Фридрих Незнанский - Одержимость
— Юрий Петрович, — сказал незнакомый мужской голос, — будьте добры, пересядьте ко мне в машину на два слова.
— Чего ради? — сказал Гордеев, не вступая в дискуссию относительного того, откуда незнакомцу известен номер его телефона.
— Вашего клиента ради.
Гордеев подумал немного и вылез из автомобиля. Пересел в «БМВ», который, оказывается, стоял в полусотне метров сзади — идти пришлось немало. И не слишком удивился, обнаружив там соседа по ресторану «Пушкинъ» — улыбчивого прожорливого мужчину.
— Что вам нужно?
— Мне ничего не нужно, — широко улыбнулся тот. — Зато, кажется, вам нужно слишком многое. И меня послали попросить вас, очень вежливо попросить, заметьте, что я и делаю с нескрываемым удовольствием, поскольку больше всего на свете после хорошей трапезы люблю общаться с интеллигентным собеседником, так вот, меня послали попросить вас умерить свои фантазии. Вы, конечно, человек не глупый, и с воображением у вас все в порядке, но знайте меру…
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы знаете, о чем я говорю. И какого клиента имею в виду.
— Я одновременно веду до пяти дел.
— Но не во всех же пяти делах вы до такого дофантазировались.
Гордеев обратил внимание, что руки улыбчивого мужчины совершенно неподвижны. Одна лежит на руле, другая покоится на колене. И даже мизинец не дрогнет. Однако, выдержка. Такое иногда можно встретить у бывших военных.
— И все-таки я по-прежнему не понимаю, о чем вы?
— Ну конечно! И знаете, вот ведь парадоксальная штука: с одной стороны, ваши изыскания совершенно тщетны, а с другой — они зашли слишком далеко, и вообще…
— Что, «вообще»? — непринужденно спросил Юрий Петрович, но на самом деле он чувствовал себя далеко не блестяще. Было, мягко говоря, не по себе. К тому же он совершенно не понимал, что происходит.
— Ничего. Я вам все сказал, и будьте любезны, выйдите из машины. Покиньте салон, так сказать, — тоном стюардессы предложил «улыбчивый».
Вернувшись в свою машину, Гордеев позвонил Рубинову. Собственно, из пяти, а вернее, четырех дел, которыми Юрий Петрович в данный момент занимался, интерес «улыбчивого» могли вызвать только Рубинов и гроссмейстеры-самоубийцы. Остальные: две давние и скучные тяжбы — раз в год давал консультации — рутина. У Матвея оба телефона молчали — и домашний, и мобильный. Что ж, на нет и суда нет… Или гроссмейстеры-самоубийцы все-таки? Кому-то не понравилось, что он ухватился за «компьютерную» версию? Нужно сегодня же затребовать у Воскобойникова все материалы по фирме-разработчику. Надо выяснить, что собой представляют эти Development Comp.Inc.
Но когда он уже подъезжал к своему дому, на мобильный телефон снова позвонили, на этот раз голос был женский и тоже незнакомый. Отчего-то Юрий Петрович сразу почувствовал, что услышит сейчас что-то нехорошее. Хорошего сегодня ждать уже не приходилось.
— Гордеев Юрий Петрович?
Кажется, весь город теперь знал его телефон.
— Да. С кем я говорю?
— Дежурная сестра отделения реанимации института имени Склифосовского. К нам доставили человека, у которого нашли вашу визитную карточку. Возможно, вы его опознаете, потому что никаких документов при нем нет.
— Он жив?
— Да. Но он без сознания.
— Опишите его, пожалуйста.
— Высокого роста, худощавый, вьющиеся темные волосы, года двадцать три — двадцать пять. Родинка на левой щеке.
— Керубино, — вздохнул Гордеев.
— Как вы сказали?
— Его зовут Матвей Рубинов. А что с ним случилось?
— Его сильно избили. Сломали ребра, несколько пальцев на руках, нос. Сотрясение мозга сильное. Его привезли к нам пять часов назад, однако он по-прежнему без сознания. Но жить будет. И еще его… изнасиловали.
— Что?!
— Вы слышали, что я сказала.
Гордеев схватился за голову и поехал в Склиф. Теперь он не знал, что и думать. Неужели все это правда? И есть какие-то разноцветные существа, которые вытворяют с бедным Матвеем, то есть с Керубино, всякие ужасы?!
8Попытка интервью с Леонидом Дименштейном корреспондента специализированного английского издания «Chesstime»:
— Как-то вы сказали, что вам удобнее жить в своем мире, где главное место занимают шахматы. А какое место в этом мире занимают шахматные компьютеры?
— К черту ваши компьютеры! Меня, как и всякого профессионала, беспокоит ситуация в шахматном мире. «Верхушке», замечу, жаловаться особенно не на что. Я же говорю о многих тысячах профессиональных игроков, которые к элите не относятся. Они в очень тяжелом положении. Вы, наверное, знаете, как трагически закончил жизнь гроссмейстер Лембит Оль? Он был очень хорошим шахматистом. И это лишь наиболее яркий пример. А сколько ежедневно происходит менее громких трагедий, не знает никто! Жизнь неэлитного шахматиста-профессионала чрезвычайно нелегка. И, конечно, надо что-то делать, чтобы «верхушка» не ограждалась от остальных турнирами типа Линареса или «Вейк-ан-Зее». Ситуация крайне несправедливая: те, кто выпадает из привилегированной обоймы, должны предпринимать прямо-таки сверхчеловеческие усилия, чтобы их вновь пригласили в элитарный клуб! Какого хрена? Дайте людям нормально зарабатывать!
9Воскобойникову Гордеев сказал, что отрабатывает контакты Болотникова и Мельника (этим на самом деле занялся Щербак), а сам сосредоточился на Керубино.
Он еще раз тщательно опросил знакомых, друзей и клиентов Рубинова, которых смог определить по его записной книжке. Заново и многократно прослушал три кассеты с записями «похищений», но это выглядело натуральным фэнтази и ничего не дало. Он переночевал в его квартире, вооружившись видеокамерой и крепким кофе. Тоже безрезультатно. Никто не появлялся. Никто не звонил. Никто не интересовался Рубиновым.
Может быть, не интересовался потому, что знал, что дома его больше нет?
Гордеев регулярно звонил в Склиф и приезжал туда три раза — просто поговорить с докторами, но ничего, к общему недоумению, не менялось. Двое суток Матвей так и не приходил в сознание. Происходило что-то странное: жизненные показатели его были в норме, во всяком случае, полностью соответствовали полученным травмам, никаких внутричерепных гематом обнаружено не было, сотрясение мозга, как правило, не сопровождается комой, но он был в коме. И доктора даже не строили прогнозов, когда он придет в себя. Впрочем, как объяснил Гордееву один нейрохирург, травмы головы — такая иррациональная вещь, после которой с человеком может быть что угодно. Например, дольше жить после этого будет.
Гордеев корил себя за то, что не проследил за улыбчивым мужиком из «БМВ», а впрочем, наверно, это было нереально: насколько помнил адвокат, когда он вернулся в свою машину, «БМВ» уже и след простыл. Наверняка «улыбчивый» специально остановился далеко позади, чтобы иметь потом фору. Юрию Петровичу казалось, что когда он подходил к «БМВ», то бросил взгляд на номер машины, но, как ни тужился теперь, вспомнить его не мог…
Он сидел в офисе «Глории», когда позвонила Брусникина. Сева Голованов только начал рассказывать:
— …Наряд милиции, который его обнаружил и вызвал «скорую», был там примерно в половине пятого утра. Керубино лежал в пижаме и махровом халате на плитах у самой воды, ну, в смысле у края льда. Его дом там во втором ряду стоит, не прямо окнами на Москву-реку, и этот псих, получается, среди ночи поплелся в тапочках даже не во двор, а фиг знает куда. То ли он хотел реку по льду перейти, то ли топиться шел, да забыл, что лед стоит…
Гордеев извинился и ответил на звонок.
— Можно прямо сейчас поговорить с Колпаковым, — сообщила Брусникина. — Я еду в гостиницу. Присоединитесь?
Черт! Конечно же, в самый неподходящий момент! Как не хотелось сейчас разрываться между двумя делами!
А с другой стороны, и на одном Рубинове зацикливаться нельзя. так и не понятно ведь, что имел в виду «улыбчивый».
— Давайте через полчаса, хорошо?
— Хорошо, жду вас у главного входа.
До «Хилтона» от «Глории» ходьбы было минут пять, но Юрий Петрович хотел закончить с Севой.
— Где и кто его бил, не выяснено?
— Ни в квартире, ни во дворе крови нет. Обнаружили только то, что с него натекло, пока лежал. Следов борьбы так называемых тоже нет. Но там обледенелые бетонные плиты, на них много не наследишь. Свидетелей нет. Слушай, а ему в Склифе охрана не нужна, его там не достанут?
— Если бы я знал, кто его достает, я бы знал, нужна ли охрана.
10— Что вы все привязались к дурачку, какой с него спрос, если он инвалид, умалишенный? Что он вам рассказать может? — возмутилась Галина Башкова, менеджер «Хилтона» по работе с техническим персоналом. — Мне он одно говорил, милиции — другое, вам — третье. У него память как дуршлаг.
