Сергей Анохин - Самки
Ее уникальное обаяние обволакивало и завораживало всех и каждого. Любой, находясь в ее обществе, начинал чувствать себя значимым и достойным, успешным и преуспевающим, талантливым и уникальным… Короче, любой мужчина в ее руках становился глиной, из которой она лепила все, что ей было нужно. Одно только непонятно – что именно?
Стерхов даже не был уверен, что она спала с кем-то, кроме него, но знал наверняка, что ни от кого не принимала никаких подарков даже в виде духов. Отказывалась от любых даже самых заманчивых и перспективных предложений – участия в новомодной телепрограмме, съемок в главной роли у известного режиссера или престижной работы. Но постоянные поездки на какие-то дачи, походы в закрытые ночные клубы, показы, тусовки, где она непременно блистала в обществе очередного кумира, выводили его из себя.
Если же он открывал рот, чтобы хоть намекнуть на ее бесконечные похождения, то получал в ответ лишь презрительную усмешку и пренебрежительный жест рукой. Так отгоняют назойливую, не в меру обнаглевшую муху. «Я завожу полезные знакомства», – говорила она, пожимая плечами.
И еще он никак не мог понять, что привлекло ее в нем, в общем-то совершенно обычном московском братке. Он ведь с самого начала не скрывал, чем занимается. По всему выходило, что Насте – прямая дорога замуж за какую-нибудь политическую, экономическую или шоу-шишку. Это не составило бы для нее проблемы.
Но девушка продолжала упорно цепляться за Стерхова. Мало того, она постоянно с маниакальной методичностью проверяла его карманы, внимательно изучала записную книжку в мобильнике, даже обнюхивала на предмет обнаружения незнакомых женских запахов. За эти четыре месяца он выдержал столько скандалов и истерик, что они стали казаться ему непременным атрибутом их совместной жизни. Но стоило сделать хоть шаг в сторону двери, Настя мгновенно перевоплощалась, превращаясь из злобной рычащей тигрицы в ласковую домашнюю кошечку. Ту самую, от которой так млели все попадавшие в ее сети мужчины. И Михаил сдавался. В ту же секунду.
И вот наконец он остался наедине с собой и своими мыслями. Что он чувствовал? Лишь одно – облегчение. Радость освобождения от нежнейших, но неразрывных пут. И ужас от того, что вскоре все вернется назад. Сил освободиться самому не было, а Настя, похоже, вовсе не планировала отпускать его.
Сколько это еще продлится? Год, десять, вечность?
Думать об этом не хотелось…
* * *
Но где все-таки этот хренов Беседа?..
И Отвертки нет. Он, впрочем, предупреждал, что к самому Новому году подъедет, сначала с родителями посидит – традиция… К Новому году! Так без четверти уже!
Звонок.
Это был Эдик.
– Спускайтесь вниз, – сказал он, протягивая Любашке огромный набитый снедью пакет, – нам вдвоем с Беседой все не притащить.
– Так вы вместе?
– Пришлось…
С радостными матюгами Колокольчик рванул вниз по лестнице. Михаил накинул куртку и неторопливо пошел вслед за ним: излишний энтузиазм наказуем. А вот Беседе точно – по ушам. На Камчатку, что ли, ездил?
Эдик шел рядом и, будто угадав мысли приятеля, сообщил:
– Его тормознули.
– Гаишники?
– Да не-е-ет, сейчас сам расскажет.
Любашка с подружками суетилась на кухне, а в комнате посиневший от холода Беседа, стуча зубами, второпях – чтоб до двенадцати успеть – рассказывал о своих приключениях:
– Взял все, что в списке было, – между прочим, еле в багажник поместилось, – въехал на МКАД по Осташке, проехал до Ярославки, развернулся и вновь по МКАДу чуть вернулся назад. Въезжаю в Мытищи – скользко, народ катит медленно и аккуратно. А я-то опаздываю! Ну и поехал как мог быстрей. Обгонял по обочинам, выезжал на шоссе сразу в третий ряд… Только уже тут сбавил скорость. И вдруг меня нагоняет «мерс». И из его окна мне машут моим же номерным знаком! Конечно, обалдел. Остановился. Вылез. Они тоже вылезают. Сразу трое. Суют мне под нос номер, спрашивают: твой? Ну, я, понятно, соглашаюсь. Тут же говорю им, спасибо, мол, что вернули, давайте заплачу. Типа, рублей…
А они мне: конечно, заплатишь. Номер-то мой отлетел от машины и ударил по их капоту. Вот царапина. А я и не видел. Откуда мне знать, может, и в самом деле отлетел… Посмотрел царапину. Есть. Я спрашиваю: «Сколько?» А они: мы не жулики, не вымогатели, мы на праздник торопимся… А машину надо завтра утром вернуть, значит, срочно ремонтировать… Короче, триста баксов.
Что-то тут не так, думаю, и денег-то у меня после магазина совсем не осталось. Давайте, говорю, вызовем ГАИ. Тут такое началось! Крики, вопли, что я тварь неблагодарная. Причем их же трое! Я пытаюсь общаться с одним, убеждаю его в чем-то, двое других орут, кулаками машут… А холодно еще. И время идет.
– И ведь, балда, даже рацию не взял! – возмутился Эдик. – Хорошо я мимо ехал. А то – что б с тобой было?
Беседа пожал плечами.
– Короче, выхожу я из тачки, разглядываю номер. Так-эдак прикинул, похоже, они еще возле магазина болты отвертели, – продолжил рассказ Эдик. – Парни сразу присмирели, почуяли, что не на того напоролись. «Чьих будете?» – спрашиваю. Ну, ясный пень, нелегалы. Но, сам понимаешь, сейчас связываться – только праздник портить… А они никуда не денутся. Номер я их запомнил, вряд ли у них что-нибудь еще, кроме этого «мерса», есть. И торчат, наверно, только в одном месте. После праздников покрутимся там, выследим.
* * *
Выследили они нелегалов через три дня. Вечером. Прямо у того магазина, где Беседа затаривался. Видимо, с фантазией у ребяток были проблемы, придумали одну схему, а дальше – ни шагу в сторону. Но если бы Беседа с Эдиком не запомнили их в лицо, обнаружить нелегалов было бы не так просто. Ну крутится какой-то парень возле своей машины. Наклоняется, снег счищает, покрышки, диски проверяет. Кто в темноте заметит, что не на своей тачке, а на соседней? Вообще-то, даже Ученый не заметил, как тот умелец номер снял: пока стоял – был номер, наклонился на секунду, поднялся – номера нет. И тормозить своего клиента не торопились. Подождали, чтоб выехал так, где народу на трассе поменьше.
В эфире прорезался голос Отвертки:
– Мелькаешь, как папуас в Арктике… Они же срисуют тебя… Уйди из первого ряда… Уйди, говорю… Еще быстрей…
Ага! Началось.
Они с интересом понаблюдали, как мужики развели своего зайца и неторопливо отъехали от обочины.
– Все, работаем! – прохрипел в рацию Эдик.
Его «Гелендваген» резко вырвался вперед. Ученый вывернул руль и пошел бок о бок с «мерсом», сзади катил Колокольчик.
Три машины. По четыре пацана в каждой.
– Готовность… Тормози!..
Эти трое даже не пытались бежать. Они выстроились неровной шеренгой вдоль своего «мерса». Один центровой встал как вкопанный на изготовку, длинный возле багажника нервно перетаптывался, а последний, который, видимо, был из них основным, в кожаной кепке и расстегнутой донизу черной косухе, оглядывал окружившую кодлу с презрительной наглой ухмылкой.
– Ну, хули надо?.. – начал было «кепарь».
Колокольчик в прыжке влепил ему прямой в челюсть, поддев ногой по ребрам.
– Хули лыбишься, падла?! Не въехал, чего на кону? Ща не только зубы выбью!
«Кепарь» удержался, схватившись за капот своего «мерса», но на него уже обрушились сразу две биты. Неторопливо подошел Нанаец, небрежным жестом ладони отодвинул двух своих бойцов. Он резко скинул на снег кожаную кепку нелегала, с усилием дернул за волосы и несколько раз припечатал окровавленным лицом об капот, об дверь, дважды о лобовое стекло.
– Пару ребер ломаните ему, – коротко бросил Антон. – И колено. Чтоб месяц отдыхал.
Пацаны снова взялись за биты.
Тем временем еще трое парней заканчивали с центровым. Он оказался потверже и пробовал отбиваться, но значительный численный перевес сделал свое дело. Его быстро повалили в снег, прыгнули на голову и примерно в минуту затолкали ногами под собственный «мерс».
Ученый двинулся к последнему, длинному. Отвертка заломил ему руки за спину, Колокольчик отрабатывал апперкоты снизу.
– Все усек? – спросил Михаил.
– Парни, хватит, все понял… Тачку отдам…
– Атас, поехали! – крикнул Ученый.
Все мгновенно остановились, отдуваясь и сплевывая. Колокольчик нагнулся к обочине, поднял увесистый булыжник и, проходя мимо лежащего у капота «кепаря», словно невзначай выронил камень туда, где минуту назад была кожаная кепка. Которую Антон аккуратно отчистил от снега и уже водрузил себе на голову вместо вязаной «киллерки».
Беседа вытащил из багажника канистру, небрежно плеснул на капот «мерса», поджег…
– Поучили фраеров, называется… – ругнулся сквозь зубы Нанаец, заводя мотор. – Даже мобильника не срубил.
Михаил поморщился. До чего ж все же он жаден. И жесток.
Но надежен.
Вот на той стрелке, когда один его экипаж из молодых создал ситуацию на Ленинском.
