Борис Седов - Мстительница
«Ты и продал, — морщусь я, вспоминая, как меня подготавливали к тому, чтобы заменила Крошку в СИЗО. — Вот только кинул тебя на этой сделке дьявол, Богданов. Всё сложилось в тысячу раз хуже, чем ты предполагал. Если бы ты, когда твою дочку повинтили легавые, сидел на заднице ровно и ничего не предпринимал, тогда, возможно, твое послание сейчас читала б не я, а твоя ненаглядная Крошка. Хотя, очень сомнительно».
Я вновь с головой погружаюсь в файл «Сначала открой меня». Первые минуты тщательно пережевываю каждое слово, в каждой фразе стремлюсь обнаружить какой-нибудь скрытый подтекст. Потом, убедившись, что, кроме соплей и изъяснений в горячей отцовской любви, здесь ничего не найду, пробегаю взглядом оставшийся текст, и единственное, что задерживает на себе мое внимание, — это заключительные абзацы:
«Лариса, любимая. Если всё то, что ты сейчас прочитала, показалось тебе маразматическим бредом и сгустком никчемных эмоций, и ты ждешь, что в дальнейшем мое послание будет выдержано в той же тональности, посмею разубедить тебя: дальше лишь информация, которую я не считал необходимым доводить до твоего сведения, пока был жив. Теперь же тебе необходимо всё это знать, чтобы разумно распорядиться тем, что с таким упорством и с такими усилиями я собирал долгие годы. Чтобы уже через месяц не оказаться на улице в качестве нищенки. Чтобы просто выжить! Так что отнесись ко всему нижесказанному с полной ответственностью. Там ты встретишь мою исповедь о том, как из обычного оперативника КГБ я вырос до уровня „лесного короля“ Северо-Запада и одного из самых богатых и влиятельных людей Санкт-Петербурга. Но этому рассказу я посвящу лишь один файл — № 2. На трех последующих ты обнаружишь советы, как тебе действовать в настоящее время, указание к действию, следовать которому я рекомендую тебе со всей пунктуальностью, если желаешь, чтобы для тебя все сложилось нормально. Всё это будет подкреплено той информацией, без которой распорядиться тем, что оставляю тебе, невозможно. Заруби ее себе в память, выучи наизусть, не пренебрегай ни единым словом, и это станет козырной картой у тебя в рукаве. И ни в коем случае ни только не давай никому этот диск, не упоминай о его существовании даже самому дорогому тебе человеку!!!Помни: очень часто близкий друг превращается в самого ненавистного, заклятого врага. Всё в этой жизни неустойчиво, как в топком глубоком болоте. Верить нельзя никому!
А теперь, дочка, открой файл № 2 и не поленись прочитать мою короткую автобиографическую повесть. Ведь раньше если я что и рассказывал тебе о своем прошлом, то это были только отрывки, да и то, по большей мере, неправда. Теперь, когда я уже мертв и подчиняюсь одному лишь Всевышнему, могу открыть все секреты, которые до сей поры приходилось держать при себе. Так пускай же ты будешь первой — и, возможно, единственной, — кому они станут доступны.
Удачи, Ларисочка.
И да поможет тебе Господь!
Открывай файл «Письмо тебе, дочка».
Как же я ненавидела этого Василия Сергеевича Богданова! На протяжении четырех лет, что провела на кичи, я желала ему самой мучительной смерти и дальнейших страданий в наиболее страшном, девятом круге ада — пусть корчится от нечеловеческой боли в кипящей смоле; пусть черти гоняют его сыромятными плетками по раскаленным углям, сдирая с изодранной в лоскутья спины кровавые кожаные ремни; пусть будет ему, негодяю, так худо, как даже мне — ослепленной жаждой отмщения! — вообразить не хватает фантазии!!! Как же я ненавидела этого Василия Сергеевича!!! И, что удивительно, я в то же время искренне уважала его, сильного и целеустремленного, удачливого и непреклонного. И главное, беззаветно преданного своей непутевой дочурке. Не отрекшегося, как большинство, от законченной, уже неисправимой наркоши, не поставившего на ней жирный крест, а продолжавшего бороться за нее, сознавая при этом, что проиграл и давно пора выкидывать белый флаг. Но Богданов не был приучен проигрывать, он не знал, что такое капитуляция.
«Был бы жив мой отец, — часто размышляла я, бессонными ночами ворочаясь на узенькой шконке в бараке, — он, наверное, поступил бы точно так же, чтоб помочь своей дочке, угоди та невзначай в подобную бочку дерьма, как СИЗО, а впоследствии — зона. Если не именно так, как это случилось четыре года назад, пусть как-то иначе, но отец наверняка сделал бы всё, что в его силах. И, если бы оказался перед выбором, то, как Богданов, без слюнявых эмоций возложил бы на плаху судьбу всего лишь какой-то бесправной рабыниради того, чтобы вызволить из неволи меня.
Правда, совсем не такую убитую жизнью и коксом, как Крошку».
…Пусть сам Сатана мне судья, но я уважала его, Василия Сергеевича!!!
Я понимала его, Василия Сергеевича!!!
Окажись я в его положении, наверное, поступила бы так же, как он!
…Сейчас я сижу и читаю «Письмо тебе, дочка». И проникаюсь уважением к Богданову всё больше и больше. Я не просто понимаю его, я ощущаю себя на его месте — на том раскаленном до красна железном подсрачнике, на котором этому человеку приипось сидеть все последние годы.
Да какие там годы! Десятилетия. А точнее, двадцать пять лет. Кошмар! Ведь это же четверть столетия! Это треть человеческой жизни! Это не стоит никаких миллиардов и гордого звания «лесного короля» Северо-Запада, одного из самых богатых и влиятельных людей Санкт-Петербурга…
«Всё началось е 1974 году, когда я учился на третьем курсе Ленинградской Лесотехнический академии. Твоя мать была на два года старше меня и летом должна была закончить геофизический факультет Горного института. Мы поженились в конце января, а уже осенью ждали ребенка. Вот только не прошло и двух недель после свадьбы, как, Марине на первом же осмотре у гинеколога сообщили, что доносить плод она не способна ни при каких обстоятельствах. Диагноз — почти полный лист заполненного неразборчивым „докторским почерком“ текста, сплошь состоящего из непонятных мне терминов; приговор — моя жена никогда не сможет стать матерью, а нам сейчас надо срочно решить вопрос с абортом и смириться с тем, что если наша семья когда и обзаведется ребенком, то только приемным.
«Срочно решить и смириться», — легко сказать. Выполнить невозможно!
Нет, решить сами мы ничего не могли, находились, как под наркозом. Утром, несмотря на морозы, уходили из общаги на улицу и болтались по Питеру до позднего вечера. Плевать на мою учебу, плевать на Маринин диплом. Мы бродили по пустынным заснеженным улицам, иногда заходили в неуютные пирожковые, чтобы погреться, покупали по маленькой чашке цикория с молоком и по жирному беляшу и подолгу простаивали с этим набором за грязным пластиковым столом. Каждый думал о своем. Мама — о том, что неужели после этого убийственного диагноза я смогу ее бросить. Я — о том, что неужели она смеет думать, что я окажусь таким подлецом.
Мы провели три жутких дня. На морозе. Возле пирожковых, чтобы согреться. Марина, подозревая меня в том, что я ее теперь брошу. Я, зная о том, что она меня в этом подозревает. Но на исходе третьего дня…»
ТАМАРА АСТАФЬЕВА (ЧИТАТЕЛЬНИЦА)
1999 г. Август
Полный забор органов — от сердца до гипофиза — дает на «черном рынке» сотни тысяч долларов с одного донора.
(по данным Красного Креста)«Незаконная торговля органами имеет русско-украинско-молдованский след».
(Фармацевтический Бизнес-Сервер plasmastivit.com.)— Свари, пожалуйста, кофе. — Войдя в квартиру, Виктория задержалась лишь на секунду, чтобы разбросать по прихожей туфли, и босиком устремилась к компьютеру. — И сляпай каких-нибудь бутиков.
Она достала из сумочки конвертик с дискетой. Конвертик, скомкав, швырнула на стол. Дискету вставила в дисковод. На системном блоке нажала на кнопочку «Power»…
— От бутиков пучит, — сварливо пробурчала Тамара и повесила на вешалку свою эпатажную куртку-косуху. — Энглер, это несправедливо. Если ты думаешь, что сейчас сядешь за компьютер, а я, словно прислуга, буду таскать тебе бутерброды и кофе, то отбрось эти гнилые мыслишки подальше. Перебьешься. Если пить кофе, то вместе. Если читать, то тоже вместе. Насколько я понимаю, после вчерашнего разговора я имею не меньше прав, чем ты, знать, что там накопал о дяде Игнате и Толстой Жопе твой Шерлок Холмс. Или как там ты его дразнишь?
— Арчи Гудвин, — рассеянно отреагировала Тамара, с нетерпением наблюдая по монитору, как издевательски медленно загружается «Windows».
— Лады. Пусть он Арчи Гудвин. А я непосредственный исполнитель всего, что ты спланировала, и именно мне предстоит приводить твой приговор в исполнение, рисковать своей задницей, лезть в ту клоаку, которая пугает твоего детектива, как ребенка темный чулан, где живет Бука. — Тамара придвинула к компьютерному столику стул для себя. — Подвинься.
— Ведь неудобно вдвоем. Прочитали б по очереди.
