Андрей Воронин - Смерть знает, где тебя искать
Потом подумал: “Не правильно. Заставят бомжей доставать. Это не те ребята, которые сами привыкли работать”.
"Афганец” усиленно подмигивал Дорогину и корчил гримасы.
«Ясно, тут разговаривать он не станет. Бомжи – народ такой, что полагаться на их совесть не стоит. Заложат за стакан водки или за обещание ста граммов.»
– Райончик у вас хреновый, темно, хоть глаз выколи, провожатый нужен, – Дорогин взял коляску за ручки и покатил Морозова перед собой.
– Куда ты меня катишь? – кричал Морозов.
– Вернешься. Если не на колесах, так по-пластунски доползешь, – Дорогин вышел на улицу. Инвалид тут же зашептал:
– Подальше откати!
Предусмотрительность “афганца” была совсем не лишней. Муму заметил несколько теней: бомжи шастали по кустам, чтобы подслушать разговор или хотя бы посмотреть, что произойдет дальше. Но забор кончился, и никто из рабов не рискнул покинуть территорию. В конце улицы, возле машины, Дорогин остановился, развернул коляску, а сам сел на капот.
– Кури, – он предложил пачку. “Афганец” с удовольствием отсыпал себе половину сигарет. Он спрятал в ушанку и ловко – так, что не успело выпасть ни одной сигареты, надел головной убор.
– Понравился ты мне, мужик. Сперва думал, что гнилой, когда в переходе тебя увидел, но теперь смотрю, правильный.
– Чего ж правильного, – усмехнулся Дорогин, – что троих идиотов на землю уложил? Так это и последний подонок может сделать, если, конечно, силенок хватит.
– Ты же не просто так их отмудохал, ты своего друга ищешь.
– Не сказал бы, что он мне друг, но сидели мы вместе. Можно сказать, он мой хороший знакомый по несчастью.
– Если он тебе деньги должен, то зря стараешься, у него их нет. Все, что он заработал, у него забрали. Теперь прячется.
– Мне не деньги его нужны, мне увидеть его требуется.
"Афганец” все еще мялся. Он не знал, стоит ли доверять Дорогину до конца или правильнее будет расстаться с ним прямо сейчас, без объяснений. “Афганец” вздохнул, ему не хотелось нарушать данное Абебе слово: эфиопу он обещал, что никому ничего не скажет. Тот сам просил:
"Кто бы ни был, кем бы ни представлялся, ты про меня не говори”.
И Дорогин понял, что мучит инвалида.
– Абеба же не знал, что он мне понадобится.
– Эх, была не была! – махнул рукой Морозов. – Где он точно прячется, я тебе сказать не могу, да и сам Абеба вряд ли знает, где будет ночевать, он словно Саддам Хусейн во время “Бури в пустыни”: что ни ночь, то на новом месте – то на чердаке, то в подвале, то в канализации. Мест много, но есть одно, где он появится обязательно.
– Где же?
– Я ему деньги изредка даю, чтобы с голоду не сдох, вот он и обещался подойти днями в переход, где я сижу.
– У Киевского?
– Именно там. Вчера, кстати, он утром приходил, я потому и забеспокоился, что ты о нем расспрашивать начал. Подумал, натворил чего эфиоп, может, ты прищучить его хотел.
– О точном времени не договаривались?
– Люди, у которых часов нет, о точном времени никогда не договариваются, – усмехнулся “афганец”. – Он осторожным стал, просто так ко мне не сунется, больно приметный.
– Ты ему скажи, что его каскадер ищет.
– Кличка у тебя чудная – Каскадер.
– Это не кличка, а профессия.
– В самом деле? Ты в кино снимаешься?
– Снимался когда-то.
– Хорошо, скажу.
– Телефончик записать или запомнишь?
– Запомню.
– Захочет встретиться, пусть скажет, как его найти. Дорогим специально право выбора оставлял за Абебой, чтобы тот мог проверить все свои подозрения. Мало ли кто мог назваться каскадером, зная об их знакомстве? Морозов крепко пожал руку Дорогину и катнул колеса.
– Эй, погоди, – крикнул Муму, – своим хозяевам скажи, что я до них доберусь.
– Я у них тоже долго задерживаться не собираюсь, – ответил “афганец”. – Надоело. Не люблю, когда мной помыкают.
Дорогин сел в машину и, обгоняя катившего на инвалидной коляске Морозова, коротко посигналил. Пистолет Муму спрятал под сиденье.
Белкина ждала его звонка, и Сергей с удовольствием отметил, что она ждала именно его звонка.
– Сергей, это ты? – крикнула Варвара в трубку, лишь только сняла ее.
– Я.
– Когда с эфиопом встречаемся?
– Придется тебя огорчить. Встреча переносится на неопределенное время, но думаю, отыскать его смогу.
– Вот так всегда: только придумаешь хорошую идею, – обиженно проговорила журналистка, – так сразу выясняется, что героя репортажа в городе нет. У меня всегда так выходит. Однажды сценарий документального фильма написала, а главный герой возьми и помри за день до съемок.
– Аванс хоть получила?
– Конечно получила, но аванс – это только половина денег, на которые рассчитывала.
– Если что узнаю, тебя найду. Думаю, через пару дней Абеба сам всплывет.
Глава 8
Илья отвел брата в сторону, чтобы их разговор не услышала Рита Кижеватова, нагнулся к уху Григория и прошептал:
– Она же проститутка.
Тот сделал неопределенное движение плечами, дескать, что уж теперь думать, раз так случилось.
– Куда ты с кавказцами ехала? – поинтересовался Илья у девчонки, когда та устроилась на среднем сиденье микроавтобуса, нагло закинув ногу за ногу.
Наглость была в крови у этой девчонки. Если она чувствовала, что хоть немного нравится мужчинам, то сразу принималась испытывать их на прочность. Вела себя все более и более вызывающе, стараясь определить тот предел, до которого будут терпеть.
– Никуда не ехала, – развязно ответила она, – козлы черные меня с собой потащили.
– По-моему, ты их называла “мусульманскими ишаками”, а не козлами.
– Это одно и то же, – Рита махнула рукой, в которой уже сжимала сигарету. – Огонька не найдется?
– Ты еще не спросила, можно ли у нас в машине курить.
– А что, я не чувствую, в кабине табаком пахнет и нет над ветровым стеклом мерзкого кожаного листочка с дезодорантом. Настоящие мужики всегда курят. Братья переглянулись.
– Я бы на твоем месте сигарету спрятал, рано тебе еще курить. Небось, если бы твоя мамаша узнала, что ты куришь, по головке бы не погладила?
– Вы еще скажите, что отец снимет ремень и отхлещет меня по заднице.
– Насчет отца не уверен, – абсолютно серьезно сказал Григорий, – а вот мать – она всегда мать.
– Не знаю, – покачала головой Рита, – нет у меня ни отца, ни матери. Детдомовская я. Всего в жизни, – ей хотелось сказать “своими руками добилась”, но поняла, что это прозвучит глупо и двусмысленно, и добавила, – сама достигла.
– Вижу, чего ты в жизни достигла, – Илья подался вперед, чтобы лучше видеть дорогу, забиравшую влево.
И Рита почувствовала, что сморозила какую-то глупость. Терпение мужчин не безгранично, она, сама того не подозревая, затронула душетрепещущую для них тему.
«То ли мать им так дорога, то ли без отца выросли, – подумала она. – Но лучше с ними в любом случае не заедаться.»
– Раз ты никуда не ехала, – сказал Григорий, обменявшись взглядом с Ильей, – то, может, тут прямо и выйдешь?
– Где? – возмутилась Рита. – Тут же чистое поле, ни единого огонька не видно!
– Ты ехала в никуда, никуда и приехала, – Илья сбросил скорость.
– Мужики, конечно, спасибо вам, что от кавказцев вызволили, но как-то не принято девушку ночью посреди дороги высаживать.
– Мы спросили, ты ответила, никто за язык не тянул. И если ты думаешь, что нам такие, как ты, нужны, то ошибаешься.
– Я вам ничего еще не предлагала. Но если не хотите, то ходите голодные.
– Пошла ты.
Рите стало обидно. Давно ее так нагло не посылали. Обычно она первая успевала просчитать ситуацию и первая посылала мужчину, пока тот еще не успел наговорить гадостей.
Вновь состоялся короткий безмолвный разговор между братьями. Общались они при помощи взглядов. Илья словно спрашивал:
– Ну, что будем делать?
– Что ж сделаешь, – отвечал ему Григорий, – едем домой. Если что, переночует у нас и утром снова выйдет на трассу. Не бросать же беднягу на дороге?
Братьям Вырезубовым особо не было нужды тащить сегодня домой девушку. Псов чем кормить имелось, большой холодильник был полон.
– Значит, так, – твердо произнес Илья, – с нами никаких глупостей, мы мужики серьезные.
– Все мужики серьезные, – не без злости, сквозь зубы ответила Рита.
Это Илье понравилось, он уважал тех, кто готов был постоять за свою честь, пусть даже и чести той было с накрашенный ноготь на мизинце.
– Сегодня так уж получилось, что мы за тебя в ответе и высаживать тебя не станем. Переночуешь у нас, а утром убирайся куда хочешь.
– Только учти, – вставил Григорий, – мать у нас строгих нравов. На тебе бутылку с водой и салфетку, смой косметику да волосья свои прибери. А то ходишь, как лахудра!
– Лахудра – это кто? – зло осведомилась Рита, поглядывая в зеркальце.
