, пришло время списывать. Да-да, я еще умею работать и крепко держусь в седле".
Глава 10
Отставной генерал Комитета государственной безопасности Амвросий Отарович Лоркипанидзе сидел в старом глубоком кожаном кресле, которое поскрипывало при каждом его движении, и то смотрел в жарко пылающий камин, то медленно поворачивал седую голову, подставляя теплу щеки. И тогда его взгляд упирался в замерзшие окна дачи.
«Вот и еще один год прожит. Еще один год моей бесконечно длинной жизни. Сколько же я всего видел, сколько всего знаю! А моя книга, мои мемуары, которые я уже закончил, никому не нужны Неужели моя жизнь интересна только мне самому? Неужели у меня не найдется ни одного благодарного читателя?»
Березовое полено в камине звонко треснуло. Фейерверком взлетели искры, языки пламени взвились, и полено поглотил прожорливый огонь.
«Да, вот так и человек, – подумал отставной генерал, – живет себе живет, пока не пробьет его час, а потом его отвезут в крематорий и сожгут. Он сгорит, оставив после себя кучку пепла…»
Старик откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза. Ему вспомнилась когда-то давным-давно прочитанная в толстом научном журнале заметка о том, что после сожжения, то есть после кремации, останки человека, его пепел, весят ровно столько, сколько он весил при рождении, в тот момент, когда появился на свет.
«Неужели и меня сожгут? Сожгут – и забудут, будто и не жил Амвросий Лоркипанидзе?.. У меня никого нет, я остался совсем один, старый, всеми забытый и никому не нужный».
