Фридрих Незнанский - Черный пиар
— На подписку о невыезде.
— Вы с ума сошли?
— Отчего же? По-моему, вполне закономерная и логичная просьба.
— Почему же вы пришли с ней именно ко мне? — вдруг испугался Топорков.
— Позвольте, а к кому же мне еще идти, когда это дело на вашем личном контроле?
— Да? — переспросил судья.
У него была дурацкая манера задавать подобные вопросы, будто он сам в первый раз об этом слышит. Это почти вывело из себя Гордеева. Ему показалось, что судья постоянно переспрашивает лишь потому, что не знает, что ему ответить.
— Но я не могу удовлетворить вашу просьбу.
— Почему же?
— Потому что есть веские доказательства ее виновности. И потом, я не уверен, что она останется в Андреевске.
— А кто же ее выпустит с подпиской о невыезде?
— Ну знаете этих женщин, — нервно хохотнул Топорков. — Да нет, нет. У меня уже были такие случаи, когда подозреваемые, имея подписку о невыезде, сбегали из города.
— Хорошо, допустим, — злился Гордеев. — Какие же веские, как вы выражаетесь, доказательства ее виновности вы можете привести?
— Ее же видели! Есть свидетели!
— Не факт!
— Нет, факт! И потом, экспертиза…
— Мне сообщили, что заключения экспертизы будут готовы только через три дня.
— Некоторые уже готовы.
— Позвольте ознакомиться.
— Нет. Вам покажут, только когда будут готовы все заключения.
— Хорошо. — Гордеев уже понял, что дело совершенно бесполезное, но продолжал с каким-то извращенным остервенением доставать нервничающего судью. — Так какие же заключения экспертизы доказывают ее вину?
— Выяснилось, что она ехала на маленькой скорости. Она могла свернуть или затормозить, но она как будто умышленно наехала на человека.
— Угу, то есть преднамеренное убийство вешаете?…
— Что значит «вешаете»! Что значит «вешаете»? — распалился судья. — Это экспертиза…
— Отлично. Что еще?
— Еще она была в нетрезвом состоянии…
— Угу, отягчающие обстоятельства, значит. С ума сойти, сколько всякой ахинеи!
— В чем дело? — разгневался судья.
— Я только не понимаю, почему, если вы мне сами все это рассказали, вы отказываетесь показать документ. Может быть, его и нет вовсе?
— Да как вы?… Его нет у меня на руках! И вообще, материалы у следователя. Вот к нему и обращайтесь. Вам сказали через три дня, значит, через три дня.
— Я понял…
— Все! И никаких изменений мер пресечения!.. Вы свободны!
— Вы тоже! — злобно ответил Гордеев и, выходя, громко хлопнул дверью.
«Все с тобой ясно, тварь! — думал Гордеев. — Тоже всеми ниточками повязан с этой бандой. И какую чушь-то гнал! Боже ты мой! А еще судья! Таких судей гнать надо… Нет, таких надо сажать!»
— Я тебе говорил — дохлый номер! — сказал Гордееву Кравцов, когда они опять вместе сидели у него дома.
— Сергей, понимаешь, это дохлый, как ты говоришь, номер не потому, что судья — гад и падаль. Вот просто захотелось ему! А потому что они все связаны между собой. Как и дела эти… Ну понимаешь, девочку хотят повесить на Зайцева, а ее отца — на Лиду. И все нормально! И никаких концов! Черт! Теперь я точно знаю, что Зайцев никого не убивал! Найти бы главного всей этой шайки!
— А почему именно на Лиду?
— Не знаю… Может, просто под руку попалась, а может, есть какой-то план.
— Какой?
— Ну, например, опорочить тебя. Или меня…
— Хм… Я, конечно, помогу всем, чем смогу. А Лиду я вытащу, каких бы трудов мне это не стоило! Но объективно, если эта шайка состоит из всех этих шишек, из верхушки, то… — он отрицательно покачал головой. — Ничего, наверно, не получится.
— Но должна же быть какая-то справедливость на свете!
— По сути, конечно, должна. Только вот что-то не видна она совсем последнее время. Слушай, а чего ты мне по телефону насчет какой-то дверцы толкал?
— А! Это любимая фраза Зайцева. Вот если для нас с тобой, Сережа, эта дверца откроется, мы справимся.
— Ну и какие идеи?
— Ты понимаешь, идея основная и самая главная — найти свидетеля… Того, что был у Маковского. А он непременно был. Уж слишком явно говорило об этом поведение отца Сони. Эти странные встречи с кем-то, подозрительное затишье его праведного гнева. Да и убрали его, возможно, из-за этого свидетеля. Вот так! Он их всех хотел на чистую воду вывести, понимаешь?
— Понимаю, Юра! Вот как только отыскать того свидетеля?
— А вот это и есть главный вопрос! Надо отыскать, Сергей, надо!
13
Все было взаимосвязано, Гордеев понимал это. Одно цеплялось за другое, как в сказке про волшебного гуся. Юрию казалось, что дело Зайцева — это и есть та самая жирная птица, к которой приклеилось все остальное.
«Нужно немедленно со Спириным поговорить. Он может пролить свет на всю эту подозрительную цепь событий», — думал Гордеев, подходя к зданию андреевской прокуратуры.
— Он не может вас пока принять, — неприветливо произнесла спиринская секретарша. — Ждите.
— Мне некогда ждать, — ответил Юрий и решительно взялся за ручку двери.
Спирин завтракал. Он с аппетитом поглощал огромный бутерброд, густо намазанный маслом и обложенный со всех сторон сыром, как горчичниками.
— Добрый день. Приятного аппетита, — сказал Гордеев и уселся напротив.
— Что такое? Я же сказал не пускать! — завелся следователь.
— Я говорила! Он сам прошел, — оправдывалась секретарша, стоящая в дверях.
— Ладно. Исчезни.
Секретарша быстро выбежала из кабинета и плотно прикрыла дверь.
— Зачем пришли? — Спирин уставился на Гордеева.
— Отчего так нелюбезно? Где привычное русское гостеприимство? — съехидничал Юрий.
— А вы ко мне на блины пожаловали? Или, может, перейдем поближе к делу? — не остался в долгу следователь.
— Конечно, перейдем. Мне нужно еще раз посетить в тюрьме арестованного Зайцева.
— Вот как?! С каких это пор вам требуются разрешения для посещения кого-либо в тюрьме? Вы, по-моему, и без этого отлично справляетесь.
— Что вы имеете в виду? — сделал непонимающий вид Гордеев.
— Я имею в виду то, что мне известно, как вы со своим приятелем Кравцовым встречались с Ермолаевой. Я уж не знаю, каким образом вам это удалось, хотя могу подозревать. Конечно, я не могу воспрепятствовать вашему посещению зайцева. В качестве адвоката, разумеется. Но в качестве заключенного вы можете очутиться в тюрьме гораздо раньше. Еще одна подобная выходка, и вы встретитесь и с Ермолаевой, и с Зайцевым, только уже будете их соседом. Я понятно говорю? — Спирин с ненавистью смотрел на Юрия.
— Так-так-так, — протянул Гордеев. — Вы, кажется, мне угрожаете?
— Ни боже мой! Предупреждаю. Дружеский совет, так сказать.
— Ой, спасибо за заботу. Прям отец родной, — фальшиво заулыбался Юрий. Но тут же сменил тон на серьезный и спросил:
— Значит, и разрешение на посещение обвиняемого адвокатом тоже дать отказываетесь?
— Вот именно! — Спирин высокомерно улыбался.
— Хорошо. Я, надеюсь, не очень вас разорю, если с вашего телефона позвоню в Москву?
— Не очень. Для дорогого столичного гостя я готов пожертвовать всем. А кому это вы собрались звонить?
— Я? — Гордеев выдержал паузу. — Я сейчас позвоню Меркулову Константину Дмитриевичу. Это, если вы запамятовали, заместитель Генерального прокурора России. И расскажу ему, что в городе Андреевске нарушаются всякие юридические нормы и государственные законы. И даже приведу пример, как адвоката не пускают к своему клиенту. Сделайте одолжение, подвиньте телефон поближе, а то я со своего места до него не дотянусь.
Юрий закончил говорить и выжидающе смотрел на Спирина. На лице того явно отображалась борьба различных чувств, происходящая в его душе. Наконец он рывком отодвинул ящик стола, достал из него какой-то бланк, быстро и нервно что-то написал и почти швырнул Гордееву. Тот аккуратно взял бумагу со сверкающей полированной поверхности стола и прочел:
— «Посещение разрешить». Вот спасибо. Как приятно с вами работать.
С этими словами Юрий вышел из кабинета, оставив следователя в бессильной злобе.
Вскоре Гордеев опять ожидал своего подзащитного в комнате для свиданий Жаворонковой деревни. Темно-бурые стены наводили тоску, массивный деревянный стол был исцарапан различными надписями, окон не было. Юрию стало не по себе, захотелось поскорее уйти отсюда. Наконец ввели Зайцева. Гордеев поднялся, протянул руку для пожатия. Зайцев крепко пожал ее, затем опустился на второй стул.
— Как поживаете? — начал Юрий.
— Как может поживать человек в тюрьме? Плохо, конечно… — тихо произнес мужчина. С него сошла вальяжность — видимо, сказывалось пребывание в заключении. — Что у вас новенького?
— Да в общем-то, ничего особенного. Если не считать того, что погиб отец Сони Маковской, но вы об этом уже знаете.
