Андрей Воронин - Алкоголик. Эхо дуэли
— А если нет?
– А ты знаешь, что у нас исчезают люди?
— Знаю. В горах…
— Мало знаешь… Не только в горах, но и на ровном месте… Может исчезнуть любой человек… Для этого не обязательно заниматься политикой или быть богатым. Например, будет женщина гулять с ребенком и увидит что-то такое, чего видеть не стоит, – им суждено исчезнуть. И никто не найдет. Короче, человек может узнать что-то и не дойти до дома… Есть у нас небольшой аккуратненький домик. Там все оформлено под офис. На дверях вывески – «отдел рекламы», «отдел менеджмента». А на самом деле… Туда привозят этих людей. Обкалывают психотропными средствами. И в таком состоянии, не помня себя, люди могут находиться там месяцами. А некоторых сразу убивают…
— Зачем вы мне это говорите?
— Потому что исчезнуть может каждый человек. Например, я или ты… – мент как будто даже проникся сочувствием к Абзацу. – А теперь можешь идти.
— А протокол?
— Какой протокол?
— Задержания и изъятия! Вы у меня, между прочим, забрали дорогую вещь, антикварную…
— Не вещь, а оружие, которое по пробивной способности не уступает современному пистолету «ТТ». Так что радуйся – я тебя отпускаю без составления протокола.
— Странные у вас понятия.
— А что ты хотел? Работа в милиции не из легких и имеет свои особенности. И та же водка пьется здесь не просто так… Подняться же по служебной лестнице у нас помогают только личные контакты… В милиции также нельзя влезать в работу с ушами… Всегда на первый план нужно ставить свою жизнь. Лучше знать меньше.
— Меньше знаешь – крепче спишь? – переспросил Абзац. – А то, что пистолет проклят, ты знаешь? Тот, кому он попадает в руки, долго не живет.
Мент засмеялся.
— Пусть тебя это не волнует. Это наша семейная реликвия!
— И что?
— Проклятье не касается членов семьи.
— Не зарекайся, – бросил Абзац, выходя. В этот момент он знал, что вернется сюда очень скоро, когда его не будут ждать. Мента должна обмануть его покорность: у него забрали пистолет, и он ушел, якобы чувствуя свое бессилие перед стражем порядка. Вот встретится с Пашей и вернется. А если мента не будет на месте, он сумеет найти его, достанет из-под земли. Ведь фамилия, имя, отчество из удостоверения намертво отпечатались в мозгу Абзаца. По сути, это даже хорошо, что пистолет временно побудет у этого ненормального. Ведь он воспринимает оружие как семейную реликвию, а значит, сохранит ее у себя.
С этим мыслями Абзац толкнул двери и шагнул из душного помещения прямо под дождь.
– Прощай! – сказал он менту.
Со стороны Пятигорска надвигалась гроза. Удивительные дожди в предгорьях – они идут полосами, участками, вслед за ветрами, которые, толкая низкие тучи, растекаются по впадинам и ущельям. Там, где стоишь, бывает сухо, а буквально в десятке метров низвергается обвал непроходимого дождя.
Пробежав под прямыми струями ливня и сильно промокнув, Абзац сел за руль бежевой «копейки». Всего пара секунд – и одежду хоть выжимай, а по лицу стекали струйки дождя. На дороге слышались жалобные завывания машин, ливень начисто лишил их возможности двигаться. Он включил радиоприемник.
«Сколько можно ждать, провожая поезда», – запел страдальчески женский голос. Да, было бы наивно думать, что по радио специально для Абзаца будут передавать его любимых «Битлз» – вот так, чтобы он расслабился, пришел в себя после очередной неудачи! Только что обретенный дуэльный пистолет системы Кухенройтера снова ушел из рук к ненормальному менту. «Сколько можно ждать», – голосило радио. «Столько, сколько нужно, – подумал Абзац, – ждать можно до самой смерти. А по сути, все мы ждем именно ее – смерть». Неважно как – провожая поезда или стреляя в людей…» А дождь все лил… Абзац вспомнил про бармена, оставленного на заброшенной ферме. «Прячется там от дождя под стеной вместе с одичавшими собаками, – подумал Абзац. – Это хорошо. Ливень задержит его».
Старенькая машина с трудом пробиралась сквозь струи дождя по гравийной дороге. Радио вскоре стало шипеть и трещать. Абзац выключил его, чтобы не нервничать. Абзац подумал про Лермонтова. Ведь это были совсем молодые люди. Он подсчитал, что Лермонтову к моменту дуэли было 26 лет и 9 месяцев, Мартынову – 26 лет.
Абзац постарался вспомнить все, что ему известно о самой дуэли и о личности дуэлянтов. Все обстоятельства дуэли были окутаны мраком. Да и Мартынов до конца жизни так и не решился назвать подлинного повода дуэли. Может быть, причина не во внешних обстоятельствах, а внутри – в характере и психике Лермонтова? Известно, что психика человека формируется в основном в первые пять лет его жизни. А что известно о детстве Лермонтова? Радужным его назвать нельзя. Он родился в Москве в ночь со 2 на 3 октября 1814 года. Матери его (урожденной Арсеньевой) было девятнадцать лет. Она имела весьма слабое здоровье. Роды протекали чрезвычайно тяжело. Мальчик родился недоношенным, крохотным, «с болезненными формами рук и ног». Акушерка; взглянув на слабенького новорожденного, тотчас заявила, что «этот мальчик не умрет своей смертью», намекая на смерть в раннем возрасте…
После рождения сына Мария Лермонтова металась между двумя враждующими друг с другом людьми – мужем, Юрием Лермонтовым, и своей матерью, Елизаветой Арсеньевой. Она безумно любила красавца блондина Юрия Лермонтова, ввела его, разорившегося, хозяином в дом, выносила ребенка и родила… И что же в награду? Безразличие и измены мужа, ссоры. Вскоре Юрий Лермонтов ушел из семьи. Мария таяла с каждым днем и умерла от чахотки через два с половиной года после рождения сына. Отец оставил сына бабушке и уехал навсегда.
Михаил был избалован бабушкой – в имении Тарханы «все ходило кругом да около Миши».
Он с семи лет уже умел прикрикнуть на лакея, с презрением улыбнуться на лесть ключницы. «В саду он то и дело ломал кусты и срывал лучшие цветы, усыпая ими дорожки. Он… радовался, когда брошенный им камень сбивал с ног бедную курицу».
«Этот внучек-баловень, пользуясь безграничною любовью бабушки, с малых лет превращался в домашнего тирана, не хотел никого слушаться, трунил над всеми…» – вспоминал дальний родственник Лермонтова.
В детстве Лермонтов страдал «худосочием» и «повышенной нервностью», переболел корью в тяжелой форме, после которой три года не мог встать с постели. С точки зрения психического здоровья он обладал очень нехорошей наследственностью. В роду Лермонтовых и Арсеньевых было много больных психическими отклонениями и неврозами, а также просто вспыльчивых, упрямых и несдержанных личностей. Вот какую характеристику дал Михаилу его родственник Арсеньев: «Одаренный от природы блестящими способностями и редким умом, Лермонтов любил проявлять свой ум, свою находчивость в насмешках над окружающею его средою и колкими, часто очень мелкими остротами оскорблял иногда людей… С таким характером, с такими наклонностями… он вступил в жизнь и, понятно, тотчас же нашел себе множество врагов. Как поэт Лермонтов возвышался до гениальности, но как человек он был… несносен».
Часто у Лермонтова случались приступы тяжелой, «черной» меланхолии, тоски, страха смерти. Он по нескольку дней мог не выходить из комнаты, лежать в молчаливом оцепенении. Читать и писать в эти дни он не мог, разговаривать и общаться ни с кем не желал.
Молодой юнкер Лермонтов получил открытый перелом «кости ниже колена» Кость плохо срослась, правая нога осталась деформированной, и Михаил в дальнейшем сильно прихрамывал. Лермонтов имел маленький рост, некрасивую фигуру, с очень большой головой и непомерно широким туловищем, страдал хромотой, грудная клетка была деформирована.
Из-за некрасивой фигуры соученики по Московскому Благородному пансиону называли Мишу «лягушкой», а в школе юнкеров он имел прозвище Маёшка (по имени горбатого уродца – персонажа французской литературы Mayeux). Он вполне осознавал свою непривлекательность и страдал от этого. В повести «Вадим» он воспроизвел себя в горбатом Вадиме, детально описав страдания урода, которого не воспринимает любимая им молодая особа. На неказистую внешность Лермонтова указывали многие его современники.
Иван Тургенев писал: «В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое. Какой-то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно-темных глаз… Вся его фигура, приземистая, кривоногая, с большой головой на сутулых широких плечах, возбуждала ощущение неприятное…»
Как выразилась дальняя родственница Лермонтова, Анненкова, «душа поэта плохо чувствовала себя в небольшой коренастой фигуре карлика».
Самое загадочное в дуэли – повод, сделавший ее смертельной. Были ли это шутки о длинном кинжале Мартынова? Что в этом такого? Даже если шутки и произносились при дамах, могли ли они стать достаточным основанием для смертельных условий поединка? А ведь они оказались именно такими. Значит ли это, что реальным поводом для дуэли было нечто другое?
