Андрей Воронин - Мертвый сезон
Впрочем, ему необязательно было меняться местами с двумя усталыми автомеханиками, чтобы почувствовать отвращение к работе. Тощая картонная папка, лежавшая посреди обшарпанного майорского стола, также не вызывала желания смотреть на нее и уж тем более открывать. Однако вернуться к содержимому папки было необходимо, хотя Синица давно выучил его едва ли не наизусть и не видел в нем ничего полезного для дела. Он вообще не понимал, какое тут к дьяволу может быть дело. Попал человек в мелкую аварию, распереживался и умер от острой сердечной недостаточности прямо на заднем сиденье своего "Мерседеса"... Конечно, такое не каждый день происходит, но любой врач "скорой помощи", не говоря уже о гаишниках, не сходя с места, перечислит вам десяток подобных случаев. Некоторые вообще ухитряются умереть прямо за рулем, и притом на приличной скорости... Но при чем тут уголовный розыск?
Синица снова, в который уже раз, поймал себя на том, что думает не об обстоятельствах смерти Ашота Васгеновича Гаспаряна, а о том, почему они, эти обстоятельства, вызвали такой интерес у начальника ГУВД полковника Скрябина. А интерес был, и притом немалый, иначе Скрябин ни за что не поручил бы это дело Синице.
Майор Синица был в управлении на плохом счету. Его неупорядоченная личная жизнь, расхлябанный внешний вид и в особенности манера засыпать на любом совещании неизменно вызывали у начальства приступы административного негодования. Офицер из Синицы был как из бутылки молоток: в отношении выправки и строевой подготовки он представлял собой полный ноль, зачетами по физподготовке манкировал, на субординацию плевать хотел, брился раз в неделю, стрелял посредственно и все время забывал, куда засунул свое табельное оружие. Выгнать его из органов к чертовой бабушке грозились не менее трех раз в неделю; однако, как это чаще всего и случается, количество произносимых в адрес майора Синицы угроз было обратно пропорционально его шансам действительно остаться без работы. То есть, выражаясь простым языком, заменить Синицу было некем, потому что он обладал отменной интуицией и имел редкостный дар делать правильные выводы из разрозненных, внешне никак не связанных друг с другом фактов. Он был сыщиком от бога.
Все это Синица про себя прекрасно знал, и именно поэтому интерес полковника Скрябина к обстоятельствам гибели Гаспаряна приводил его в недоумение. Пускай они были старыми знакомыми, собутыльниками и даже, как поговаривали в управлении, партнерами в кое-каких не вполне законных предприятиях. Пускай безвременная кончина Гаспаряна расстроила полковника, выбила его из колеи и толкнула на бессмысленное расследование. Все это было понятно, объяснимо и где-то даже похвально; но подозревать убийство?!
Именно такие подозрения Скрябин полунамеком высказал Синице, вручая ему папку с материалами по этому делу. Зная полковника, из этого можно было сделать вывод, что он твердо уверен: Гаспаряна убили, причем убили обдуманно, преднамеренно и очень профессионально.
Синица перестал глазеть в окно и с тоскливым выражением лица уставился на папку. Да, в собранных по горячим следам свидетельских показаниях имелись кое-какие несоответствия и даже странности, однако все они находились в пределах статистической погрешности – то есть, грубо говоря, их можно было легко списать на ночную темноту, некомпетентность проводивших опрос инспекторов ДПС, а также на то обстоятельство, что практически все свидетели, кроме водителя и охранника Гаспаряна, в это время находились в разных стадиях алкогольного опьянения.
Некоторое время Синица внимательно разглядывал ногти на своей правой руке, пытаясь припомнить, есть ли в кабинете маникюрные ножницы. С левой рукой проблем не возникало: ногти на ней Синица свободно стриг любыми ножницами, находившимися в пределах досягаемости. А вот привести в порядок правую руку, орудуя левой, у него никак не получалось – даже пробовать не стоило, сто раз пробовал, и все без толку...
Брезгливо кривясь, Синица обгрыз ноготь на большом пальце. Зубы сразу заныли – у стоматолога он не был уже лет десять, если не больше.
"Ну ладно, – подумал Синица, на всякий случай пряча правую руку от греха подальше в карман. – Давай начнем от печки. С чего все началось? С отказа тормозов. Водитель клялся и божился, что, выехав со стоянки, дважды нажал на педаль, и оба раза та провалилась без малейшего сопротивления. Машину он остановил ручным тормозом, а потом выяснилось, что тормоза у него в полнейшем порядке. Так бывает сразу после замены тормозных колодок или в том случае, если в систему проник воздух. А как он мог туда проникнуть, машина-то новенькая! Диверсия? Глупо. Глупо рассчитывать, что машина разобьется вдребезги из-за отказа тормозов, выехав задним ходом со стоянки!
Теперь пострадавший. Водитель его не видел и клянется, что удара тоже не слыхал. Допустим, он врет. Но свидетели тоже не видели, как его сбили! Никто не видел, откуда он взялся, где стоял и как упал, – видели только, как он лежал на асфальте под задним бампером. Полежал, выпил из рук Гаспаряна пару глоточков коньяка, встал и исчез, будто испарился. А Гаспарян, не сходя с места, отбросил копыта, хотя за минуту до смерти был здоров как бык и даже не сильно взволнован...
Ну, предположим, у Гаспаряна были проблемы с сердцем, о которых он, бывший спортсмен, привыкший к тому, что организм служит ему безотказно, даже не подозревал. Предположим, потерпевший был пьян, по собственной вине угодил под колеса и постарался убраться как можно скорее, пока его, что называется, не припутали. Предположим, праздношатающиеся и вдобавок не совсем трезвые свидетели могли всего этого не заметить. А уж про тормоза и говорить нечего! Современная иномарка – штука почти такая же сложная, как человеческий организм. Поди догадайся, что взбредет в ее электронные мозги, что там творится в ее потрохах! Но не слишком ли много случайных и, главное, очень удобных совпадений?
Много, ох много! Вот и Скрябин так же считает. И ждет он вовсе не изложения обстоятельств, а результатов тщательного расследования. Значит, придется расследовать..."
Синица нерешительно приподнял папку со свидетельскими показаниями, покачал ее на ладони, как бы взвешивая, а потом равнодушно уронил на стол. В папке не было больше ничего полезного – ничего, что могло бы подхлестнуть знакомый охотничий азарт, уже начавший овладевать им. Майор отнюдь не был огорчен безвременной кончиной господина Гаспаряна – напротив, он считал, что туда ему и дорога. Но вычислить специалиста, который так лихо все это провернул, было для него, во-первых, делом чести, а во-вторых, удовольствием – одним из немногих настоящих удовольствий, что были ему доступны. А в том, что такой специалист существовал, Синица уже не сомневался. Правда, в этом следовало удостовериться, но сделать это можно было только на месте происшествия – может, тогда станет понятно, откуда взялся и куда исчез этот странный потерпевший...
Синица вынул из ящика сигареты и сунул в карман пиджака, проверил, на месте ли зажигалка, и встал из-за стола. Он попытался припомнить, куда засунул пистолет, не припомнил, поискал в столе, заглянул в захламленный сейф, равнодушно пожал плечами, вышел в коридор и запер кабинет.
Ключ от зажигания, как назло, куда-то пропал. Синица долго копался в многочисленных карманах, ощупывая месяцами копившийся там хлам, а потом, с трудом протиснув голову между коленями и рулем, внимательно обследовал резиновый коврик под ногами. Ключа не было, хоть тресни. Тогда Синица вытащил голову из-под руля, откинулся, отдуваясь, на драную спинку сиденья и прибег к последнему средству – задействовал мозги. Это, как обычно, помогло; майор опустил оконное стекло, не глядя выставил наружу руку и сразу нащупал торчавший в дверном замке ключ. "Здравствуй, маразм", – пробормотал Синица и воткнул ключ в замок зажигания.
Мотор старенькой "копейки", как всегда, долго не хотел заводиться. Некоторое время Синица проявлял принципиальность, а потом сдался и до упора вытянул ручку подсоса. Движок ожил, огласив улицу злобным ревом разбуженного посреди зимней спячки пожилого медведя. Майор поспешно убрал ручной газ, и двигатель немедленно начал спотыкаться, норовя заглохнуть. Не меняя скучающего, скорбного выражения лица, Синица поставил ногу в нечищеном ботинке на педаль акселератора и, осторожно подгазовывая на месте, без спешки раскурил сигарету. Старый движок всегда капризничал, пока не прогреется. К тому же механизмы Синицу не любили – у него в руках все они так и норовили выйти из строя. Майор не огорчался – он уже привык.
Пуская табачный дым в открытое окно, Синица посмотрел на приборную доску. Вопреки питаемой им смутной надежде индикатор температуры охлаждающей жидкости, сломавшийся нынче утром, сам собой не заработал. "Очень мило", – сказал Синица. Спидометр у него бездействовал уже больше года, тахометр тоже работал от случая к случаю; машина просилась на слом, и чувствовалось, что не за горами времена, когда майору придется определять скорость движения, считая придорожные столбы и деля пройденное расстояние на проведенное в пути время.
