Джек Хиггинс - Игра для героев
– Пока я командую, на острове Сен-Пьер не будет нарушен закон и порядок, не будет послабления дисциплины ни для кого: ни для вас, ни для немецких солдат.
Пока он говорил, заключенные на глазах возвращались в прежнее состояние – сломленные, забитые животные, не знающие надежды, которые живут одним днем и ждут только худшего.
Радль щелкнул пальцами, и поляка выволокли вперед.
– Вот перед вами человек, который повел себя как дикий зверь. Что же, пусть получит то, что заслужил.
Немцы перекинули веревку через балку и набросили петлю на шею поляка. Он стоял, тупо озираясь и переводя взгляд с одного на другого, не понимая, что будет дальше.
Брауна пришлось чуть ли не нести, так как он почти потерял сознание. Радль сделал долгую паузу, а когда заговорил, то голос его был холодным и суровым:
– В том, что произошло, виноваты вы, Браун. Вы отвечали за порядок – и позволили себе поддаться влиянию гнусной сплетни, как и все остальные. Покушения на мисс де Бомарше не случилось бы, не забудь вы выставить охрану возле боковой двери. Вы опозорили мундир, опозорили немецкую армию.
Браун попытался что-то сказать, но вместо этого зарыдал. Еще одна веревка была перекинута через балку, еще одна петля затянулась на шее человека.
Их повесили варварским приемом – вздернули над полом на шесть футов, усилиями троих эсэсовцев на каждой веревке. Несколько самых длинных минут в моей жизни их держали на весу, и это было отвратительное зрелище.
Последовал общий вздох. Кто-то истерично зарыдал, но в остальном все обошлось спокойно. Радль полностью овладел собой. Рабочие «Тодта» были приучены бояться.
Радль дождался тишины, затем повернулся и кивнул одному из унтеров эсэсовцев:
– Можете отправить заключенных обратно к месту их размещения, в форт Эдвард.
Мы вышли через главную дверь и выстроились под дождем. Фитцджеральд словно одряхлел на глазах. Другие выглядели не лучше. Я думаю, они впервые в жизни увидели, как легко и просто вздернуть человека на виселицу.
Унтер приказал двигаться; но едва мы сделали шаг, как Радль крикнул с паперти:
– Момент! Я кое-что забыл.
Когда он вышел, на лице его была улыбка. И я знал, что это не к добру. Улыбка Радля всегда не к добру.
– Хорошие новости, полковник. Я получил сообщение из Сен-Дени, когда выходил из дома. «Гордость Гамбурга», использовав плохую погоду как прикрытие, вышла в море час назад.
– С Ольбрихтом на борту? – спросил я.
– Естественно. Если повезет, он должен быть здесь завтра к полудню.
И он зашагал под ливнем, бодро мурлыча себе под нос что-то музыкальное.
Глава 12Штормовое предупреждение
Он был хорошим солдатом, этот Радль, что правда, то правда. Пока нас вели под дождем к форту Эдвард, он вернулся в свой штаб и стал приводить дела в порядок. Его маленький гарнизон держал оборону по всему острову; каждый бункер, каждый орудийный окоп был готов к бою. При надобности он мог оставить в Шарлоттстауне тридцать – сорок человек, и этого хватило бы, потому что то были эсэсовцы-десантники, однополчане Радля, прибывшие на остров вместе с генералом Мюллером.
* * *На обратном пути среди нас ощутимо вызревало напряжение; мы опять очутились в старом складе боеприпасов, и тут сержанта Хагена, который и в лучшие времена был несдержан, прорвало:
– Мы погибнем, все погибнем! Стоит этому типу Радлю двинуть бровью, и его люди разделаются с нами так же, как с теми двоими в церкви – упрашивать не придется! – Он нервно воззрился на меня. – Я правильно говорю, полковник? Давайте подтвердите! Вы знаете этих немецких псов лучше, чем мы!
– Хватит причитать, парень! – резко одернул его Грант. – От таких разговоров толку мало. Так, сэр?
Он повернулся к Фитцджеральду, но Фитцджеральд, казалось, не слышал его. Он сидел на скамейке с отсутствующим видом и бессмысленно шевелил пальцами.
Грант сказал мне с явной неохотой:
– По-моему, он малость не в себе, бедняга.
Именно тогда я впервые осознал его неподдельную симпатию к Фитцджеральду.
– Неудивительно, – ответил я. – Кому это непонятно?
– Что же нам теперь делать, сэр?
– А что мы можем сделать? – пожал я плечами. – Я никогда не верил Радлю, да и вы тоже. Много приходилось сталкиваться с такими, как он. О побеге, если вы об этом думаете, сейчас не может быть и речи. Нас стерегут парашютисты, а не саперы.
– Что же делать? – настойчиво и нервно повторил Хаген.
– Молиться, – сказал я. – Надеяться и молиться. Ну и, если хотите, можете последовать моему примеру и немного соснуть.
* * *Сомневаюсь, чтобы кто-то из нас мог крепко спать в ту ночь. Дождь беспрестанно барабанил по крыше; после полуночи завывал ветер. Сквозь бойницы наверху мне было слышно, как тяжело обрушивается море на скалы.
Я лежал, завернувшись в сырое одеяло, и прислушивался к ударам волн о берег – они становились все сильнее и сильнее. Предсказания Штейнера сбылись. Весенние штормы в этих водах столь же сильны и опасны, как зимние. Тяжело придется «Гордости Гамбурга» в такую погоду, но, как говорил Штейнер, капитан Риттер предпочитал ненастье.
Все могло произойти именно так, как предсказывал Радль. «Гордости Гамбурга» ничего не стоит уклониться от встречи с английскими крейсерами в такую ночь. Судно войдет в бухту Шарлоттстауна в полдень и пришвартуется у северного пирса. Капитан III ранга Карл Ольбрихт под звуки оркестра будет препровожден на берег, или как там это у них делается, со всеми почестями, чтобы принять командование в новой должности, и первым делом должен будет разобраться с незваными гостями – Оуэном Морганом и его веселой братией.
А что, если Ольбрихту эта идея не понравится? Что, если он человек старой складки? Моряки обычно как раз такие. Как буквально гласит параграф шесть приказа немецкого командования?
В случае невыполнения данного приказа, я представлю на рассмотрение военного трибунала дело любого командира или другого должностного лица, не выполнившего свои обязанности либо действовавшего вопреки требованию приказа.
Но приказ немецкого командования – личный приказ фюрера, который мертв, по сообщению Би-би-си, и этого теперь достаточно для всякого здравомыслящего человека, чтобы лишний раз подумать. Но если Ольбрихт примет решение никого не казнить, как поведет себя Радль? Радль. Все упирается в Радля.
Я наконец заснул, однако проснулся незадолго до рассвета и заметил, что ветер усилился. Море пенилось и бушевало, но вздыбленная поверхность воды сглаживалась под мощными струями ливня.
В шесть тридцать дверь открылась, и вошел Дюрст, тот мальчик-солдат, которого я как-то видел, с ведром кофе, черным хлебом и холодными сосисками. Кофе был ненастоящий, но горячий. Фитцджеральд был единственным, кто не пожелал встать; Грант наполнил эмалированную кружку и отнес ему.
Я улыбнулся Дюрсту и спросил:
– Как дела на воле?
– Плохи, очень плохи. – Он покачал головой. – Говорят, погода будет продолжать ухудшаться. Нашим удалось получить метеосводку с Гернси до того, как из-за погоды связь прервалась. Я слышал, как об этом говорили связисты на камбузе.
Появившийся в дверях унтер эсэсовец грубо окликнул его, и он поспешно ушел. Пока запиралась на засов дверь, я перевел остальным наш разговор с Дюрстом, и лицо Хагена снова оживилось.
– Может быть, эта чертова посудина не дойдет сюда вообще?
– Возможно, вы окажетесь правы, – сказал я. – В этих водах всякое может случиться, раз погода ухудшается.
Оставив Хагена с Уолласом обсуждать эту возможность, я взобрался наверх, к одной из старых орудийных бойниц. Внизу, в бухте, слева от меня море перехлестывало через волнолом чудовищными белыми тучами водяной пыли; несколько рыбацких шхун уже сорвались с якорей.
Вид на море был фантастическим. Свинцовые тучи извергали обильную дождевую массу, падающую навстречу волнам, которые поднимались все выше и выше. Сквозь внезапно наступивший разрыв в водной завесе я мельком увидел Остроконечные скалы, угрюмо выступавшие из воды над белой пучиной.
Открылась дверь, и появился унтер эсэсовец, который приказал нам выходить. Фитцджеральд сидел на скамейке, держа в ладонях, как драгоценность, кружку с кофе и уставившись в пространство. Лицо его было серым и изможденным; я никогда прежде не видел, чтобы с человеком произошла подобная перемена.
Он нехотя поднялся на ноги и поплелся за нами. Около грузовика во дворе нас поджидал Ланц в своем черном дождевом плаще, с которого струилась вода.
– Радль снова посылает нас на работу? – спросил я.
– Да, – кивнул он, – там, в гавани, страшный беспорядок. Штейнер уже на месте.
Ну что ж, это лучше, чем сидеть в складе боеприпасов, слушать завывания ветра и ждать, что будет дальше. Мы забрались в кузов грузовика, за нами последовали парни-охранники из СС, и мы тронулись.
