Лучший частный детектив - Молчанова Ольга Павловна

«Всё дело в резонансе. И нужно только настроиться с помощью трансформатора на правильную частоту, а конвертер перенесёт меня в нужную точку. В космическом пространстве есть некое ядро, в котором сосредоточены знания, дающие нам силы, вдохновение. Я не проник в его тайны, но точно знаю, что оно существует! Информационный мир, в котором есть все! Оттуда я черпал необходимые знания в процессе моих экспериментов, в том числе и по перемещению во времени и пространстве. Всё оказалось до предела просто. Нужно только суметь попасть туда».

«Позвольте в процессе переноса своему сознанию быть пространством, в котором кружатся Луна и звезды. Пусть ум станет подобным безграничному небу, а каждое переживание напоминает облако, плывущее, постоянно меняющееся, преображающееся в самое себя, тающее в безбрежности… Тело, ощущения плывут, растворяются в пространстве… Растворяются… Растворяются… Только пространство… Только бесконечное пространство… И наша галактика — в нём… Вот она вращается перед вами вдоль продольной оси… Из спирали превращается в диск… И снова — в спираль… Медленно удаляется… Превращается в точку… Исчезает… Ничего нет… Я есть только мысль, одинокая мысль, блуждающая по пустому пространству Вселенной…».

«Сознание — необходимый элемент эксперимента не только по трансформации и переносу тела из одной точки пространства в другую, но и при движении по временной оси вперёд или назад. Мне почти восемьдесят шесть. Моё тело, увы, исчерпало своё ресурс, чего нельзя сказать о сознании, которое остаётся таким же острым и любознательным, как и тогда, в далёкой молодости. Со временем ничего не меняется внутри нас. Пора, пора уходить туда, где всех нас ожидает Вечность».

Последние записи были сделаны за два дня до смерти великого физика.

Прочитав то, что ему удалось обнаружить в записях Теслы, человек пришёл к выводу, что, скорее всего, телепортация живого существа возможна только в том случае, если оно обладает сознанием. Только так можно прикоснуться к информационному полю, в существовании которого был уверен Тесла, и получить оттуда недостающие знания. Следовательно, нужно было рискнуть и самому принять участие в эксперименте.

Когда человек пришёл к такому выводу, ему впервые стало не по себе. Это был страх неизвестности, страх возможного небытия, смерти, который нужно было преодолеть.

Я оставил Ирину досыпать остаток ночи под присмотром Лёшки в квартире родителей, а сам отправился домой. Мне не спалось, и я задал поиск в Google, набрав текст четверостишия, с помощью которого неизвестный терроризировал девушку. Это оказалось рубаи Омара Хайяма в переводе Ивана Тхоржевского. «Интересно, — подумалось мне, — террорист, должно быть, человек образованный, раз он знаком с такой специфической поэзией. Образованный, но, судя по характеру стихотворения, находящийся в глубокой депрессии. Иначе он выбрал бы для своих развлечений стишок иного содержания, которыми так славился этот поэт, превыше всего ценивший в этом мире вино и женщин». С этими мыслями моё сознание стало меркнуть, и я уснул.

Проснулся я, когда часы показывали девять. Подъём, зарядка, душ, и спустя час передо мной снова была дверь родительской квартиры. Я не стал звонить, предполагая, что после такой ночи там ещё могут спать. Ирина действительно спала, свернувшись калачиком под одеялом, а вот суровый майор милиции уже бодрствовал. Он сидел на кухне за столом, был непривычно гладко для субботнего дня выбрит, одет в джинсы и тонкий свитер, считающийся у него парадным. Перед ним дымилась чашечка кофе, сам же Успенцев, легко касаясь сенсорной панели, внимательно всматривался в экран ноутбука.

— Привет! — сказал я. — Угостишь друга чашкой кофе?

— Привет! — ответил он, не прекращая своего занятия. — Кофе там, в кофеварке, ещё горячий. Чашку можешь взять на стойке. Прости, что не обслуживаю: тут мне данные по суицидальникам сбросили, я их сейчас к карте района привязываю.

Как я и говорил, один из них имел место на правом берегу реки, а два других — на левом. Кстати, все они располагаются довольно далеко друг от друга, сами виновники торжества ничего особенного собой не представляют, и по жизни никогда не пересекались. Единственное, что их объединяет, так это необходимость искусственно подстёгивать психику. Под этим я понимаю то, что двое из них были наркоманами со стажем, третий — попросту конченый алкаш.

— Интересно, — заметил я, наливая себе кофе, — а что Ирина? Как она провела остаток ночи?

— Нормально, я занял диван в соседней комнате, чтобы быть неподалёку на случай очередного виртуального вторжения. Пару раз проверял: девушка спала, что называется, как убитая. Кстати, как тебе она?

— Ну, что тебе сказать, Лёшенька: умна, самодостаточна, экзотически красива. Ты обратил бы на неё внимание, кто знает, а вдруг это судьба.

Успенцев неопределённо хмыкнул, но тему, как обычно ёрничая, развивать не стал.

— Смотри, — сказал он, поворачивая ко мне экран ноутбука, — что скажешь?

На подробной карте нашего района были нанесены три точки. Возле них стояли даты, надо полагать, этих печальных событий. Я обратил внимание на то, что все они произошли с интервалом, примерно, месяц.

— Скажите, Ватсон, а вы могли бы соединить эти точки прямыми линиями?

— Не проблема, Холмс.

Вскоре на экране был отчётливо виден примерно равносторонний треугольник.

— И что дальше?

— Отметь середины сторон, и восстанови перпендикуляры к ним.

— Пожалуйста, для вас любой каприз, мой друг. И что, пардон, это нам даст?

— Вы плохо учились в школе, Ватсон. Перпендикуляры должны пересечься в центре окружности, описанной вокруг этого треугольника. Так мы будем знать, примерно, где находится центр излучения.

— Думаешь, существует некий центр, излучающий волны суицида?

— Это всего лишь предположение, но почему бы не рассмотреть такую возможность. Смотри, вот точка пересечения. С учётом того, что координаты вершин этого суицидального треугольника нам точно неизвестны, опишем вокруг центра малую окружность радиусом, я думаю, метров двести. Видишь, внутрь её частично попадают вот эти четыре здания. Думаю, что начинать поиск неизвестного террориста нужно отсюда, от этих домов. Кстати, это совсем недалеко: каких-то метров пятьсот-шестьсот, не более.

Послышалось шлепанье тапочек, и в комнату вошла чуть припухшая, розовая после сна Ирина.

— Доброе утро! Чем это вы заняты в такую рань?

Мы дружно поднялись из-за стола.

— Ерунда, Ирочка, не стоит внимания, — отозвался Лёшка. — Сделать вам кофе?

— Если не трудно, ужасно хочу кофе. Голова словно чугунная после этой весёлой ночи. Да, и, если вы не против, давайте перейдём на «ты».

Мы не стали возражать. Спустя несколько минут перед ней появились чашка кофе, сливки, бутерброды с маслом и ломтиками сыра.

Девушка отхлебнула кофе и закрыла глаза от блаженства.

— Боже, какое блаженство! Спасибо, мальчики: вы вернули меня к жизни.

Мальчиками нас уже лет сто никто не называл. Слышать это от молодой девушки, не скрою, было приятно. Особенно Успенцеву, который в знак признательности тут же стал сооружать очередной огромный бутерброд.

После завтрака было решено, что Лёшка отвезёт Ирину в Бабайковку, заехав предварительно к ней домой за вещами, а я тем временем ознакомлюсь с предполагаемым центром таинственного излучения, после чего также присоединюсь к ним. Отправился туда я пешком.

Утро выдалось тихим и солнечным, как это бывает в короткий промежуток октября, именуемый «бабьим летом». В такие дни, словно спохватившись, возвращается почти летнее тепло, и не хочется думать о зимних холодах, которые неизбежно ждут нас впереди. Пусть всё это будет не скоро. А пока — под ногами шуршат опавшие листья, глубокое синее небо отражается в неподвижной глади реки, да искрятся в воздухе невидимые паутинки.

Двор, который открылся моему взгляду, был ничем не примечателен. Четыре стандартные девятиэтажки, одна из которых стояла вдоль набережной, образовывали прямоугольное в плане замкнутое пространство. В центре его когда-то была устроена спортивная площадка, но к настоящему времени от неё мало что осталось.