Валерий Рощин - Масштабная операция
Бывали, что греха таить, и в частях элитного подразделения межличностные конфликты. Но в отличие от типичных бытовых скандалов простых обывателей, здесь подобные инциденты проистекали без криков, ругани и прочих «театрализованных представлений». Если не находилась возможность мирного урегулирования неурядицы, двое, не поделивших что-то или кого-то, звали третьего — нейтрального секунданта из числа самых уважаемых и авторитетных бойцов. Затем уединялись в тихом местечке, сообща выбирали способ проучить друг друга и приступали…
Способов, начиная от простого кулачного боя, в арсенале имелось с избытком. Впрочем, когда несостоятельность причин спора была очевидна, оба облачались в боксерские перчатки, а иной раз, по предложению нейтрала и вовсе усаживались за нарды, иль доставали колоду карт. Удачная партия определяла победителя, с тем задиры и расходились, пожав в знак примирения руки.
Однако случались и по-настоящему жестокие, кровопролитные единоборства, в которых по обоюдному соглашению в ход шли разного рода спецсредства: нун-чаки, десантные ножи и даже огнестрельное оружие. Увечья после таких поединков списывались на последствия командировок в горячие точки, а смертельный исход произошел лишь однажды, когда пуля, выпущенная из старенького бесшумного «Дерягина» с, казалось бы, безнадежной дистанции в полсотни метров, прямехонько угодила одному из дуэлянтов в голову. Тогда несуразная гибель офицера, днем ранее вернувшегося из Ханкалы, начальство замяло, доложив «в верха», что грянул, мол, у бывалого ветерана нервный срыв — не выдержал перегрузок ратного труда и пустил себе пулю в лоб. В ответ Главком ВДВ к смиренному и всеобщему изумлению прислал подписанный им приказ о награждении безвременно ушедшего «героя» орденом Мужества посмертно.
Немало разнообразных казусов приключалось в размеренном течение боевой и мирной жизни бригады специального назначения…
Серьезный разговор Торбина с Воронцовым состоялся сразу после утреннего построения следующего дня. Как и ожидалось, проку от устного выяснения отношений не вышло: Циркач не был упрямцем, но в Елизавету Щербинину, похоже, втрескался по самые уши и ни в какую не желал отступать. В результате оба офицера, незаметно отделившись от общей группы, направились обсуждать условия предстоящей дуэли.
— Простой махач отпадает, — сразу заявил Александр. — Извини, но тягаться с тобой в кулачном бою — все равно, что палить из «Макарыча» по танку.
— Предлагай, — коротко изрек Гросс.
— Ну… — призадумался тот, — стреляться из-за женщины — тоже не годиться, — не те времена. Ножи подойдут?
Любым холодным оружием, в том числе и большими десантными ножами, Сашка владел мастерски. Станислав знал об этом, однако кивнул:
— Вполне.
— Тогда метаем в конечности, по три штуки, с расстояния в десять шагов.
— Годится. Только одно условие. Побеждает тот, у кого прольется больше крови.
Подобное предложение прозвучало впервые в ходе разборок среди бойцов бригады, и оппонент ошалело хлопал длинными ресницами.
— Объясняю, — вздохнул Торбин. — Если бросать ножи по обычным правилам, нам вполне хватит трех попыток, чтобы пожизненно усадить друг друга в инвалидные коляски. Посему даже счастливчик будет вознагражден весьма призрачными шансами на то, что Лиза согласится катать его по квартире всю оставшуюся жизнь. Усек?
— Пожалуй, ты прав… Принимается.
Спустя полчаса вместе с секундантом — прапорщиком Шипилло они вошли в крытый тренировочный корпус. Занятий по единоборствам в этот день не предвиделось и несколько спортзалов пустовало. Троица направилась в самый дальний, где вдоль стен красовались деревянные щиты с нарисованными человеческими силуэтами.
— Решняк! — объявил Воронцов, и эхо пустого помещения многократно повторило его выбор.
— Двуглавый, — пожал плечами Стас.
Будучи в душе противником всяческих напрасных изуверств, но вынужденный мыслить в унисон с братьями по профессии, снайпер вздохнул и подбросил монетку.
— Тебе не повезло! — довольно воскликнул Циркач, когда прапорщик разжал кулак с пойманной денежкой. — Становись к барьеру первым.
Торбин молча подошел к одному из щитов, развернулся лицом к противнику и прислонился спиной к толстым доскам, с многочисленными следами от ножевых лезвий.
— Ты что же, и глаз завязывать не будешь? — удивленно вопрошал Воронцов.
— Начинай, — вместо ответа глухо повелел Гросс.
— Как знаешь…
— Мужики, давайте решим проблему полюбовно? — сделал последнюю попытку примирения Шип. — Что ж, неужели во всем Питере одна ваша краля хороша? Да для таких красавцев бабам можно билеты в очередь продавать!
Однако драчунам было не до него. Выхватив из рук секунданта три увесистых ножа, парочку Александр оставил в левой руке, третий же подкинул правой. Описав в воздухе замысловатую петлю и, зловеще сверкнув сталью, он точно и удобно лег в его ладонь.
Первый нож он метнул снизу. С гулким ударом тот впился в щит возле бедра Станислава, слегка задев боковой карман камуфляжки. Второй почти без замаха, но с неистовой силой полетел сверху. Со свистом он вонзился в дерево, пройдя под погоном куртки и немного задев кожу на теле молодого человека. Однако на лице у того не дрогнул ни единый мускул; он словно сросся с тренировочным щитом и пристально смотрел на оппонента в ожидании завершающей попытки.
Сашка медлил. Быть может, вспоминал прошлогоднюю зиму в окрестностях села Урус-Мартан, когда в первой операции, стоящий сейчас напротив товарищ, спас ему жизнь.
Быть может, взвешивал шансы на удачу в отношениях с Елизаветой в случае победы.
Или просто выискивал место на теле Стаса, куда сподручнее и побольнее было бы вогнать стальное жало.
Третий тесак полетел точно в правое плечо Гросса. Обладая удивительной реакцией, тот мгновенно просчитал траекторию движения опасного орудия и имел бездну времени увернуться. И снова не шевельнулся. А когда нож пригвоздил живую плоть к доске, и жгучая боль прострелила аж до кончиков пальцев — не разразился стонами или проклятиями. Лишь молча выдернул его неповрежденной рукой, прикрыл на пяток секунд веки и воспользовался давним испытанным средством: заставил себя отчетливо представить образ болевого ощущения в виде раскаленного металлического штыря…
«Вот инородное тело понемногу остывает и, трансформируясь, уменьшается в размерах, подобно таящему снежному кому.
Вот тяжелый и грубый металл превращается в гладкую, теплую пластмассу.
Затем становится мягкой бумагой и, наконец, как воздух — окончательно теряет вес и объем.
Боль послушно уходит из тела. Уже легчает и можно думать о другом…»
Не обращая внимания на стекавшие на пол струйки крови, Торбин выдернул из щита два других кинжала и уверенно направился к барьеру. Мимо проследовал Александр, во взгляде которого читалось виноватое изумление. Он медленно встал на «лобное место» и повернулся к приятелю бледным, лишенным живых оттенков лицом. Сергей Шипилло наблюдал за поединком с отвращением, жаждая только одного — скорейшего окончания этого беспредела. На какое-то время, он даже позабыл об обязанностях секунданта, однако, опомнившись, сделал шаг к Воронцову и протянул повязку для глаз. Но теперь и тот, не желая показаться слабее оппонента, отверг «маску для слабонервных».
Гросс взял первый нож левой рукой, и через мгновение он воткнулся в паре сантиметров от Сашкиного уха. Второй ухнул в доски и, неприятно дребезжа, застыл на таком же расстоянии от его виска. В третий бросок, как показалось снайперу, Станислав вложил всю свою недюжинную силу. Когда он замахнулся, прапорщик не выдержал и отвернул взгляд, потому и не видел, как, блеснув молнией, тяжелый тесак полетел точно в солнечное сплетение Воронца…
Вместо уже привычного гулкого, резкого звука вгоняемого в щит клинка, секундант услышал приглушенный стон и звук упавшего тела.
— Господи, — прошептал он, оборачиваясь и наблюдая агонию молодого офицера, — я так и знал, что этим закончится! И откуда же такие дураки на свет родятся?!
— Известно откуда, — преспокойно отвечал Торбин, занятый своей собственной раной.
В ответ раздалась забористая ругань Сереги, но долго выражать эмоции он не стал, перейдя на нормальные, цензурные фразы:
— Стас, нас же с тобой посадят! Ты что натворил?!
— Ничего такого, за что бы тебе влепили срок. От удара рукояткой в брюхо еще никто не умирал, — успокоил тот и, обращаясь к Сашке, добавил: — Хватит умирающего из себя корчить, артист! Вставай, а то у нервных зрителей инфаркт на подходе. И не переживай — до моей свадьбы с Лизой синяк сойдет.
Судорожно глотая ртом воздух, Циркач с трудом сел на корточки. Третий нож не торчал в его теле, как ошибочно полагал Шип, а действительно валялся рядом…
