Сергей Самаров - Красные волки
Шереметев проснулся от телефонного звонка. Звонил майор Коваленко:
– Григорий Владимирович, ты не забыл про меня? Обещал на допрос позвать.
Капитан посмотрел на часы. Он проспал на полтора часа больше, чем рассчитывал, и внутренний будильник в этот раз не сработал. Сбой от расслабления произошел, подсознание приказало будильнику сломаться. В дополнение ко всему, сильно заболела спина. Она время от времени побаливала – последствия контузии годичной давности, когда бронетранспортер на фугасе подорвался. Шереметев думал, что спину уже вылечил окончательно, и не сумел себя уберечь, вдоволь натаскался камней минувшим днем. И так уже не в первый раз – боли время от времени возвращались, причем такие, словно контузия была получена только вчера. Однако средство от этой боли имелось надежное. Обычно, когда спина начинала болеть, Шереметев носил пояс из собачьей шерсти. Сказать, что это его спасало, значит, ничего не сказать. Шерсть любой собаки не знает равных себе материалов по согреванию, а шерсть трех пород собак ко всему прочему является еще и лечебной. Причем это самые добрые из всех собак – ньюфаундленд, сенбернар и колли. Видимо, их доброта переходит в помощь тем, кто в ней нуждается. У Григория Владимировича пояс был из шерсти черного ньюфаундленда, и он всегда возил его с собой, если отправлялся в командировку.
– Через полчаса, товарищ майор… Подходите…
– Жди. Без меня не начинай. Еще могу тебе сообщить, что за ночь все материалы с диска Идрисова просмотрел, даже успел посоветоваться с подполковником Моринцом. Разбудил его своим звонком. И не зря разбудил. Мы оба думаем, что этот диск – возможность предъявить профессору обвинение. Там есть много чего интересного, и не по одному-единственному эпизоду. Ты, Григорий Владимирович, отлично поработал. Поздравляю. Не забудь вернуть мне наборную отмычку. Она должна в «секретке» храниться, я под подпись забрал.
– Я жду вас, товарищ майор. Через полчаса…
Положив трубку и с трудом поднявшись со стула, на который присел во время разговора, капитан Шереметев достал из-под кровати свою большую «командировочную» сумку, нашел широкий, на всю поясницу, собачий пояс на «липучках» и сразу надел. Знал, что через пятнадцать минут уже будет свободно шевелиться, а через полчаса совсем забудет про спину. Но снимать пояс будет еще нельзя. Если снимешь сразу после исчезновения боли, спина тут же о себе напомнит. Придется носить сутки и даже спать в нем, и только тогда скажется эффект лечения.
О сложных физиологических и физико-химических процессах, происходящих в организме под воздействием собачьей шерсти, Григорий Владимирович не знал. Слышал что-то про электролизацию кожного покрова, про аппликацию колючей шерстью, про обязательный приток свежей крови к больному участку. Это все, без сомнения, тоже лечит. Но процессы, видимо, происходили и другие, мощные и на каком-то не поддающемся медицинскому сознанию уровне, потому что врачи на такое лечение всегда смотрели скептически. Но врачи традиционно самоуверенны, и при этом сами знают очень мало о больных и болезнях, зато много знают о лекарствах и часто подпитываются финансово от аптек и производителей лекарственных препаратов. И вообще врачам нет смысла вылечивать людей. Если все люди будут здоровы, то они работы лишатся. И потому они предпочитают только временно подлечивать, на что вся современная медицина и нацелена. А когда и тут обходятся без них, это уже выше их понимания, и любое народное средство лечения вызывает у врачей порой даже раздражение. Но такие средства, тем не менее, лечат, совершенно не обращая внимания на некомпетентное мнение любых компетентных медицинских светил.
Уже с поясом капитан неуверенно начал делать зарядку. Сначала он, старательно оберегая спину, только растягивал ее, потом попробовал нагрузить ее, но лишь слегка. Через минуту нагрузил сильнее. И под конец уже не боялся, что в какой-то момент согнется и не сумет разогнуться. Собачий пояс творил чудеса.
Когда капитан пошел в умывальник, дневальный у ротной тумбочки никогда не подумал бы, что всего двадцать минут назад командир еле-еле, согнувшись, сползал с кровати…
– Отцепите меня от этой проклятой трубы, или я ее просто перекушу, – угрожающе предупредил пленный. Несмотря на трудный день и еще более трудную ночь, боевой и злобный пыл он не растерял. А от ожидания скорых перемен вообще ожил и почувствовал себя чуть ли не героем дня. Но это был всего лишь истерический всплеск.
Тем не менее такого активного человека перед допросом следовало «ломать» психически. Впрочем, кто сильно духарится, тот, как правило, и ломается быстро. Это известное правило из старой теории проведения допросов. Истерика всегда происходит всплеском, а всплеск обычно отнимает много сил. С хладнокровными и внешне разумными, спокойными людьми всегда приходится возиться дольше, и допрашивать их сложнее. На них действуют только веские аргументы.
Вид у бандита был и в самом деле серьезным и даже угрожающим. Ночью такого на улице лучше не встречать, если не хочешь без конца оборачиваться и свернуть себе шею. Особенно серьезным было выражение глаз. Там, в подземном бетонированном коридоре, ведущем от разваленных скал к лесу, капитан Шереметев от всей души приложил бандиту в лоб прикладом своего автомата. Приклад хоть и пластиковый, а все же не самый мягкий. Еще вечером над переносицей бандита выступала громадная синяя опухоль, теперь она сползла на глаза и приобрела светящуюся фиолетовую раскраску, чем-то напоминающую боевую раскраску. Пленник и так плохо видел в полумраке подвала, а тут еще и глаза синяками заплыли, и белки глаз жестоко покраснели, как у разъяренного быка. Однако они покраснели, наверное, раньше от пыли, которая не только над бывшими скалами поднималась, но и подвальные помещения под скалами заполняла, а еще от последней бессонной для бандита ночи.
Григорий Владимирович начал планомерно и умело «ломать» пленника.
– А зачем, скажи на милость, тебя отцеплять? – спокойно и с легким удивлением спросил он. – Так ты стоишь очень удобно. Разговаривать не захочешь, я тебе начну по одному ребра ломать. Знаешь, как дышится со сломанными ребрами?
– Как? – не очень веря обещанию, с вызовом бросил пленник.
– По пятьдесят граммов воздуха с одного вдоха. Больше в легкие без боли набрать невозможно. Что такое пятьдесят граммов – знаешь? Это водочная рюмка. Если ты стаканами пить привык, то объясню популярнее – четверть стакана. Постепенно задыхаться начнешь, захочешь продышаться, но не сможешь. Вообще-то, это очень мучительно.
– Пошел ты!.. – выкрикнул пленник и попытался мотнуть ногой, чтобы достать капитана.
«Ломать», срочно требовалось его «ломать». Такая истеричная попытка сопротивления говорила, что пленник вскоре будет готов к «созреванию» и его нужно будет только слегка «додавить», а потом можно спрашивать обо всем.
Шереметев легко уклонился от неуверенного удара и тут же нанес в ответ свой, точно в плавающее ребро[18] с левой стороны. По исказившемуся лицу пленника видно было, что удар достиг цели. А тут и майор Коваленко с другой стороны нанес точно такой же удар. Но классический апперкот[19] майора был нанесен в правый бок, а справа под плавающим ребром находится печень, орган очень уязвимый и тяжело реагирующий на любой удар. Пленник повис на наручниках, на какие-то секунды отключившись от происходящего. Но первый болевой шок был быстро вытеснен вторым. Наручники врезались в запястья, и новая боль заставила пленника прийти в себя и встать на ноги, чтобы убрать натяжение. Стоять было не очень больно, хотя руки уже устали за ночь находиться в поднятом положении. Но опустить их возможности не было.
Пленник открыл глаза. Кажется, они еще больше покраснели от боли и ярости. Когда бандит стрелял в людей, глаза, наверное, так не краснели. Хотя ярости, наверное, и тогда у него было с избытком. Люди, не умеющие чувствовать чужую боль, всегда трепетно относятся к своему организму, и свою боль воспринимают очень остро, считая это великой несправедливостью. Самые злобные садисты обычно боятся простой и быстро проходящей собственной боли.
Майор Коваленко обошел подвешенного за руки пленника по кругу, словно искал место для следующего удара, но бить пока не стал.
– Пожалуй, этого я буду после обеда допрашивать, – сказал Шереметев, продолжая сеанс «ломки». – Он, мне кажется, еще не «созрел» для откровенного разговора.
– Отцепи меня… – прорычал бандит.
Наверное, рычать он учился у красных волков. Звучно и из нутра организма. Человека со слабыми нервами одно такое рычание может привести в трепет.
– Нет, после обеда я буду занят, – не глядя на пленника, которого вроде бы и не слышал, сказал майор Коваленко. – Только после ужина получится. – К процессу психологического «прессования» он подключился умело и вовремя.
