Виктор Степанычев - Невозвращенцы
— У Панченко не было заграничного паспорта, — дал вводную Станиславу Веклемишев.
— В принципе, если постараться, можно и так проскочить, — предложил версию Стас, но сам же ее и опроверг: — А на хрена подполковнику нелегально рваться через границу? Получи паспорт — и вали куда угодно. Вряд ли комбат «вэдэвэшник» являлся носителем государственных секретов, с которыми пути за бугор нет.
— Ты прав, с получением загранпаспорта у него проблем бы не возникло. В результате вышеперечисленного возникают вопросы. Первый: для каких целей Панченко понадобилось нелегально пересекать границу? Второй: зачем он уничтожил свои татуировки? Насколько нам известно, десантники дорожат мульками, подтверждающими их принадлежность к героической касте.
— Ну и какие ответы?
— Никаких ответов! — с наигранным энтузиазмом воскликнул Веклемишев. — Наоборот, вопросов с каждым днем все больше и больше. Как снежный ком растут.
— А вы… я здесь при чем? — в очередной раз поинтересовался Станислав.
— Наберись терпения. Его сосед и сослуживец, которому сообщил о будущей счастливой жизни Панченко, был сотрудником военной контрразведки, курирующим Тульскую дивизию ВДВ.
— Особист, значит, — уточнил Гордеев.
— Да, именно так. И, возможно, все сошло бы на тормозах, ведь Панченко был уволен в запас и к особому отделу отношения не имел, проходил по гражданскому ведомству, то есть милиции. Запрос же через две инстанции не повод для возбуждения уголовного дела. Но сосед по личной инициативе решил глубже копнуть эту странную историю. И… через пару недель погиб в автомобильной катастрофе. Наехал на его личную «девятку» неустановленный «КамАЗ». А это уже не пенсионер погиб, а действующий сотрудник органов безопасности. Правда, следствие не принесло результатов. Копали глубоко и тщательно, но так ничего и не накопали.
Однако нашли кое-что, заслуживающее интереса. В черновых записях соседа-особиста, обнаруженных в его рабочем сейфе, на одном из листков рядом с фамилией Панченко под тремя знаками вопроса была записана фамилия некоего Воропаева и упомянуто его звание: старший прапорщик. Кто он такой, определили быстро. Оказалось, Воропаев также служил в Тульской воздушно-десантной дивизии, но уволился полутора годами раньше по собственному желанию. И тоже в одночасье исчез примерно через три месяца после увольнения. Какие-то вопросы, ассоциации у тебя, капитан, не возникают?
— Ну не знаю… Прямо Бермудский треугольник! Под Тулой! Кстати, а какая у этого прапора воинская специальность?
— Верно мыслишь, капитан, — довольно качнул головой Веклемишев. — Срочную Воропаев служил снайпером, а после школы прапорщиков шесть лет был заместителем командира разведвзвода. Подполковник Панченко не являлся его командиром, старший прапорщик служил в другом полку. Воропаев прошел Чечню, дважды был на Кавказе в командировках, награжден орденом Мужества и медалью «За отвагу».
— Солидно, — оценил награды Гордеев. — Стоп! А ведь подполковник Панченко, без сомнения, тоже воевал в Чечне. Может, их исчезновение как-то с этим связано? Кровная месть… Были случаи!
— Проверяли данную версию. Имеет право на существование, только это маловероятно. Панченко и Воропаев были в Чечне в разное время и несли службу в разных местах.
— Ну, тогда не знаю, — пожал плечами Станислав.
— Никто этого не знает, — хмуро сказал генерал Веклемишев. — Надеюсь, пока… Теперь о главном. И прошу помнить, что все, о чем я тебе говорю, не подлежит разглашению.
— А может, не надо? Я ведь нынче лицо гражданское, а значит, безответственное, мне секреты Родины по фигу.
— Заткнись, капитан, и слушай, — грубо оборвал его Веклемишев. — Я тебя сюда пригласил не для того, чтобы хохмы твои плоские выслушивать. По делу говори, а без дела — лучше молчи.
Гордеев понял, что малость переборщил, и мгновенно притих, сложив, словно пай-мальчик, руки на коленях.
— Один из наших следователей, работавших по делу Панченко и Воропаева, выдвинул версию, которую сначала не приняли всерьез. Он предложил проверить, а не пропадали ли уволенные специалисты аналогичных профессий, служившие не только в ВДВ, но и в иных силовых ведомствах.
Веклемишев сделал паузу, отошел к окну и некоторое время стоял молча.
— Ну и что? — не выдержал Гордеев. — Еще нашли кого-то?
— Точнее выразиться — потеряли, — повернулся к Станиславу генерал. — За последние три года помимо Панченко и Воропаева без вести пропали девять человек, до этого проходившие службу в спецподразделениях ФСБ, ГРУ, ВДВ, СОБРе и ОМОНе. Все как на подбор: скорохваты, снайперы, рэксы — разведчики экстра-класса, бойцы штурмовых подразделений… Проще сказать — боевые машины!
— Вот это змеиный супчик! — изумился Станислав. — И их что, не искали?
— У всех схожие биографии в части, касающейся семьи. Они неженатые или разведенные, что для людей их профессии не редкость, с близкими родственниками, если таковые и имелись, практически не общались. Из девяти только на троих поступили заявления в милицию о пропаже человека. К тому же и по географии сложно было выстроить систему, то есть объединить исчезнувших в одно дело. Москва, Тула, Рязань, Нижний Новгород, Новосибирск…
— Да-а, интересные делишки, — задумчиво протянул Гордеев. — А может, их на органы пустили? Тема актуальная!
— Сомневаюсь, — отрицательно качнул головой генерал. — Здоровьем пропавшие, конечно, в целом, обижены не были, но у кого возраст уже зашкаливал, да и раненые и травмированные практически все… От этого предположения отказались. Основная версия — профессиональная. Есть догадка, что кому-то понадобились профессионалы в области специальных операций. При сегодняшней угрозе терроризма это очень серьезно.
— Бывшие сотрудники ГРУ, ФСБ, армейцы — террористы?! Не верю!
— Я сказал, это лишь предположение. Одна из версий. Пока мы имеем нерешенное уравнение из одиннадцати членов в образе профессионалов, у каждого из которых за спиной маячит личное кладбище. А за ними стоят те, кто это уравнение составлял… И с какого бока подойти к его решению, не знаем. А уравнение очень сложное. Пропавшие без вести спецы — это тебе не полуграмотные боевики, которые только и знают, как на спусковой крючок нажимать да взрывное устройство в действие привести. Тут дело куда как серьезнее!
В кабинете воцарилось молчание. Станислав сидел, устремив взгляд в никуда, переваривая услышанное. Неожиданно до него дошло, к чему весь этот разговор. Он вскинул на Веклемишева широко раскрытые глаза.
— Ты правильно понял, Станислав, — с усмешкой отреагировал на его взгляд генерал. — Вот только думаешь долго.
— То есть… я тоже могу… исчезнуть, — по разделениям произнес обалдевший от внезапного просветления Стас.
— Чего я и опасаюсь, — вздохнул Веклемишев. — Ты по всем параметрам подходишь под категорию неженатого, уволенного в запас бойца элитного спецподразделения в полном расцвете сил и лет.
— И что дальше? Что мне делать?
— А ничего не делать, — спокойно сказал генерал. — Просто жить.
— Но… — Гордеев замешкался, не находя слов. — А если…
— Давай, Станислав, сначала определимся в главном, — остановил его Веклемишев. — Я тебе не могу приказывать, ты сам заявил, что птица вольная, однако считаю, в данном вопросе наши интересы совпадают. Надеюсь, у тебя нет стремления исчезнуть из этой жизни. Я с этим полностью солидарен, а еще имею горячее желание разобраться в деле о пропавших профи. Ты готов к сотрудничеству?
— Слово-то какое нехорошее: «сотрудничество». Вы, товарищ генерал, стало быть, меня вербуете в сексоты? Мне как — кровью расписываться, землю есть?
— Придурок ты, Гордеев! — убежденно сказал Веклемишев. — Хоть и капитан, и боец экстра-класса, а все равно — придурок по полной форме. Я ему про Фому, про то, что свою задницу спасать надо, а он мне про Ерему, слово, видите ли, не нравится, как звучит. Как слышишь, так и произносится. Будешь работать со мной или нет?
— С вами буду, — после короткой паузы сказал, как выдохнул Стас. — Другого бы послал к хренам собачьим, а вас уважаю. Что мне делать?
— Я тебе уже сказал. Пока не надо ничего делать, надо просто жить, как бы ты жил, не зная о пропавших Панченко, Воропаеве и иже с ними.
— Я вообще-то хотел отдохнуть, водочки попить с горя и устатку, пивком заполировать… На месячишко-другой отключиться, а там видно будет.
— Вот и отключайся, — согласился Веклемишев. — Только не до «белки», не до чертиков по стенкам. Нужно, чтобы ты в относительно здравом уме оставался.
— До чертиков не умею, — с сожалением сказал Станислав. — Организм не позволяет, борется с алкоголем нещадно, как товарищ Ленин с оппортунистами… Ну а помимо того, что жить, как бы жил?
