Сергей Зверев - Полундра
Улов был более чем жалким: несколько десятков непромысловых рыбок, каких-то совершенно невероятных уродцев. Презрительно кривя тонкие губы, Баташев смотрел, как его старпом с рассеченной бровью наклонился, выудил что-то из недр трала и с этим добром в руках направился к капитанскому мостику.
— Смотри, адмирал. — Он показал ему небольшую, беспомощно трепыхавшуюся в его руках и жадно глотающую воздух ртом рыбку. — Вот эта, кажется, вполне съедобная. Может, пожарим ее? Надоела мне эта свиная тушенка! Третью неделю в море, а жареную рыбу только во сне вижу…
— Выбрось ее за борт, ты, недоумок! — сердито нахмурившись, произнес Баташев. — Тебе что, жить расхотелось? Здесь вся флора и фауна нефтью пропитана!
Лицо старпома вытянулось, он с сожалением посмотрел на агонизирующую в его руках рыбку, но послушно швырнул ее за борт.
— И все остальное дерьмо, что вы тралом вытащили, тоже туда же! — со злостью в голосе приказал Баташев. — И спрячьте трал, на хрен, в трюм. Все, хватит дурака валять…
— Думаешь, хватит тралить рыбу? — озадаченно переспросил старпом. — Ведь они там, на гидрографическом судне, не дураки.
— Поэтому и хватит! — жестко оборвал его «адмирал». — У кого мозги там, на судне, есть, тот давно уже понял, что мы такие же рыбаки, как они там все члены дайвинг-клуба.
— Думаешь, их капитан держит ситуацию под контролем? — усмехнулся человек с рассеченной бровью.
— Мартьянов-то? — Баташев скроил презрительную гримасу. — А хрен его знает, что он там держит. Мы сами должны держать ее под контролем, понимаешь ты?
— Не доверяешь ему?
— Я себе самому раз в год только и верю, — хмуро проговорил Баташев. — Не в этом дело!
— А ведь наш пацанчик докладывает, что все идет нормально, — заявил старпом. — Эсминец они нашли, он сам напросился туда вниз спуститься, посмотреть. Говорит, и правда эсминец, на борту написано «Бостон». На завтра у них намечено первое погружение с заходом в артпогреб.
— Это была его идея — напоить Мартьянова, как бы в честь находки? — неожиданно спросил адмирал.
— Ну а то чья же! — Лицо «старпома» расплылось в самодовольной улыбке. — Он рассуждал, что без его ведома никто под воду на затонувший эсминец не полезет. А пока наш кавторанг просохнет после кутежа, много времени пройдет!
— Смышленый пацан, — сухо кивнул адмирал. — Колька всегда на водку слаб был, это я хорошо помню. Однако раз так, нам зря времени терять нельзя. Скажи ребятам, пусть скорее затаскивают этот вонючий трал в трюм и готовятся действовать по плану. Ситуацию должны держать под контролем мы сами, понятно тебе? Иначе какого хрена мы тут третью неделю болтаемся, как последние придурки…
— Конечно, адмирал, — поддакнул, улыбаясь золотыми зубами, «старпом».
— И иди, скажи Витьке-прапору, что для него работка по специальности подвалила, — продолжал Баташев. — Пусть готовит глубоководное снаряжение.
— Будет сделано, адмирал, — снова проговорил старпом.
— Черт возьми, чем раньше избавимся мы от этого дурака Кольки, тем лучше будет, — жестко продолжал Баташев. — А я свой шанс упускать не намерен! Все понял?
«Старпом» кивнул и пошел отдавать приказания. А Баташев снова повернулся и стал пристально вглядываться в ту сторону, где маячило неясным пятном на серой поверхности моря гидрографическое судно.
ГЛАВА 24
Выдыхаемый воздух вырывался наружу в толщу воды с бульканьем, казавшимся в тишине моря оглушительным, на мгновение образовывая вокруг маски мириады мелких пузырьков. Мерно работая ластами, Полундра опускался все дальше и дальше. Мрак сгущался вокруг него, свет сильного химического фонаря лишь на пару метров рассеивал его. С нетерпением Полундра вглядывался в глубину моря, ожидая, когда же покажется дно.
Возвращаясь думами к оставленному им гидрографическому судну, Полундра чувствовал некоторую неуверенность и робость. Как ни старался он убедить себя в обратном, однако мысль его упорно возвращалась к убеждению, что он отправился совершать это погружение фактически самовольно. Дело в том, что, проснувшись наутро, Полундра ощутил себя, несмотря на беспокойную ночь, хорошо отдохнувшим, выспавшимся и бодрым. Зная, что с осмотром затонувшего эсминца тянуть нельзя, поскольку погода в любой момент может испортиться, Полундра отправился готовить снаряжение для погружения, переодеваться в гидрокостюм, однако подошедший к нему вскоре мичман Витя Пирютин сообщил, что после вчерашнего кавторанг Мартьянов спит мертвым сном и, кроме нецензурной брани, ни единого вразумительного слова в это утро от него не удалось еще добиться. Без разрешения кавторанга отправиться под воду — об этом не могло быть и речи, и мичман Витя Пирютин предложил Сергею подождать пробуждения командира. Однако Полундра решил сделать по-другому. Он направился в каюту кавторанга, как следует потряс Мартьянова за плечо и, добившись, что тот приоткрыл глаза, бодрым, военным тоном отчеканил: «Старший лейтенант Павлов к выполнению глубоководного погружения готов. Разрешите выполнять?» Кавторанг долго пялил бессмысленные, осовевшие глаза на одетого в гидрокостюм Полундру, потом пробормотал заплетающимся языком: «Разрешаю!» и повалился на постель, чтобы снова спать.
Формально разрешение на погружение было получено, стоявшие позади него ребята при случае смогут это подтвердить. Фактически же кавторанг Мартьянов страдал, что называется, алкогольной амнезией: что он делал, говорил, где бывал по пьянке, протрезвев, не помнил совершенно. Поэтому Полундра всерьез опасался, что, вернувшись на судно после погружения, получит нагоняй от кавторанга за самовольство. И теперь, опускаясь под воду все глубже и глубже, Полундра заранее морщился, предвкушая этот разнос.
Как и предсказывали судовые эхолоты, дно показалось, когда крохотный манометр на акваланге Полундры показывал глубину в семьдесят три метра
Затонувший эсминец Полундра обнаружил сразу. Первым показалось в луче света, озаряющем придонный мрак, мощное шестидюймовое орудие, установленное на носу эсминца, его главная боевая сила. Даже теперь, покрытое толстым слоем ила и овиваемое водорослями, это орудие смотрело грозно, устрашающе
При свете мощного химического фонаря, казавшемся все-таки до смешного слабым, тусклым, Полундра принялся методично осматривать затонувшее судно. Его носовая часть была вся разворочена, в обшивке левой скулы под самым якорным клюзом зияла огромная дыра с рваными, распустившимися цветком краями. Полундра осторожно поплыл над корпусом затонувшего судна. Все судовые надстройки, хотя и покосившиеся немного, однако были в сохранности — никаких следов повреждений, даже спасательные шлюпки виднелись все на своих местах, словно их и не пытались спустить. Постепенно Полундре становилась ясна картина гибели боевого корабля. Ту ужасную пробоину в носовой части могла сделать только удачно и с близкого расстояния выпущенная торпеда с подводной лодки. Через пробоину потоки забортной воды хлынули в трюмы судна, сметая тонкие стальные перегородки. Все это произошло на полном ходу эсминца, и он, вероятно, не был подготовлен к отражению атаки. Поэтому судно затонуло практически мгновенно, словно захлебнулось забортной водой, на полном ходу сразу ушло под воду, так что никто не успел даже подумать о спасении.
Холодок ужаса пробежал по спине Полундры, когда он представлял себе последние минуты жизни тех, кто служил на этом корабле. Вот они плывут по внешне мирному, спокойному морю. За многие часы непрерывного напряжения чувство опасности сильно притупляется, и моряки непроизвольно начинают думать каждый о своем, мыслями уносятся к родному дому, к оставленным там родным и любимым. И вдруг гидроакустик слышит шум винта приближающейся торпеды и раздается внезапный страшный взрыв в носовой части корабля. Судно все сотрясается, неожиданно резко кренится на нос и стреми— тельно уходит под воду, так что находящиеся на нем люди только успевают замереть от ужаса. Шанса спастись не было даже у тех, кто в момент взрыва находился на верхней палубе: сильнейший водоворот, который образуется при затоплении такого большого судна, как эсминец, должен был утянуть под воду всех, кто на нем находился, а спасательные пояса, которые могут выручить в такой ситуации, едва ли у кого-либо в тот момент были надеты.
Проплывая мимо иллюминаторов, из которых торчали длинные нити водорослей, мимо беспомощно свисающих повсюду частей такелажа, Полундра чувствовал, как холодок ужаса пробегает по его спине — ужаса перед жестокостью и беспощадностью судьбы по отношению к военным морякам. Машинально старлей заглядывал во все видимые отсеки и углубления на погибшем эсминце, желая и опасаясь одновременно обнаружить там человеческие останки. Разумом Полундра понимал, что такое невозможно — за шестьдесят прошедших лет человеческая плоть разложилась в морской воде, от нее не осталось даже скелетов, однако суеверный ужас не покидал Сергея.
