Андрей Воронин - Груз 200
– Ни хрена себе, не о чем, – проворчал полковник и залпом допил последний глоток коньяка. – Самолет, насколько я понимаю, ждать не будет. Что же нам теперь, пешком добираться?
Кондратюк ответил, что пешком никто добираться не будет. “Всех раненых, – сказал он, – доставят к самолету на санитарных машинах. Тут ехать-то всего ничего. Каких-нибудь тридцать пять километров, и вы на месте…"
Полковник обозвал его идиотом и потребовал для себя отдельный автомобиль. В конце концов, он был старшим офицером и своим геройским поведением заслужил элементарного уважения со стороны окружающих. Да черт с ним, с уважением! В данном случае речь шла об элементарном комфорте. Полковник лучше, чем кто бы то ни было, знал, что в распоряжении госпиталя имелось всего три машины: микроавтобус УАЗ, являвшийся собственно санитарным автомобилем, приспособленный для перевозки раненых автобус ПАЗ и тентованный бортовой “Урал” – единственная машина, в которую могли поместиться все нуждавшиеся в отправке раненые. Трястись тридцать пять километров по бездорожью, лежа на жестком дощатом полу, – слуга покорный!
Насмерть перепуганный всплеском подогретого коньяком полковничьего негодования Кондратюк горячо заверил его, что ни о каком лежании на полу не может быть и речи, и пообещал предоставить УАЗик в его полное и единоличное распоряжение. Поклокотав еще немного полковник успокоился и стал готовиться к переезду.
Сборы были недолгими. Улучив момент, он еще раз проверил содержимое двойного дна своего “командировочного” чемоданчика, с которым полгода назад уехал из Москвы на войну, выгреб из тумбочки зубную пасту, щетку и безопасную бритву, которой за время своего пребывания в госпитале так и не удосужился воспользоваться, в последний раз помочился в “утку”, фривольно шлепнул по тугому заду пришедшую за “уткой” медичку, потребовал укол морфия “для профилактики”, с неосознанным удовольствием подставил вену и наконец позволил вынести себя из палаты.
Погода была пасмурная, с неба опять сеялась мелкая водяная пыль. Посреди грязного школьного двора стоял тупорылый УАЗик с красным крестом на покрытом вмятинами темно-зеленом борту. Его задние двери были гостеприимно распахнуты. Немного поодаль в тентованный “Урал” загружали раненых солдат. Носилки с полковником Логиновым бережно вдвинули в кузов УАЗика.
Логинов лежал, расслабленно откинувшись на тощей казенной подушке, и слушал, как в отдалении громыхает артиллерия, перепахивая каменистые склоны гор. Он от души надеялся, что слышит этот звук в последний раз. Приглушенные до приемлемого уровня звуки артиллерийской пальбы, которые передают по телевизору на потеху обывателю, не могут идти ни в какое сравнение с настоящими боевыми залпами тяжелых орудий, а бутафорская трескотня экранной стрельбы очень мало напоминает рвущий барабанные перепонки отрывистый и в то же время гулкий лай автоматов. Черт с ним, с телевизором, но к театрам военных действий полковник Логинов не собирался приближаться в ближайшие полторы сотни лет. Чего он там не видел, на этих театрах?
Он лежал, потихоньку привыкая считать себя штатским человеком с приличной пенсией и солидными сбережениями, и ждал, когда же машина наконец тронется. Потом кто-то снаружи с неприятным металлическим лязгом захлопнул створки задней двери, машину качнуло, снова хлопнула дверь – на этот раз со стороны водителя, – и УАЗик, рыкнув двигателем и пробуксовав в грязи, выкатился со двора.
В последний момент полковнику показалось, что во дворе началась какая-то суета, сопровождавшаяся матерными криками, но он не обратил на это внимания. Когда это русские делали что-то без бестолковой толкотни и ругани? Как муравьи, ей-Богу – бегают, суетятся, сталкиваются лбами, мешают друг другу… Разница только в том, что муравьи работают молча и всегда достигают поставленной цели, а русские все время кричат и добиваются своего очень редко, да и то скорее вопреки своим усилиям, чем благодаря им.
Продолжая иронично философствовать, Логинов между делом удивился, почему в машине нет медсестры или хотя бы вооруженного санитара. Здесь, голубчики мои, не Садовое кольцо, а Чечня, и везете вы, между прочим, не вязанку дров, а старшего офицера, без пяти минут генерал-майора и Героя России… А у вас машину мотает, как байдарку в восьмибалльный шторм! Могли бы, кажется, и поаккуратнее. Все равно, пока всех раненых не погрузят, самолет не улетит, так что нечего тут устраивать ралли Париж-Даккар. И вообще, не мешало бы пустить впереди бронетранспортер.., да и сзади тоже – просто так, для верности. Береженого, знаете ли. Бог бережет…
С трудом вывернув голову, Логинов посмотрел вперед, но увидел только подстриженную ежиком прическу водителя. Ежик был темный с проседью, а в прыгающем зеркальце заднего вида полковник заметил размытое отражение прикрытых дымчатыми очками глаз. Рядом с водителем, насколько он мог судить, никого не было.
Он вытянул шею, пытаясь посмотреть в заднее окно. Сквозь вызванную совокупным воздействием коньяка и морфия эйфорию стало мало-помалу пробиваться легкое беспокойство. В самом деле, почему водитель один и куда он так торопится? И за каким дьяволом, спрашивается, ему в такую погоду понадобились темные очки?
Полковник, кряхтя и привычно придерживая ладонью швы на животе, приподнялся на локтях и выглянул в заднее окно. Сквозь густо забрызганное грязью стекло он с трудом разглядел бронетранспортер, который маячил довольно далеко позади. До него было метров двести, не меньше. Грязь веером летела из-под колес УАЗика, закручиваясь позади него в смерчи, налипая на стекло и мешая смотреть, но полковник увидел, что БТР часто и очень требовательно мигает всеми фарами и даже прожектором, приказывая водителю санитарной машины остановиться. Потом оттуда начали стрелять, и полковник успел трижды покрыться ледяным потом, прежде чем сообразил, что пулеметчик нарочно палит мимо, пытаясь оказать на угнавшего УАЗик идиота психологическое воздействие.
Едва полковник сообразил, что смерть от рук российских солдат ему не грозит, машину подбросило на очередном ухабе с такой силой, что Логинов вылетел с носилок и со всего маху грохнулся на пол, очень неловко приземлившись на раненую руку. Швы разошлись, и на белоснежной повязке мгновенно расцвело зловещее пятно свежей крови. Полковник скорчился на ходящем ходуном жестяном полу, в который снизу с шумом били камни и струи жидкой грязи. Он пытался сберечь хотя бы живот. Для него стало совершенно очевидно, что происходит что-то незапланированное и очень, очень нехорошее.
– Стой, идиот! – закричал он. – От бэтээра все равно не уйдешь!
Крик получился слабым, потому что полковник опасался напрягать мышцы живота, но водитель расслышал его и, обернувшись через плечо, сверкнул белозубой улыбкой, которая оглушенному болью и ужасом полковнику показалась смертельным оскалом крупного хищника. Машину немедленно занесло в глиняной жиже, ее зад поехал в сторону, вызвав у Логинова приступ тошноты и слабости. Водитель снова принял нормальное положение за рулем, выправил машину и погнал ее вперед, на предельной скорости прыгая по кочкам и не обращая внимания на мигание прожектора позади и взлетавшие то справа, то слева фонтанчики вздыбленной пулеметными очередями грязи.
Скорчившийся на затоптанном грязными сапогами полу полковник не мог видеть настигавший их БТР, но и без этого знал, что он приближается. Бронетранспортер был мощнее и гораздо лучше приспособлен для езды по бездорожью, чем ублюдочная поделка ульяновских автомобилестроителей. Он не мог воспользоваться своей огневой мощью, пока в кузове УАЗика лежал полковник Логинов, но у сумасшедшего угонщика не было никаких шансов. Однако все это, казалось, нисколько не беспокоило сидевшего за рулем санитарной машины психа, который продолжал поддавать газу с таким упорством, словно на что-то надеялся.
Ритмично вспыхивающие фары вдруг возникли в нескольких метрах от заднего окна УАЗика. БТР настигал их с каждой секундой. Вот сейчас он поравняется с ними, потом обгонит, выскочив, если понадобится, на каменистую неровную обочину, и наглухо перекроет дорогу.
– Вот и все, – пробормотал полковник Логинов, защищая раненой рукой живот, а здоровой – раненую. – Вот и все, – хрипло выкрикнул он, задрав голову. – Вот ты и отбегался, приятель.
Вместо ответа водитель еще поддал газу, вдавив педаль в пол и заставив двигатель микроавтобуса натужно взреветь на предельных оборотах. Полковник вдруг увидел вставшие по обе стороны дороги каменистые откосы, недостаточно крутые для того, чтобы считаться отвесными, но и не такие пологие, чтобы на них мог удержаться даже танк, не говоря уже о колесной машине. Бронетранспортер вплотную прижался к заднему бамперу УАЗика, заслонив оба задних окошка своей пятнистой, густо забрызганной грязью тушей. Его фары продолжали мигать еще некоторое время, после чего механик-водитель прекратил баловаться с тумблером, поняв, видимо, всю тщетность своих усилий. Стрельба тоже прекратилась, и теперь слышны были только рев моторов да частые удары и плеск под днищем микроавтобуса. Дорога, видимо, нырнула в каменистую ложбину, так что БТР потерял возможность обогнать санитарную машину.
