Александр Бушков - Антиквар
— Такие? — Максим смотрел на него именно тем взглядом, какого в данной ситуации следовало ожидать: несказанное превосходство белого сахиба над дикарями. — Да уж вряд ли… Вы на клеймо посмотрите…
Открыв портсигар, Смолин небрежно кинул взгляд… и старательно изобразил, будто остолбенел от несказанного изумления. Выждав некоторое время — притворившись, будто у него в зобу дыханье спёрло, — едва ли не пролепетал:
— Хотите сказать… Фаберже?
— Хочу сказать, — триумфально возвестил Максим. — Карл Фаберже, поставщик двора его императорского величества… Вещичка для «Сотби».
— Ни черта не понимаю, — протянул Смолин с видом законченного деревенского вахлака. — Что ж вы такую ценность в Москву не повезли продавать?
— Ох, Василий Яковлевич, как вы безмятежно на жизнь смотрите… Ну понятно, у вас таких тонкостей не знают… Я, да будет вам известно, надёжных ходов в антикварный бизнес не имею. А без них в столице продавать такую вещь — дело рискованное. Хорошо ещё, если заплатят пустячок — а могут и по затылку в переулке приложить…
— Да неужели? — притворно изумился Смолин.
— Будьте уверены…
— Чёрт знает что. У нас тут гораздо спокойнее всё же…
— Вот то-то и оно, — сказал москвич с той же покровительственной развальцой. — А поэтому мне гораздо проще и спокойнее продать вещичку здесь за умеренную цену, чем рисковать в столице. Я же не торговец, случайно в руки попало…
— Это как? — с видом полного простодушия поинтересовался Смолин.
И выслушал занятную историю про дядю во Владивостоке, про фамильные реликвии, принадлежавшие той ветви Максимова рода, что отпочковалась ещё при царе на Дальний Восток в лице капитана второго ранга с некоего броненосца, про нежелание дяди возиться с презренной торговлей (интеллигент, доктор наук, морской биолог)…
История, в общем, была вполне убедительная, изобиловала деталями, позволявшими с ходу определить, что сей молодой человек и книжки кое-какие почитывает, и в истории императорской России нахватан. Самое смешное — что иные подобные истории и в самом деле оказывались чистейшей правдой: вроде этюда Рубенса в захолустном райцентре, подлинного подстаканника Фаберже, принесённого в «Эльдорадо» не знающей ему настоящей цены бабусей-пенсионеркой… Да мало ли… Масса интересных, стопроцентно подлинных вещичек до сих пор всплывает там и сям на необъятных всё ещё просторах России-матушки. Так что рассказанная Максимом история при других обстоятельствах могла бы и прокатить… не будь кое-каких решительно опошляющих её подробностей.
— Начинаю понимать, — сказал Смолин. — Японские мечи дедушка вашего дяди прихватил в сорок пятом в Маньчжурии…
— Только не дедушка, а отец.
— Ну, это детали… Главное, я правильно угадал.
— Ну да. Вот откуда шашка, я вам точно не скажу, она у них в доме валялась испокон веков…
— Чёрт знает что… — протянул Смолин, заворожённо созерцая клеймо внутри портсигара. — Надо же, какая вещица…
— Бывает, — спокойно сказал Максим, лучась самодовольством и уверенностью в себе. — Я тут пролистал местную газетку… у вас в какой-то развалюхе нашли чернильницу Санкт-Петербургского охранного отделения…
— Быть не может! — изумился Смолин.
— Точно!
— А мы-то тут сидим, как в берлоге, ничего не знаем, что под самым носом творится… — сказал Смолин, старательно избегая иронии в голосе, для которой было ещё не время. — Ну хорошо, это лирика, перейдём к грубой прозе… Что же вы хотите, Максим, за эти уникумы?
— Портсигар — десять штук евро. Нормально, по-моему. Вы же антикварщик, вы-то его сможете со временем продать и подороже.
— Пожалуй… А баксы, значит, не берёте?
— Ну, если только по курсу… Ненадёжен нынче бакс.
— Да, засада какая-то… — озабоченно сказал Смолин. — А клиночки?
— Ну, если все три… За пятёрку.
— Евро, конечно?
— Да уж конечно…
— Соблазнительно, чёрт… — сказал Смолин. — А времени насчёт подумать — никак?
— Ну, это ж бизнес, Василий Яковлевич, — улыбнулся Максим открыто и честно. — Вы в этом городе не один антиквар, я уже, признаюсь откровенно, ещё два предложения имею… Решайтесь. Или как?
— Заманчиво… — повторил Смолин. — Деньги, в общем, найдутся… А вот как насчёт подлинности?
— Василий Яковлевич! — воззвал Максим с неприкрытой укоризной. — Да это ж сразу видно! Это ж на поверхности! Да такая сделка раз в жизни бывает…
Ах, как честно он таращился! Как был чист, наивен, открыт и белоснежно-пушист! Даже неловко было оскорблять тенью подозрений столь порядочного и обаятельного молодого человека…
— А! — с ухарским видом махнул рукой Смолин. — Действительно, раз в жизни такое бывает… Но у меня только долларами…
— Нет проблем! — просиявший Максим проворно извлёк плосконький калькулятор, моментально произвёл нехитрые вычисления и показал Смолину узенький экранчик с рядком чёрных цифирок. — По курсу, мне лишнего не надо…
— Голуба моя, — повернулся Смолин к Шварцу. — Мы тут будем деньги считать, а ты пока что Ашотиком займись, он наверняка заждался…
— Понял, — с бесстрастным видом кивнул Шварц и проворно улетучился за дверь.
Вздыхая, кряхтя, мотая головой, Смолин открыл сейф, извлёк пачку портретов покойных президентов и принялся их сосредоточенно считать. Закончив, придвинул к Максиму горку бумажек:
— Пересчитывать будете?
— Да ладно, я смотрел, когда вы считали…
— А то для порядка…
— Нет, всё путём…
Вот теперь в нём стала ощущаться некоторая торопливость — нервишек не хватило играть до конца открытость, бесстрастие, наивную честность и прочую романтическую лабуду. Нет ещё у сопляка должного навыка — ох, не играет он в покер, точно…
Тщательно упаковав денежки в свою барсетку, Максим с той же проступавшей суетливостью сказал быстро:
— Приятно было встретиться. Если что, я теперь всегда к вам…
И повернулся к двери. Глянув через его плечо на Кота Учёного, Смолин опустил веки и чуть заметно кивнул. Хижняк, явно истомившийся бездельем, словно бы невзначай оказался на пути устремившегося прочь с добычей волчонка позорного, словно небрежно сделал отточенно-плавное движение…
Чёрт его знает, как оно получилось, но москвич спиной вперёд полетел к столу — где его аккуратненько принял вскочивший Смолин, уронил на стул, прихватил за глотку согнутой рукой и сказал совершенно другим тоном:
— Куда поскакал, козлик? Толковище только начинается, так что не егози…
Отеческого вразумления ради, он свободной левой чувствительно приложив юноше по почкам классическим «крюком», развернул физиономией к столу вместе с жалобно затрещавшим ветхим стулом. Отняв руку от глотки, сказал на ухо тихо, но веско:
— Будешь дёргаться, мудак, без яиц останешься… Понял?
Стукнула дверь — за спиной сидящего обозначился Шварц во всей своей нехилой комплекции, сообщил с гнусной ухмылочкой:
— Ашотик в полной боевой готовности…
— Василий Яковлевич! — воззвал Максим в тщетных попытках обрести прежнюю уверенность и безукоризненный вид честнейшего на свете человека. — Что за шутки идиотские!
Смолин мигнул Шварцу — и тот наградил сидящего смачным подзатыльником, отчего тот моментально заткнулся, скукожился, уже понимая, что всё пошло наперекосяк и дело принимает самый нехороший оборот…
Постукивая по столу портсигаром, Смолин сказал наставительно, с расстановочкой:
— Ты знаешь, козлик, нас давно уже не злят всерьёз субъекты вроде тебя — они нас давненько уж смешат, и не более того. Ма-ас-ковский пустой ба-амбук… — протянул он, гнусавя. — Именно что смешат. Мозгов у вас, ребятишки — ни хрена. До сих пор полагаете, что за Уралом живут туземцы, которые слезают с деревьев, едва их поманить блестящими бусиками, и отдают за бусики золотые самородки и неогранённые алмазы… Молчать, паскуда! — прикрикнул он, увидев игру мимики на лице парня. — Говорить будешь, когда я разрешу. А если хрюкнешь без позволения, этот симпатичный парнишка у тебя за спиной опять по башке вмажет, так, что немногочисленные твои извилины распрямятся… — он усмехнулся без издёвки, весело, широко. — Ребятки, ну пора ж умнеть… Лично я вообще не знаю на российских просторах такого места, где б меняли золото на бусики… А уж я всякое повидал… Ну, вякни пару слов, разрешаю…
— Да что вы в самом деле… Так же нечестно…
— Сука драная, — сказал Смолин, нехорошо усмехаясь. — Пидер гаденький… А подсовывать мне фуфло за бешеные бабки — честно?
— Какое фуфло?
— Сам знаешь, — сказал Смолин. Времени у него было много, и он мог себе позволить долгое развлечение. — Вот насчёт шашечки, — он мимолётно коснулся эфеса, — ничего плохого сказать не могу. Шашка, как вы изволили выразиться, царских времён, тут уж не поспоришь и не опошлишь. Две штуки евро она, конечно, не стоит, обтёрханная… но штук за пятьдесят рублями я бы её продал хоть завтра, а за сороковник — и вовсе через пару часов. Но что касается всего остального — перед нами полное и законченное фуфло. Оба «японца» — новоделы, копии, японцы их начали продавать ещё двадцать лет назад, именно как копии, не выдавая за оригиналы, боже упаси… Ты, придурок, даже не пробовал прибор состарить — позолоченная латунь, классические копии, блестит, как у кота яйца… Я в своей жизни повидал столько настоящих, что ошибки быть не может. Вон там, на полке, — он небрежно ткнул большим пальцем через плечо, — как раз и стоит японский каталог, цветной, роскошный, цены прошлого года чётко обозначены… Мне его лень доставать, ты уж поверь на слово, выблядок драный… — Смолин хохотнул. — Что понурился? Грустно тебе, корявенький? Погоди, загрустишь посильнее…
