Владимир Моргунов - Кто закажет реквием
Скрывшись в небольшой рубке, Петцольд появился из нее минуты через три, облаченный в резиновый гидрокостюм с ластами и маской.
Подойдя к борту «Лорелеи», он сел на него и, словно заправский ныряльщик, кувыркнулся назад.
Под водой Петцольд пробыл недолго, с полминуты всего. На поверхности он появился с небольшим плоским ящичком в пластиковой оболочке.
Подплыв к борту «Лорелеи», Петцольд забросил ящик на палубу, ухватился за свисающий с борта короткий веревочный трап и ловко вскарабкался на палубу.
Человек, расположившийся на берегу метрах в двухстах от того места, где стояла на якоре «Лорелея», смотрел в бинокль с двадцатикратным увеличением.
— Есть! — прокомментировал наблюдатель. — Все идет, как по-писаному. Он все-таки взял эту штуковину.
Человек с биноклем говорил по-русски.
— Может быть, и его здесь возьмем? — тоже по-русски спросил второй, которого с реки вовсе не было видно, так как он находился в углублении, поросшем густой шелковистой травой.
— Охренел, что ли?
— А чего тут особенного? Щелкнуть отсюда, — он кивнул на продолговатый футляр, несколько напоминающий те, в которых носят скрипки, — и концы, как говорится, в воду. Самое милое дело.
— А потом что?
— К посудине вон на лодочке доберемся. Тут никого, считай, нету, да и вообще немцы народ спокойный и доверчивый, даже чересчур. А то потом пасти хмыря этого — умучаешься. Вон сколько раз он от нас отрывался.
— Хм… Надо подумать, — сказал человек с биноклем — Вообще-то ты, наверное, прав.
Оба они были молоды, не больше тридцати лет на вид, не очень чтобы спортивные, но достаточно подтянутые, с развернутыми плечами. И одеты оба были почти что одинаково — те же высокие кроссовки, хотя разных фирм и разной расцветки, те же куртки с капюшонами, те же спортивные брюки. И стрижки у них были одинаковые — почти что голые затылки, открытые уши.
— Конечно же, я прав, — подтвердил второй. — Ведь босс как наказывал — действовать по обстоятельствам. Если не сможем тиснуть у него пакет в этой посудине, то придется «пасти» его до Фрайбурга. А я уже задолбался таскаться за ним.
Сказав это, он быстро расстегнул молнию на футляре и извлек из него короткую автоматическую винтовку со стационарным глушителем.
Петцольд на «Лорелее» стянул с себя гидрокостюм, обнажая мускулистый плечевой пояс, выпуклую грудь, широкий торс.
Перекрестие оптического прицела скользнуло по туловищу, стало медленно подниматься к голове. Лучше стрелять в голову. На таком расстоянии пуля калибра девять миллиметров снесет половину черепа, второй выстрел уже не понадобится.
Внезапно державший винтовку молодой человек обмяк и положил голову на поросший травой валик, на который он только что опирался локтем, словно на него вдруг накатила неодолимая сонливость.
Его партнер, неотрывно следивший за человеком на борту яхты в бинокль и ожидавший с секунды на секунду совсем негромкого чавкающего звука, после которого человек на яхте должен был осесть, изогнуться, дернуться, рухнуть — словом, как-то отреагировать на несколько граммов свинца, летящих со скоростью, более чем вдвое превышающую скорость звука — так ничего и не дождался. Он оторвался от бинокля я обнаружил, что товарищ его вроде бы задремал, сморенный еще теплыми осенними лучами и свежим, чистым ветерком с озера.
О том, что товарищ не просто задремал, свидетельствовала черная дыра как раз под левым ухом.
Бинокль стукнулся о землю, так как наблюдатель слишком низко наклонился, а ремешок был длинным.
— Эй, — позвал он второго, словно бы игнорируя зрелище страшной дыры под ухом.
Но потом взгляд его метнулся влево — ведь пуля могла прилететь только оттуда.
Бело-голубая яхта стояла, на глади озера метрах в трехстах от берега. Неужели стреляли оттуда? Это совершенно невозможно — ведь яхту, хоть и несильно, но все равно покачивает. А вдоль берега быстро скользнувший взгляд не обнаружил никого. Но очень даже может быть, что в него сейчас кто-то целится, точно так же, как минуту назад целился в его товарища.
Человек в яхте, доставший со дна — клад? сокровище? особо важные документы? — сразу будто перестал существовать.
Мать-перемать, да они же здесь, на берегу, на открытом месте, превратились в отличные мишени. Уж об этом их никто не предупреждал, да и они предположить подобного развития событий не могли.
Надо срочно рвать когти, делать ноги, линять отсюда. Вон там, в сотне метров металлическая сетка, ограда какая-то, и деревья там густо растут.
Он подхватил с земли большую клетчатую сумку и побежал — полусогнувшись, делая неожиданные рывки из стороны в сторону.
Когда он уже подбегал к сетчатой изгороди, ему показалось, что параллельно его перемещению кто-то бежит вдоль высоких кустов.
А что там за изгородью? Какие-то домики, цветники, теннисные корты. Частная собственность у гадов. Вход воспрещен. Как это по-ихнему: «Айнтритт ферботен». Клал он с прибором на их частную собственность и на них, немцев.
Нет, сейчас нельзя много мелькать, его заметят, запомнят, а здесь это ему совсем уж ни к чему, особенно сейчас.
Что же делать?
Надо рвануть вон туда, к углу изгороди, обогнуть ее, а дальше направиться в Констанцу тем же путем, каким они с товарищем попали сюда.
Но едва он достиг угла изгороди, как перед ним, словно из-под земли, вырос человек.
Беглец машинально сунул руку в карман куртки, нащупывая рукоять безотказного полицейского пистолета «Хеклер-Кох». Нажав пальцами на переднюю стенку рукояти, он тем самым автоматически взвел ударник. Выстрел последует сразу же, едва его рука покинет карман, практически в то же мгновение.
— Руки вверх! — прокричал человек.
И то, что крик прозвучал по-русски, парализовало волю беглеца — ненадолго, правда, на секунду-другую, но сейчас все решали не секунды даже, а их доли.
Беглец бросил на землю сумку, которую он держал в левой руке, правую руку медленно вытащил из кармана куртки и поднял обе руки вверх.
— Хорошо, — сказал незнакомец, державший револьвер с длинным стволом так, что черная дырочка дула все время назойливо лезла в глаза. — Теперь подойди к ограде и положи руки на нее. Вот так, повыше.
Беглец повиновался, но едва рука незнакомца — правая рука, это он сразу почувствовал — скользнула в карман его куртки, он резко опустил правый локоть, одновременно делая быстрый поворот на месте.
Он отлично освоил этот прием, повторив его не одну сотню раз на тренировках. Более того, прием получился два раза и в боевой обстановке, когда ситуация напоминала теперешнюю. В первый раз он отрубил омоновца, во второй раз довольно спортивно выглядевшего чешского полицейского.
Но сейчас локоть провалился в пустоту, а наносивший удар беглец развернулся на сто восемьдесят градусов. Вообще-то, даже если удар локтем и не совсем удается, всегда есть шанс захватить голову противника, продолжив вращение и оказавшись у него за спиной.
Однако противник не позволил безнаказанно вращаться дальше. Он изо вех сил ударил стволом только что изъятого «Хеклер-Коха» чуть позади и пониже уха беглеца. Тот рухнул наземь ничком, завершив все же вращение, но явно без пользы для себя.
— Отлично, — прокомментировал другой мужчина, появившийся на месте событий несколькими секундами раньше падения.
* * *
К Клаусу Зигерту подошел высокий худой мужчина и, поздоровавшись, сказал:
— К вам сегодня приехал Детлеф Петцольд, не так ли?
— Может быть, — Клаус посмотрел на незнакомого гостя исподлобья. — А вы, извините, кто такой?
— Я его друг, — ответил высокий мужчина.
— Не знаю, — пожал плечами Клаус. — Здесь я вас впервые вижу. Как вас зовут?
— Дитер фон Зюлов, — мужчина слегка склонил голову. — Я из Гамбурга.
— Вы что же договаривались с господином Петцольдом встретиться здесь?
— Нет, это не совсем так. Если господин Петцольд все же появится вскоре, передайте ему, пожалуйста, что я буду ждать его примерно через час в ресторанчике. В каком — он знает. До свидания.
Высокий мужчина ушел, а Клаус недоуменно покачал головой.
Через четверть часа яхта «Лорелея» подошла к причалу.
— Эй, Детлеф, тут к тебе только что приходил какой-то Дитер фон Зюлов. Из Гамбурга. Он сказал, что ты его хорошо знаешь, и что он будет ждать тебя в ресторанчике. Он сказал, что ты сам знаешь — в каком ресторанчике. Он сказал, что будет ждать через час, так что у тебя осталось минут сорок.
— Дитер фон Зюлов? — переспросил Петцольд. — А как он выглядел?
— Такой… словно жердь.
— Худой и высокий, значит, — кивнул Петцольд, — Понятно.
— Ты его знаешь?
— Знаю.
Естественно, Петцольд не знал Дитера фон Зюлова из Гамбурга. Если даже в Гамбурге и существовал человек с таким именем и фамилией, то вероятность его встречи когда-либо с Петцольдом была исчезающе мала. «Дитер фон Зюлов» на условном языке означало о предстоящей опасности, которую партнер не в силах отвести. А ресторанчик в Констанце — один из нескольких — служил местом встреч Петцольда с посланцами из Центра. Что-то, очевидно, случилось.
