Валерий Горшков - Любой ценой
– Не рассказывай мне больше такие ужасы, – Света крепко обняла мужа, прижалась щекой к его груди. – Женщинам вообще незачем знать об этом. Мы слишком эмоциональные, чувствительные натуры. А война – тяжелая мужская работа. У нас, слава богу, своих женских дел хватает… Знаешь, мне доктор говорил, что мужики, случайно оказавшиеся свидетелями родов, частенько даже в обморок падают.
– Так это филологи какие-нибудь. Или скрипачи, не иначе, – улыбнулся Ярослав, решительно отстраняясь от Светы и вставая. – Ну-с, хозяюшка, что у нас сегодня на ужин? Я голодный, как лев!
И тут же осекся, ощутив некоторую необычность своего положения. А устремленный на него, полный удивления и нечаянной радости взгляд жены заставил Ярослава ощутить бег мурашек по спине, от затылка до поясницы. Он понял, что случилось.
– Ты… ты встал сам, – дрогнувшим голосом сказала Света. – Без трости. Первый раз.
– И так бодро, что даже сам этого не заметил, – тихо прошептал Охотник, бросив взгляд на лежащую на диване лакированную деревяшку.
– Нет уж, товарищ гвардии капитан, – покачала указательным пальцем Светлана. – Раз смог встать, забыв про колено, значит сможешь и ходить. Главное – поверить в то, что у тебя получится. Давай! Старайся держать равновесие…
Конечно, он и прежде множество раз передвигался по дому без помощи трости, но назвать это крабье ползанье вдоль стены полноценной ходьбой даже язык не поворачивался.
Охотник пристально взглянул на жену, шумно выдохнул, нахмурился и сделал осторожный шаг. Слегка покачнулся, но удержался. Сделал еще один шаг. Затем – третий, четвертый, уже быстрее. Потом не выдержал – схватился рукой за стенку, сел на диван и на секунду устало уронил лицо в ладони. Но тут же выпрямился. Буркнул сдавленно:
– Т-твою мать! – и моментально расплылся в счастливой улыбке, взяв в руки теплую маленькую ладошку Светланы и стиснув ее своими мозолистыми лапищами.
– А ты переживал, что так долго нет результатов, – рассмеялась жена, чмокнув Ярослава в щеку. – Вот они, пожалуйста. Организм не обманешь, он сам знает, когда ты готов начать ходить, а когда – еще не совсем. Сегодня у тебя, милый, определенно удачный день.
– Кто бы спорил, – хмыкнул Охотник и шутливо поиграл бровями: – Мы отвлеклись от темы, однако! Так что там по поводу ужина, радость моя? У меня так громко урчит в животе, что соседи по квартире скоро подумают, будто у нас здесь завелся голодный доисторический ящер. Тиранозавр. Или диплодок.
– Вчерашний борщ с потрошками будешь? – хитро прищурилась Света, чуть склонив голову набок.
– Конечно! Спрашиваешь!
– Ну, тогда приходи завтра.
– Ах так, значит?! Ну, держись, красавица. Придется закусить тобой, сладкая ты моя! – и Ярослав, по-звериному оскалив зубы и растопырив руки, как лапы, обхватил жену, легонько стиснул в объятиях и даже осторожно укусил за шею.
– Ой, мамочки! Да тише ты, ребенка задавишь! – взвизгнув от щекотки, отчаянно заколотила по спине мужа кулачками смеющаяся Света. – Ладно, все, все! Сдаюсь! Иди руки мой, птеродактиль. Еда давно на столе, под ватным одеялом, тебя дожидается…
На следующий день Света с самого утра принялась печь пирожки и дожидаться приезда гостей из Морозово – Шурика и Варвары, а Ярослав, как и обещал, в начале одиннадцатого уже был на Петроградке, намереваясь под свою ответственность забрать Данилу из детдома до завтрашнего утра. Но едва он подошел к коменданту – высокому, неряшливо одетому худощавому мужчине лет сорока, с вытянутым лисьим лицом, тонкой ниточкой усов и глубоко посаженными юркими глазами – и сообщил о цели своего визита, комендант надменно фыркнул и сказал:
– Боюсь, капитан, вы пришли напрасно. Сбежал ваш Найденов. И до сих пор не вернулся.
– Как сбежал? Когда? – похолодел Охотник.
– Вчера, после отбоя, – лениво ответил усатый. – Директор, Дим Димыч, уже распорядился, чтобы, как только Найденов вернется, – а он рано или поздно обязательно вернется, как пить дать, пошляется и вернется, потому как некуда ему больше идти, – так чтобы сразу посадили его на карантин. На месяц.
– Что это значит – карантин? – нахмурился Ярослав.
– Это значит вообще никаких выходов за пределы корпуса. В том числе – и к вам на военную подготовку, в Ижору. Бусыгин имеет на это право. У нас, товарищ капитан, не просто школа-интернат. У нас контингент особый. Сложный, мягко говоря. С травмированной психикой. И единственный способ поддерживать в школе относительный порядок – это жесткая дисциплина…
– Я в курсе, какая у вас здесь дисциплина. Особенно по ночам, в умывальнике, – не удержался Охотник, презрительно окинув взглядом плюгавенького коменданта.
– Ублюдки безнаказанно истязают слабых и безвольных, заставляют вместо себя чистить нужники, стирать нижнее белье. И не только… – Ярослав запнулся, по нервно дрогнувшему на лице собеседника веку поняв, что тот отлично понял, что он имел в виду под словосочетанием «не только». Администрация детдома, конечно же, отлично знала о царящих среди воспитанников жестоких порядках. Знала задолго до случая с Гномом. И упорно делала вид, что ничего не происходит. Почему – очевидно. Ведь опираясь на «актив», гораздо легче «поддерживать относительный порядок».
– Так что вы лучше вначале с издевательствами над учениками разберитесь – мой вам настоятельный совет. И уже потом сажайте пацанов на карантин.
– Я учту ваши пожелания, – выдавил негнущимися губами усатый.
– Хочется верить, – холодно бросил Охотник. – А сейчас я хотел бы видеть Павла Лебедева. Одноклассника Гнома. У меня к нему тоже есть разговор, касающийся наших занятий по НВП. Только не говорите мне, что Лебедев тоже сбежал.
– Нет, этот хулиган здесь, только что его видел, – нехотя выдавил комендант. – Хорошо. Я скажу ему, чтобы спустился. Но учтите: через двадцать минут у нас в актовом зале лекция. По личной гигиене. Явка всего контингента строго обязательна!
– Я не задержу парня больше чем на пять минут, – сухо пообещал Ярослав. – Можешь не волноваться…
Провожая невидящим, обращенным внутрь себя взглядом сутулую, как у знака вопроса, покатую спину этого неприятного, словно специально вывалянного в пыли типа, Охотник пытался понять, что именно заставило Данилу поспешно сбежать из детдома минувшим вечером? Ведь во время отъезда класса с базы в город Гном – и это было видно невооруженным глазом – буквально сгорал от нетерпения назавтра снова встретиться. И, ставя жирную точку в их вчерашнем более чем необычном разговоре, продемонстрировать свою памятную тетрадку…
Если кто из здешних мальчишек и мог дать более-менее вразумительный ответ о причине, побудившей Найденова рвануть в самоволку, то только Пашка. А вот, кстати, и он. Явился, не запылился. Спускается… Причем, заметив Ярослава, как-то подозрительно прячет глаза. Виляет. Знает, засранец, в чем дело, сто процентов знает!!!
– Привет, Лебедев, – сухо поздоровался Охотник. – Чего такой бледный и кислый? Не иначе лимоны на завтрак давали.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – пробормотал Пашка, сразу же заинтересовавшийся состоянием и чистотой своих донельзя стоптанных ботинок.
– Отойдем-ка в сторону, нечего торчать на проходе, – Ярослав кивнул на укромный уголок в стороне и первым направился туда. Пашка, как привязанный, понуро плелся следом. О чем сейчас спросит инструктор, он, конечно же, догадался сразу. И понял – молчать не сможет. Да и надо ли? Ведь Михалыч, как его между собой называли Пашка и Данила, был в курсе их знакомства с «лимонскими» пацанами.
– Где Гном? – убедившись, что их не подслушивают, строго спросил Охотник. – Т а м?
– Там… – кивнул, дернув головой в сторону входной двери, Лебедев.
– Зачем?
– Пошел прощаться с пацанами.
– Понятно, – вздохнул, стиснув зубы, Ярослав. Его худшие подозрения, увы, подтвердились. – Адрес? Не на улице же вы все время торчали и не на чердаках. Я жду.
– Они меня убьют, – чуть слышно прошептал Пашка. – Сразу поймут, кто вам хазу сдал.
– Значит, пусть лучше убивают Гнома, так, что ли?
– Нет, не так! – взвился Лебедев. – Да я за Даньку любому горло перегрызу!!!
– Что-то пока непохоже, – холодно бросил Охотник. Шумно вздохнул. Положил руку на плечо пацана: – Не тяни резину, Паша. Время дорого.
Лебедев, вновь уткнувшись взглядом в ботинки, тихо назвал адрес – отдельную квартиру в доме на Кировском проспекте, где обычно собиралась местная шпана. Квартира принадлежала молодому крадуну по кличке Сухарь, точнее – его старой, полоумной бабке, на которую никто из банды даже не обращал внимания. Затем Пашка поднял полные надежды и затаенного страха глаза и спросил:
– Милицию звать будете?
– Обойдусь, – после секундной паузы, словно колеблясь, решительно ответил Ярослав, быстро взглянул на наручные часы. – Не стоит раньше времени поднимать шум. Все. Свободен. Можешь проваливать на лекцию. По гигиене.
