Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
Клео ответил:
— Деловые партнеры как муж и жена, вступившие в брак по расчету. Про таких говорят, что в семье делят постель, но не сны... Что вы взъелись, Бруно, на человека, уведшего у вас несколько тысяч? Он не обязан разделять ваших снов... Уведите у другого в два раза больше и считайте, что вы квиты.
— С кем?
— С жизнью.
Бруно и Клео не опускались до личных счетов. Они сводили счеты с самой жизнью! Условности для обоих — ничто. И если они не поставили его, Джефри Пиватски, своего эксперта по электронной безопасности в известность о каких-то операциях через Триест, что тут обидного? Но если Титто наткнулся на след этой операции, значит, ее мог рассекретить и чужой, а случайно или с намерением — не имело значения.
— Обычно конверты «Индо-Австралийского» из Сингапура вам доставляет пилот «Эр Франс». Так ведь?
— Из рук в руки, — ответил Титто. — Мы знаем друг друга.
— А конверты из этого... ну, бокового канала... через кого идут они?
— Их получает в Белграде и переправляет через Триест в Швейцарию человек, который завтра будет водить тростью по доске с курсами в банке на улице князя Милоша. На него меня вывели швейцарцы.
— Почему он согласился разговаривать с вами и встретиться со мной?
— Я захватил его в Триесте, надел наручники и привез в свою квартиру. Набрал при нем по телефону номер выхода на компьютерный терминал данных «Индо-Австралийского банка». Банк включился. А если я знаю сверхзасекреченный номер, то есть пользуюсь полным доверием «Индо-австралийского», который его и нанял пересылать пакеты, какие у него могли быть сомнения? Он просто подумал, что раз я говорю ему «ехать в Белград», то он и должен ехать.
— А не успел он просигналить тем, от кого получает конверты «Индо-Австралийского» для переправки в Швейцарию, что вы пронюхали о нем и взяли на крючок?
— Мог. Но если это люди «Индо-Австралийского», чего мне беспокоиться? Я проявил бдительность? Проявил... Проявлять ее моя работа.
— Допустим.
— Если я вляпался во что-то, куда не следует совать нос, что ж... Пусть глубже прячут концы в воду, чтобы не попадались, как попались мне. Это хорошо, что — мне. Я так считаю... В любом случае встречаться с этим человеком или нет, решать вам, господин Пиватски. Он приедет из Триеста завтра, утром будет ждать звонка и только за несколько минут до встречи, если она вам будет угодна, узнает насчет явки в банк на улице князя Милоша. В любом случае я сам отвезу его потом домой на машине, граница открытая...
Джефри молчал.
— Возможно, господин Пиватски, вы считаете теперь приезд в Белград нецелесообразным? — спросил Титто.
От волнения итальянский акцент усилился.
— Вы поступили правильно, — сказал, почти не дав Титто закончить фразы, Пиватски, стараясь, чтобы голос звучал теплее. — Вы сомневались, а сомнения в нашем деле признак здоровья. Общими усилиями разберемся... Я отправлюсь на встречу с этим человеком на улицу князя Молюса...
— Это произносится — Милош...
— А! Милоша... Оставайтесь в гостинице. Как только он вернется из банка, увозите его в Триест. Я покину этот город сам по себе. Разговор, как я говорил, забудьте до поры. Свой долг вы выполнили... Отвезите меня в гостиницу и распрощаемся. Больше никакого интереса ко мне. Ясно, Титто?
— Да, господин Пиватски.
Джефри не ночевал в Белграде. Рассчитавшись в гостинице, заказал такси, на котором добрался до аэропорта.
Поглядывая из машины на тусклое освещение славянской столицы, экономившей на электричестве, он пытался собрать воедино свежие впечатления. Но память подсовывала обрывочные образы, из которых общей картины не складывалось. Например, как кассир гостиницы считал банкноты, одновременно разговаривая с портье и рассматривая женщин в холле. Ни Джефри, ни деньги его не интересовали. Коротковатые, покрытые черной порослью пальцы, ловко перебиравшие пачку мелких долларов, жили независимой жизнью. Портье, подхвативший чемодан, отказался от подачки. Джефри не покидало странное ощущение, что все люди, с которыми пришлось столкнуться в последние часы, изнывают от скуки.
Билет он взял на первый западный рейс, оказавшийся лондонским. Из Хитроу вылетел в Сингапур индийской авиакомпанией. Даже допуская, что Титто и загадочная личность с тростью обнаружат его исчезновение спустя десять часов и только тогда что-то предпримут, если им все-таки нельзя доверять, он опаздывал. Истекал временем, как кровью. Титто и тип могли появиться в Триесте раньше, чем он увидится с Бруно Лябасти, поскольку обсуждать полученные сведения по телефону было бы просто безумием. Да, именно с ним. Не с Клео Сурапато. Не Клео ведь, а Бруно отправляет в конвертах своего «Индо-Австралийского банка» деньги в Швейцарию в обход им же организованного пути, охраняемого его собственной фирмой «Деловые советы и защита».
Но — зачем? Зачем?
2
Барбара сбросила туфли, пинком откатила табуретку, на которую в сумерках налетела коленкой, зажгла свет. Оторвала с распечатывающего устройства факсимильного аппарата ленту. Волоча бумажную полосу по ковру, прошла к дивану.
Большая часть сообщений — биржевые сводки. Выскочили две просьбы на статьи из Джакарты. Дальше шло сообщение, подписанное Крот-18. Судя по индексу, с края земли. Какой-то сумасшедший передавал из белградской гостиницы «Славия»... Она подумала, поправляя прядь, где этот Белград и каким чудом завелись финансовые новости за железным занавесом? Поводила пальцем по пластиковой скатерти, сделанной в виде карты полушарий, на столике. Наткнулась на Варшаву и перестала искать.
В тексте говорилось:
«Кого касается. Конфиденциально.
Здесь стало известно вашему корреспонденту, что через четыре дня последует освобождение из-под следствия в Швейцарии двух секретных агентов французской таможни Бернара Рюи и Пьера Шульце. Обоих заманили в западню, расставленную в буфете базельского вокзала. Приманка — список номерных анонимных счетов иностранцев в банках Берна. Бернские власти согласились отпустить французов под негласное твердое обещание Парижа не засылать более агентов на швейцарскую территорию».
Сведения оказались существенными.
За массивной перегородкой, обтянутой такими же обоями, как на стенах, стоял «Мефисто», ее компьютер, в память которого она запустила сообщение.
Подошла ленту с сообщением, прошла в ванную и утопила чадящий факел. Сняла туалетной водой грим и губную помаду.
По потолку просторной комнаты, составлявшей ее жилище — спальню, столовую, кухню, гостиную, разделенные диваном, деревянной стойкой с холодильником и электроплитой, этажеркой с книгами и корытцами для цветов, водили хоровод отблески рекламы малайского ресторанчика напротив. Надавив на крышку автоматического термоса, Барбара нацедила горячего чаю.
Французская рукопись, брошенная на подлокотнике дивана, старомодно называлась «Записки». Ниже пояснялось ровным, почти ученическим почерком — «легионера Бруно Лябасти». Она попыталась представить этого человека с седеющими усами, шрамом на выпуклом подбородке и голубыми глазами молодым, в форме, обвешанным оружием...
Рывком поднялась, зашла в ванную. Вгляделась в зеркало, отражающее лицо до мельчайшей морщинки, высвечивающее все оттенки на губах, под глазами, на щеках...
Бруно напомнил лицо другого человека, слегка асимметричное, с сухими губами и голубыми глазами, такими голубыми, какие, казалось, только и возможны у человека на земле. Что он тогда, в журналистском клубе на двадцать втором этаже бангкокской гостиницы «Дусит-тхани» пил? И из-за чего к нему цеплялся Гэри Шпиндлер из «Бизнес уик», по совместительству работавший и на «Файненшл ньюс», изливавший свое вечно никудышное настроение в расспросах о Ханое, где этот человек, русский, работал раньше?
— Тебе, Барбара Чунг, тридцать четыре. Запомни! — сказала она отражению в дорогом зеркале, потому и дорогом, что оно не способно было просто-напросто по техническим причинам лгать относительно чьей-либо внешности.
Русского звали Шемякин, Бэзил Шемякин.
Барбара расширила пальцами глаза, выставила подбородок и басом, подражая киноактеру, снисходительно сообщила зеркалу:
— Мое имя Бонд, мадам... Джеймс Бонд.
Шемякин, Бэзил Шемякин. Корреспондент московской газеты, статей которого никто из его коллег, обретавшихся между Бангкоком, Сингапуром, Джакартой и Манилой, не читал, потому что не знали русского языка. Да и вообще, это — там, далеко, откуда являются с холода шпионы. Шпион собирался из Бангкока, где жил, в Джакарту, намеревался на день остановиться в Сингапуре, и Барбара обещала ему показать город.
![Росс Томас - Смерть в Сингапуре [сборник]](/uploads/posts/books/13740/13740.jpg)
