Вячеслав Денисов - Презумпция виновности
Размышляя таким образом, Сашка добрался сначала до квартала, где вот уже сорок лет располагался его дом, а потом и до самого дома. Но только на этот раз он обошел его кругом. И оказался там, куда стремился.
Мусорные баки, заполненные доверху, свидетельствовали о том, что «КамАЗы» еще не прибыли. А хлам, разбросанный вокруг, указывал на то, что до «КамАЗа» здесь уже побывало несколько партий бродяг, промышляющих всем, что можно съесть, пропить, продать для того, чтобы купить то, что затем можно было бы пропить или съесть. Сашка знал, как мучаются жители этого дома, стоящего впритык к помойке. Часов около шести утра прибывают личности в сомнительных одеждах и начинается… Хрррусть! Хрррусть!.. – это давят подошвами обуви алюминиевые банки из-под напитков. Давят, чтобы их больше вошло в пакет. Килограмм алюминия на приемном пункте – двадцать пять рублей. Вес одной банки – двадцать граммов. Хрррусть!.. хрррусть!.. Много нужно банок на килограмм.
Врезавшись в знакомый бак, как экскаватор, Сашка стал разметывать в стороны все, что лежало поверх предполагаемого кейса. Пресвятая Богородица, это сколько нужно будет голыми руками дерьма перекидать?!
Сжав зубы и молясь не столько за то, чтобы его не увидели соседи, сколько за то, чтобы его не узрели преследователи, Пикулин выбрасывал все из контейнера направо и налево, не жалея окоченевших рук. Пакеты с огрызками, рваная доха, не приглянувшаяся даже бомжам, вонючий холм с прокисшей капустой…
Этого не может быть.
Контейнер был пуст, а кейса не было.
Этого не может быть…
И Сашка врезался в соседний.
– Вот-вот, – раздалось из-за спины, и Сашка, вынырнув из полуопустошенного бака, круто развернулся.
– Мое поколение ни украсть, ни покараулить, а твое, дерьмец, только по помойкам шариться!
Восторгу дяди Феди, ветерана войны, не было предела. Он стоял, держа в руке переполненную пластмассовую емкость. Протянул ее Пикулину:
– Ты возьми, сынок, я знаю, что в такси ноне дела не ахти.
– Пошел ты, дед!.. – вспылил Сашка, который только сейчас почувствовал приток адреналина.
– Но-но! – решительно запротестовал старик, вываливая мусор в бак. – Полегче. Чего ищем? Пропитание, али запонка златая завалилась, когда ананасовую кожуру из ведра вытряхивал?
– Старик, – метнув яростный взгляд в сторону ветерана, просипел Пикулин. – Я когда-нибудь над тобой буду смеяться очень долго и очень громко! Мне совесть не позволяет к ментам идти, сообщать, где ты материал на дачу берешь, но когда-нибудь ты меня доведешь до смертного греха…
– Но-но! – прикрикнул старик. – Шпана, мать твою! Смеяться он будет… Штаны подтяни, извозчик! Над ветераном Чигориным потешаться!
Вот он! Вот он, кейс!! Схватив его обеими руками, Сашка рывком выдернул свое тело из контейнера, который даже в двадцатиградусный мороз издавал такое амбре, что можно было потерять сознание.
Сашка торопился на чердак. На сегодня это было единственное место, где можно оставаться в относительном покое. При таком масштабе поисков, конечно, не исключено, что пойдут и по чердакам с подвалами, но, кажется, пока это в голову никому не пришло.
Взлетев на девятый этаж, Пикулин поднялся по лестнице и устроился у знакомой трубы. Наскоро перекусив прихваченными в киоске пирожками, он вынул из кармана крошечный складной нож и щелкнул лезвием.
Это хорошо, что он вернулся к чемоданчику. Если в нем будет нечто, что позволит явиться в ГУВД не с пустыми руками, сильно карать не станут. У милиции исчезнет главное – мотив преступления, закончившегося убийством. Не для того Пикулин, скажем, клиента убивал из-за содержимого чемодана, чтобы потом нести это содержимое в органы. А появись Сашка пустой – скажут: понял, что обложили, испугался второго срока и прибежал с невинным лицом – из-за чего, собственно? Опыта для уверток не занимать, на это, мол, и надеется. Попробуй докажи ему убийство, когда в твоем распоряжении чек из кассы такси, да, быть может, пара следов от ботинок. Хотя кто там следы снимал? Ерунда это все.
А вот братва настроена весьма категорически. Те стреляют без базара, и складывается впечатление, что им выгоднее исчезновение Сашки, чем его появление под любым предлогом в милиции.
Странно все это…
Через четверть часа он встал, прошелся с выпотрошенным кейсом по чердаку, после чего с размаху врезал им по железобетонной матке так, что он сразу стал похож на ворона, на скорости врезавшегося в телеграфный столб: створки его разлетелись в стороны, ручка взмыла куда-то под крышу, после чего мягко упала в голубиный помет. Через мгновение послышался и шум спланировавших где-то у дальних люков створок.
Вернувшись к окну, Сашка вынул из кармана пирожок и стал остервенело рвать его зубами. Через разломанную и почерневшую от старости фрамугу в лицо сифонил леденящий душу сквозняк, глаза слипались от бьющих в них похожих на стекло крошек, но он, превозмогая боль, хлопал веками и смотрел вдаль.
Хотелось материться долго, витиевато и вслух. Но золотые купола храма прямо перед его глазами мешали этому занятию.
Быть может, он ошибся, недоглядел чего от переживаний?
Вернувшись в полумрак, Сашка нашел и ручку, и обе створки. Посмотрел их еще и бросил все под ноги.
Кейс не являлся тайным хранилищем чего-то сверхсекретного. Никто не обливался потом, вшивая или вклеивая что-то между подкладкой и кожей. И в ручку ничего засажено не было. И в замки, разломанные до составляющих, и в фурнитуру. Это было просто сочетание кожи, материи, металла и пластмассы, еще недавно являвшее собой довольно дорогую вещь, а сейчас выглядевшее так, словно ее пропустили через аппарат для уничтожения бумаг. Если в кейсе что-то и пряталось, то это была, наверное, какая-то секретная молекула, втиснутая в одну из миллионов пор кожаной облицовки чемодана. Но этот секрет уже не для удовлетворения Сашкиного интереса.
Глава десятая
Опытным путем доказано, что стограммовую плитку шоколада невозможно съесть за 100 метров при средней скорости ходьбы 5 км/час.
Сидельников, который никогда никому не верил на слово, не поверил и Желябину. А потому прямо на ходу купил в киоске соевый «Альпен Голд» и размерил себе маршрут от одного столба с троллейбусными проводами до другого. А потом и еще до одного, потому что, как известно, расстояние между таковыми ровно пятьдесят метров.
Не вышло. К концу пути оставалось еще около трети, и это при учете того, что перед тем, как оперативный эксперимент провести, хитрый муровец долго мял в кармане плитку, чтобы та превратилась в талый пластилин.
А сколько может произойти событий, пока выкуривается одна сигарета? Кряжин не собирался делать заявку в Книгу рекордов Гиннесса, однако в течение пяти первых затяжек успел подумать о том, что его рекорд затмил бы все имеющиеся. Даже прыжок на велосипеде через пятнадцать джипов.
Во-первых, в его кармане запиликал, стимулируя сердечную мышцу, мобильный телефон.
Во-вторых, спустя секунду после этого зазвонил телефон Желябина.
В-третьих, Сидельников выплюнул длинную коричневую ленту и, озираясь, не заметил ли кто этого чудовищного свинства, заторопился к киоску за минеральной водой.
И, наконец, последнее, что спутало карты всем, заставляя суетиться и выбирать, что делать в первую очередь.
Кряжину звонил начальник Следственного управления Генпрокуратуры Смагин, Желябину – с поста ГИБДД на северной окраине города, а Сидельников спешил открутить крышечку, потому что от швейцарского шоколада его начинало мутить. И что теперь делать, а что оставить на потом, когда Желябин, вдруг отстранив от уха трубку, указал куда-то впереди себя метров на пятьдесят и приглушенно вскрикнул:
– Это он! Без шапки, Иван Дмитриевич! С находкой в ГУВД!..
Никого без шапки Кряжин не увидел. Более того, ему было совершенно непонятно, при чем тут ГУВД и находка, которая, по-видимому, находилась в какой-то причинно-следственной связи с кем-то, кого майор именовал весьма странно – «Безшапки». Но удивительнее всего советнику показалось то, что Желябин при этом призывал на помощь именно его память, Кряжина.
Еще более странным Кряжину показалось поведение Сидельникова. Он вдруг из маски муки на лице слепил некое подобие озарения и вторил «убойнику» в том же духе:
– Это же он, Бегун!.. Зайди сзади, Желябин…
А сам стал перебегать дорогу, лавируя между торопящимися на работу частниками.
– Да что там у тебя, Иван?! – послышалось из трубки, и советник, поднеся ее к щеке, вынул из губ сигарету.
– Я пока не понимаю. Моя следственная бригада разбегается, как тараканы по улице Левитана… и я… я, кажется, начинаю понимать, почему это происходит. Разговор терпит?
– Ты там с ума не сойди, в этом Холмске! – Голос государственного советника выглядел явно обескураженным. – В прошлом году там зарегистрировано наибольшее количество суицидных явлений! Перезвони, Кряжин!..
