Сергей Зверев - Оранжевая рубашка смертника
Обычная бетонная лестница, как в обычных жилых домах, имела всего два пролета, а потом выходила на обширную площадку. Это оказался большой тамбур у вторых ворот с торца здания. Наверное, сюда загоняли большегрузные машины. Тут было темно, и после освещенных коридоров и комнат подвалов глаза на миг вообще перестали видеть. Из темноты ударила автоматная очередь, потом со второй точки чуть в стороне раздалось несколько одиночных пистолетных выстрелов. Котов бросился на пол и в перекате ушел с линии огня, уже в полете дав очередь в пространство. Просто для острастки, а не для того, чтобы в кого-то попасть.
И тут ворота распахнулись. Это стало ясно по скрипу металла и по зведному небу, показавшемуся впереди. И тут же загорелись огни задних автомобильных фонарей, заурчал двигатель, а из-за угла продолжал стрелять автомат. Короткими очередями, будто нащупывал чужаков в темноте обширного тамбура. Такая тактика привела бы к тому, что он нашел бы кого-то из спецназовцев. Котов прижался к бетонному полу, а потом, не целясь, дал короткую очередь. Человек вскрикнул и рухнул на пол.
Машина тем времени взревела мотором и рванула из тамбура наружу. Водительская дверь была приоткрыта, и за ней маячила голова человека. Котов чисто физически ощутил, что один поворот руля, пикап свернет за угол, и все… Уйдет этот в белой рубашке, уйдет главный, даже если это и не Хасан. Вскочив на ноги, капитан приложил приклад к плечу и в последнюю секунду нажал на спуск. Он увидел, как разлетелось заднее стекло кабины, как дернулась голова человека, сидевшего за рулем, как истошно завопил автомобильный сигнал, видимо, оттого, что человек безжизненно упал на руль всем телом. Машина снова рванула вперед, но сразу сбавила скорость. Котов бросился вперед, и тут же перед ним в воздухе мелькнуло что-то маленькое, круглое и зловещее. Ручная граната!
Капитан успел упасть на землю за пределами ворот, мысленно хваля себя за это. Металлические стены тамбура возьмут на себя осколки. Но там же Савичев! Где же он, черт?
И тут по голове ударило, словно молотом. Рот сразу наполнился дымом, грязью и, наверное, кровью, мир куда-то поплыл, заиграл странными красками, в ушах все шумело эхо близкого взрыва гранаты. Котов с трудом поднялся на ноги и увидел, как впереди мелькнула на фоне звезд тень человека. Подняв автомат, спецназовец дал несколько очередей и побежал к машине с убитым водителем. Или ему показалось, что он побежал. Ноги слушались плохо, глазам было больно вращаться в глазницах, но он из последних сил продолжал бежать.
Машина, кажется, опять попыталась тронуться с места. Котов поднял автомат, чтобы снова разрядить его в сторону кабины, нажал на спусковой крючок, но оружие молчало – кончились патроны. Бросив автомат, капитан схватился за задний борт пикапа, и его волоком потянуло по земле.
Сейчас, сейчас… Только собраться с силами и подтянуться… есть ведь еще «винторез»… и пистолет… Не уйдешь… не дам уйти… только бы пальцы не разжались.
Савичев вывалился из ворот и упал на землю. Штанина была полна крови. Простреленная нога не слушалась, как будто онемела. Спецназовец лег на живот и прицелился в уезжавшую машину. Он видел волочившееся за ней тело командира. Надо повыше, подумал он, но в глазах все плыло, и машина все же смогла скрыться из поля зрения. Только земля дрожала под животом. Или это бил озноб? Савичев, морщась от боли, постучал пальцем по микрофону:
– Барс… командир! Ответь Сове…
Что-то попало под руку. Опустив голову, Савичев увидел скобу держателя коммуникатора с наушником, микрофоном и оборванным проводом, валявшимся на земле…
Глава 8
Провинция Хама
Котов пришел в себя от головной боли. Ломило лицо, где-то, прямо в середину лба, будто вбили раскаленный гвоздь. А вот своего тела он не чувствовал. Почему-то сразу в сознании всплыла книга «Голова профессора Доуэля». Отрезанная голова на столике, живет автономно от тела. Котов напрягся, шевельнул плечами и понял, что это удается, значит, и плечи, и руки, и ноги на месте. Чушь какая в голову лезет, подумал он.
Разлепить глаза оказалось еще сложнее. Настолько, что капитан в голос застонал. Что-то изменилось вокруг. Какое-то шевеление, потом на лицо вдруг опустилась прохлада, оно перестало гореть, и, наконец, удалось открыть глаза. Серый потолок, серые стены. Комната какая-то. Лицо человека. Незнакомый, давно не бритый. Человек поднял руку, и на лицо полилась прохладная вода. Головная боль сразу отошла, запрятавшись где-то глубоко.
– Как вы себя чувствуете? – спросил человек почему-то по-английски. Его голос звучал издалека, хотя он сидел совсем рядом.
Котов хотел ответить, что чувствует себя хреново, но не помнил, как это перевести на английский язык, и прошептал:
– I feel bad[9].
Человек поднес к губам Котова кружку и приподнял ему голову. Губ коснулась живительная влага, она стекала по подбородку, по груди, и он хватал ее воспаленными губами и глотал, глотал, понимая, что делать этого не следует, что сейчас он нальет себе в желудок уйму холодной воды и ему станет еще хуже, может даже начаться рвота. Набрав в рот воды, Котов отстранился и отрицательно покачал головой. Он держал во рту воду, стараясь увлажнить слизистую оболочку, освежить и размягчить гортань, забитую, наверное, пылью.
– Простите, я не могу развязать вам руки, – снова по-английски сказал мужчина. – Нас могут за это убить.
Он подозвал кого-то еще, кажется, по-арабски. Две пары рук подняли Котова и усадили у стены. Сразу стало легче. Теперь капитан рассмотрел помещение. Это была самая настоящая тюремная камера, только не было тут нар, а была на полу просто куча драных и неимоверно грязных ватных матрацев. В углу, как и положено, унитаз и железная раковина с одиноким краном. Справа – железная решетка от пола до потолка из толстых прутьев с хлопьями отстающей масляной краски. За решеткой был коридор, но куда он вел и что было за ним, Котов не видел. Слева, на высоте около двух метров, окно, забранное сеткой и толстой решеткой.
Мужчина с лицом европейца был одет в брюки и рубашку, изодранную до предела. Из брюк торчали грязные босые ноги. Но глаза у этого человека светились энергией и умом. Второй был сирийцем. Он вернулся в угол на свой матрац и сидел там, подперев нечесаную голову кулаком и тупо глядя в пол перед собой. Картина была безрадостной.
– Ну, теперь вам легче? – спросил мужчина. – Вы, наверное, военный? Француз, русский, украинец?
– А тут есть украинцы? – удивился Котов.
– На стороне вооруженной оппозиции не воюют разве что только инопланетяне, и то я не уверен. Хотя тогда бы вас сюда не бросили. Может, провинились в чем-то?
– Вы – журналист! – рассмеялся одними губами Котов, старательно прислушиваясь к звукам снаружи и пытаясь понять, где же он находится.
– О-о, вы проницательны! – вскинул брови мужчина. – Не думаю, что меня можно узнать в таком виде, хотя я много раз давал интервью по телевидению и делал репортажи. Метью Кларк, британский ежедневник «Индепендент»[10]. К вашим услугам.
– А не ваше ли издание искало российские наземные войска на севере Латакии? – спросил Котов.
– Точно, – обрадовался журналист. – Приятно, черт подери, когда публика тебя знает. Боюсь, мне теперь предстоит поплатиться за то, что мы ваших войск там не нашли, зато написали о патриотизме и высоком боевом и моральном духе частей Асада…
– Ваших? – с иронией перебил Котов.
– Да перестаньте, – махнул рукой Кларк. – Вы же русский. Я это даже по акценту понял.
– Ну а как вы сюда попали, мистер Кларк? Сепаратисты не простили вам статьи о том, что в Сирии нет российских наземных войск? Или о высоком боевом духе правительственных войск?
– Нет, нас захватили неподалеку в Латакии, – вздохнул журналист, – когда боевики отбили стратегически важную высоту у правительственных войск. Я немного опоздал, они подбили машину, и бежать мне было уже некуда. А вы? Вы как тут очутились?
– Слушайте, Кларк, вы ведь журналист?
– Да, и что?
– Вы человек с широким кругозором и, наверное, не первый день работаете в горячих точках на планете?
– Да, это так.
– Понимаете… – Котов помолчал немного и снова заговорил: – Вы только постарайтесь меня понять. Я мог бы вам и не доверять, ведь вижу вас впервые, но дело не в этом. Если я начну рассказывать, то поставлю под удар жизни других людей. И своих товарищей, и сирийцев. Большой ущерб могу нанести сирийскому правительству.
– Но вы все же русский?
– Да, русский.
– Ну, – улыбнувшись, сокрушенно покачал головой журналист, – я готов пожать вам руку, но боюсь, что за попытку развязать вас могу поплатиться жизнью. Хотя нас, наверное, и так скоро убьют.
– Где мы находимся?
– Представления не имею, – пожал плечами Кларк. – Везли меня не очень долго и не очень быстро. Думаю, что километров пятьдесят, может, сто. И думаю, что в глубь страны. Видите ли, у меня на голове был мешок. А это, – обвел он взглядом помещение, – их типичная тюрьма, еще с довоенного времени. А раз тюрьма, значит, городок не маленький.
