Сергей Зверев - Право выжившего
Инструктаж проходил в зале на четвертом этаже Петровки, 38, в шесть часов утра. Там собрались оперативники из всех муровских отделов, сотрудники ОМОНа.
– Вот план операции, – генерал прилепил на доску коряво нарисованную на ватмане схему, напоминавшую план битвы на Чудском озере. – Первая группа отсекает их от железнодорожной станции и задерживает всех подозрительных. Вторая – продвигается через лесополосу и выходит к лагерю. Третья заходит с юга и производит оцепление. Учтите, таких диких у нас давно не было. Вполне могут открыть стрельбу. Действовать жестко, но аккуратно. Там полно женщин и детей.
Прорабатывался план захвата цыганского табора из Закарпатья, уже три месяца терроризировавшего Москву. Он разбил стоянку в Ногинском районе. В восемь утра ежедневно толпы женщин с детьми направлялись в столицу – гадать, мошенничать, воровать. Их коронным трюком стала работа с иностранцами. Пацаны десяти-двенадцати лет от роду налетали на иностранцев, выходящих из машин, облепляли, вцеплялись как бульдоги. И пока ошарашенный гость Москвы пытался стряхнуть их с себя – выворачивали карманы. Кто-то попытался обработать их из газового баллончика – получил нож в бок.
– Предъявлять нам им нечего, – продолжил руководитель операции. – Детишки, которые совершали преступления, не достигли возраста уголовной ответственности. Так что собираем их, обыскиваем, находим деньги, на них покупаем билеты – вагон уже зафрахтован. Загружаем в поезд – и на родину. Решение обладминистрации об их выселении есть. Ясно?
– Ясно, – произнес старший омоновской группы, барабаня по ладони резиновой дубинкой…
Утренний подмосковный лес. Идиллия – пели птички, светило ласковое солнце, таял утренний туман. По лесу растягивалась цепочка одетых в серые куртки, с дубинами и автоматами омоновцев – экипировкой и внешним видом они чем-то напоминали партизан из старых фильмов. За деревьями виднелась просека с белыми пятнами палаток.
Тяжелые омоновские башмаки месили грязь и ломали сухие ветки.
– Вперед, – послышалась из рации команда.
Бойцы устремились вперед и с гиканьем, криками ворвались на территорию лагеря, состоящего из нескольких десятков палаток и шалашей. Дальше все стало еще больше напоминать старые фильмы о войне.
– На землю!
Сотрудники милиции знали, что церемониться с цыганами не рекомендуется – дороже станет. При задержании цыгане очень агрессивны, оказывают ожесточенное сопротивление. Особенно женщины – царапаются, лягаются, плюются, ругаются.
– Лежать, сказал! – орет омоновец цыгану, подсечкой сбивает его с ног и охаживает дубинкой.
– В круг, – другой омоновец пинком сопровождает визжащую цыганку в круг, куда собирают женщин и детишек.
Омоновцы споро работали дубинками и сапогами. Под тяжелыми ударами трещали и сыпались шалаши и рвались палатки. Растекалось по земле какое-то остро пахнущее куриное варево. Стоял женский вой, как от десятка милицейских сирен, перемежаемый такой матерщиной, что вяли даже привычные ко всему милицейские уши.
Муровский оперативник вспорол подушку, поднявшийся ветер кружил по поляне перья и пух, так, будто это снег. В самом центре «снегопада» по разбросанным вещам металась огромная муровская овчарка в поисках наркотиков, повизгивая от удовольствия и пытаясь кататься в перьях по земле.
Минут через пять все немножко успокоилось, начался личный досмотр и обыск. Когда перешли к досмотру вещей цыганок, вой и ругань поднялись с новой силой.
– На, смотри, сволочь, – цыганка задрала футболку и затрясла увесистыми грудями.
– Э, начальничек, нет ничего, – крикнула ее подружка, взмахнув навернутыми на нее, как листья капусты на кочан, несколькими платками и юбками.
– Чтоб ты сдох! Чтоб у тебя рак был! О, я вижу, будет у тебя рак. Будет, – орала еще одна цыганка оперативнику.
– Да у тебя самой рак, дура, – огрызался опер.
Муровцы оттащили в сторонку мальчишку лет десяти, по их мнению, никак не походившего на цыгана – белобрысого, веснушчатого.
– Ты кто такой? – спросил муровец, положив руку на плечо мальчишки.
– Цыган, – гордо отозвался мальчишка.
– А волосы что такие белые?
– Сделались, – нахально отозвался мальчишка.
– Выкрасил, что ли?
– Выкрасил.
Тут прислушавшаяся к беседе полная цыганка в ворохе ярких одежд и в майке с английской надписью, похоже, одна из авторитетов в таборе, заорала:
– И чегой-то вы к ребенку пристали?
– Помолчи, – отмахнулся оперативник, беседовавший с мальчишкой.
– Чего привязались-то?! Волосы белые, ха! У нас же не все черные. Белые тоже бывают.
Ее зычный голос, приправленный матом, был слышен далеко за пределами табора.
Между тем на брезент ложилась добыча – найденные оперативниками вещественные доказательства – доллары, юани, золотые кредитные карточки.
Муровская собака, скуля, уселась около кипы матрасов.
– Что там, Лорд? – спросил оперативник из УБНО, вспарывая матрасы. – Во, то что надо.
Внутри они были заполнены маковой соломкой. Продолжавшую галдеть ругающуюся толпу начали усаживать в автобусы. Дальше – в УВД на разбор и в поезд. Мужчин поднимали с земли и пинками сопровождали к автобусам.
Женщины и дети шли сами.
– Ну-ка, а ты кто? – спросил оперативник – капитан из МУРа, беря за шкирку русского парнишку на вид лет шестнадцати-семнадцати. – Что, тоже дитя цыганского народа?
– Да я тут случайно, – замялся он.
– Подними руки.
– Меня уже обыскивали.
– Поднимай.
Муровец нашел нечто новое – паспорт.
– Так, Гарбузов Всеволод Игоревич. Где прописан? – открыл паспорт на странице с пропиской. – Значит, в гости заскочил? Далеко шел.
– Познакомился с цыганами. Заехал.
– Небось наркоту привез?
– Нет, – испуганно воскликнул мальчишка.
– Разберемся.
Из отдела милиции, к которому доставили автобусы с цыганами, муровец прозвонил в ОВД Апрельска. Там ему сообщили, что Всеволода Гарбузова ищут уже несколько дней, и он очень нужен отделу по убийствам.
– Постановление на арест есть? – осведомился муровец.
– Нет, – ответили ему. – Пока он свидетель.
– Как говорят – от свидетеля до обвиняемого один шаг.
– Подержите его у себя. За ним подъедут.
– Ладно, попытаемся, – оперативник положил трубку и поднял глаза на Севу. – Тебе есть где жить-то, сынок?
– Нет.
– Тогда здесь поживешь. В камере. Пока твои друзья из уголовного розыска не приедут. Не возражаешь?.. Согласен. Так и запишем…
Глава 38
Командировка
Время поджимало. Сколько еще продержат Севу в Москве? Неизвестно. На поезде – не успеть…
Денег в бухгалтерии привычно не оказалось, так что Косареву пришлось мотаться по друзьям и занимать на проезд.
С трудом набрал требуемую сумму. Хорошо, что сослуживец по Афгану пристроился заместителем босса в одном банке.
В аэропорту народу было немного, но рейсов еще меньше.
– Билетов на Москву нет, – сообщила кассирша. – Только на коммерческий рейс.
– Сколько?
– В три раза дороже.
– Спасибо, не надо.
С помощью сотрудников ОВД удалось все-таки протолкнуться в самолет. Летел чуть ли не стоя. Когда шасси оторвались от земли, уже уставший материться про себя Косарев никак не мог поверить, что предполетная лихорадка позади.
Москву Косарев знал не очень хорошо, а Подмосковье тем более. Но все-таки он нашел Ногинское УВД, где сутки по «собственному желанию» томился Сева.
– Как он себя ведет? – спросил Косарев начальника районного уголовного розыска.
– Смирный. На побитую собаку похож. И со всем соглашается.
– Чего он в таборе делал?
– Не говорит. Наверное, наркоту цыганам возил. Они для этих целей обычно русских привлекают.
– Что еще говорит?
– Ничего. Но вежливый – жуть.
– Где я с ним поговорить могу?
– В кабинете моего зама.
Косарев устроился в тесном кабинете заместителя начальника уголовного розыска, заставленном видео– и аудиоаппаратурой, изъятой по какому-то делу. Вскоре туда привели Севу. Выглядел он действительно запуганным и побитым.
– Я за тобой, – сообщил Косарев и представился. – Поговорим?
– Да, конечно.
– Рассказывай.
Неожиданно плечи у сидящего на стуле Севы поникли, и он, всхлипнув, выдавил:
– Не могу-у… Они… Они меня порешить хотят. Я знаю.
– Кто?
– Они! Н-не знаю кто…
Из последовавшего сбивчивого рассказа Косарев узнал кое-какие занимательные подробности. Например, что Киборг с Матросом увезли Соболева на белой «Волге». Значит, похоже, они его и подготовили к «отпеванию». Многое прояснив своим рассказом, мальчишка и словом не обмолвился об убийстве азербайджанца.
– Складно излагаешь. А кто ударил владельца «Жигулей» ножом?
– М-м, – Сева замычал, как будто опустил руку в кипяток, и прикрыл ладонью глаза, словно закрываясь от яркого света. – Я не знал, что они хотят вот так… Я бы никогда, если б…
