Прыжок тигра - Казанцев Кирилл
– А они здоровы? – не отрываясь от просмотра альбомов, спросил Максим.
– Нет, но вы можете не беспокоиться. У этих детей тяжелые врожденные пороки развития. Что мы можем ждать от их родителей, которые пили энергетики и дешевое пиво, а потом в подъезде удовлетворяли вспыхнувшую страсть? Здесь представлено то, что получилось у них в результате скрещивания. К тому же мы постоянно проверяем детей, вам не о чем волноваться, претензий ни у кого не возникало. Странно, что вас не предупредили об этом, – Боброва уже восстановила первозданный порядок на своей голове и теперь готовилась обновить раскраску лица.
– Предупредили, – отозвался Максим, – я знаю. Мне лишь нужно кое-что уточнить, прежде чем остановиться на ком-либо из них. Вот эта, Алина, одиннадцать лет….
Он не договорил. Боброва мельком взглянула на фотографию и снова отвернулась к зеркалу.
– У нее идиотия, это степень умственной отсталости, характеризующаяся почти полным отсутствием речи и мышления. Но предупреждаю, что девочка очень неопрятна, а ее реакции на окружающее резко снижены.
– Понятно, – Максим решил, что спрашивать Боброву больше ни о чем не будет. Ее голос вызывал у него рвотный позыв и буйное, на грани помешательства желание сделать так, чтобы тетка немедленно заткнулась навсегда. А потом хорошо бы посмотреть на тех, кто не предъявлял претензий. Вернее, не только посмотреть…
Первый альбом вернулся на стол, Максим взялся за второй, перевернул страницу. Да, дети больны, это видно по выражениям их лиц, пустому взгляду, перекошенным, скривившимся в подобие улыбки губам. Они смотрят не на мир, а куда-то внутрь себя, такие дети необучаемы, у них неразвита речь, их не интересуют ни игрушки, ни общение с ровесниками. По сути – это растения, идеальные овощи, запертые в клетку этого дома-интерната. И оказавшиеся во власти монстра. Их здесь действительно почти семьдесят человек, тот бодрый пенс из сарая не наврал.
Боброва намертво прилипла к зеркалу, она уже подкрасила ресницы, освежила подводку глаз и теперь взялась за помаду. И говорила, говорила, не переставая, нахваливала свой «товар»:
– Детки у нас чистые, ухоженные, помещение оборудовано, так что останетесь довольны. Я вам свой телефончик дам, и в следующий раз вы меня заранее предупредите, чтобы мы все подготовить успели. Сейчас у них сон, а девочку поднять надо, умыть, одеть, причесать…
Все, это должно когда-нибудь закончиться. Максим перевернул последнюю страницу, захлопнул альбом и поднялся со стула. Боброва истолковала его реакцию по-своему, повернулась к «клиенту», улыбнулась и спросила:
– Ну, что? Выбрали?
– Да, выбрал. Сейчас покажу. – Максим потянулся к первому – более увесистому – альбому, взял его в руки. Ростом Боброва доходила «заказчику» до подбородка, и ей пришлось задирать голову, чтобы взглянуть на собеседника. Один хороший удар по размалеванной харе вырубит чудовище на несколько секунд, а больше и не надо. Главное, чтобы она ничего не заподозрила и не заорала сразу.
– Вот эту, – Максим ткнул пальцем наобум, в первую попавшуюся фотографию.
– Верочка, у нее самая слабая степень умственной отсталости, обусловленная задержкой развития. Это спокойная и послушная девочка. Вам о ней говорили, верно? – Боброва заулыбалась еще шире и потопала к столу, потянулась к сумке, достала из нее мобильник.
– Присядьте пока, все займет минут пятнадцать. Если хотите, можете пока выпить. Или сказать, чтобы вам чаю принесли? – Боброва на Максима не смотрела. Она нажала несколько кнопок на телефоне и уже командовала какой-то Людой.
– Веру поднимай. Да, сейчас. Ну и что, потерпит. Давай побыстрее, я сама ее отведу, – и повернулась к Максиму спиной. Альбом неслышно лег на стол, Максим схватил с подоконника вазу из пестрого стекла, прикинул ее вес. Вот этот снаряд подойдет, для такой башки это то, что надо… Боброва раздавала последние указания, и Максим ждал, когда она закончит беседу, пытался угадать ее следующее слово или действие, чтобы не упустить момент.
На столе директора зазвонил городской телефон, Боброва обернулась так резко, что Максим едва успел вернуть вазу на место. Марина Владимировна схватила трубку и рявкнула в нее:
– Да! Что? Когда? Ко мне? – и попятилась назад.
– В чем дело? – Максим постарался быть обаятельным, но получилось, видимо, неважно. Боброва заметалась вдоль стены от тумбочки с букетом из искусственных цветов до зеркала, потом рухнула в свое кресло, вскочила и выпустила, наконец, из рук телефонную трубку.
– Что… – Максим не договорил. Из-за двери он уже слышал топот, по коридору шли несколько человек в тяжелой обуви. Они прогрохотали мимо череды дверей, свернули и направлялись сюда, к кабинету директора. Боброва вжалась спиной в стену и таращилась то на Максима, то на свою сумку, но не двигалась и молчала. Максим бросился к двери, дернул за ручку – закрыто, но толку-то. При желании выбить дверь можно легко и быстро, а, судя по обрывкам фраз, доносившимся из коридора, новые «клиенты» желали именно этого. И даже прилагали усилия, чтобы исполнить свое желание – дверь вздрогнула от первого удара. Максим отпрыгнул назад, к столу и обернулся через плечо. Боброва вытряхнула из своей кошелки все, что там было, вытащила из завалов деньги, те, что минут двадцать назад отдал ей Максим. Скомкала кое-как одну купюру, запихнула себе в рот и принялась жевать.
«Мать твою, да тут умственная отсталость и кретинизм в одном флаконе. А может быть, еще и идиотия. Что она делает? Зачем?» Вид жрущей деньги Марины Владимировны отвлекал его от происходящего в коридоре. Дверь «гостям» попалась крепкая, а они очень спешили. Кажется, двоих оставили караулить мышеловку, а еще двое отправились на поиски инструмента. Где-то далеко кричала охранница, кто-то вторил ей, телефоны Бобровой – городской и мобильный – звонили, не переставая. Но директор дома-интерната не отвечала, ей было не до того. Первую купюру она уже, плача и давясь, успела сожрать, теперь тянулась за второй. «Жуй, жуй, старайся, минут десять у тебя еще есть. Я, если что, номера купюр переписал». Максим занял позицию у двери, прислушивался к голосам из коридора и смотрел, как Марина Владимировна тщательно пережевывает пищу. «А еще говорят, что в стране денег нет. Вот если бы каждого чиновника вовремя взять за руку, сколько денег можно набрать на любое дело. Это только мелкий чиновник. А если чин повыше, да клизму сделать…» – дверь вздрогнула от мощного удара. Кажется, те, кто рвался на прием к директору, нашли то ли кувалду, то ли близкий к ней по силе воздействия инструмент. Если это так, то до вторжения оставались считанные минуты. Боброва понимала это не хуже Максима, она кое-как проглотила вторую купюру и затолкала себе в рот третью, даже предварительно не смяв ее хорошенько. «Не успевает». Максим подхватил с пола и закинул на плечо рюкзак, отвернулся и приготовился к броску. Кто бы ни был там, за дверью, надо попытаться уйти чисто, а потолковать с Бобровой можно вернуться в другой раз. Ну, погнали, что ли…
Дверь распахнулась, врезалась с грохотом в стену и в кабинет ввалились сразу двое. Первого Максим встретил удачно – подсечка, и гость отправился головой вперед, к радиатору отопления. Второму тоже довелось полетать, но мишенью для него стало зеркало. А потом стеклянная дверца шкафа и, для верности, тот же радиатор, два раза угодивший гостю в лоб. Пригодилась и ваза, от нее досталось третьему, особенно хороши оказались осколки яркого стекла. Они очень быстро окрасились в багровый монохром, как и волосы и физиономия третьего «клиента». Путь был свободен, Максим перепрыгнул через тела и вылетел в коридор. Навстречу бежали еще двое, и один уже расстегивал на бегу «молнию» на куртке. Максим метнулся к одной стене, потом к другой, прыгнул вперед, схватил стрелка за руку с пистолетом и заломил ее тому за спину. «Макаров» грохнулся на пол, «гость» заорал от боли в сломанной руке и с воем упал в объятия товарища. Максим подобрал пистолет и рванул дальше по коридору. Одна дверь, вторая, третья, четвертая – за ними тихо, как в склепах. А пятая открывается, медленно, так, словно кто-то прилагает для этого огромные усилия, но все же распахивается. И из нее в коридор выползает кто-то, именно выползает на четырех конечностях, до середины прохода и усаживается в самом центре, задирает голову вверх.
