Владимир Першанин - Я – бронебойщик. Истребители танков
– Отмучился, бедолага.
– Почему снаряд не сразу взорвался? – спросил Жора Крупин.
У меня не было желания объяснять. Рукояткой немецкого штыка я осторожно обстукивал затвор. Надо побыстрее извлечь стреляную гильзу.
– Стреляли с близкого расстояния, – рассуждал Антон Бондарь. – Снаряд шел под острым углом, да еще земля мягкая. Колпачок на взрывателе не до конца смялся, поэтому и рвануло с задержкой. Повезло Андрею.
Я наконец выбил застрявшую гильзу. Ружье надо срочно почистить, протереть патроны и зарядить.
– Бондарь, возьмешь ружье Сани Назарова.
– Я же пулеметчик.
– Ничего, справишься и с «дегтяревым», и с ПТР.
Бондарь помялся. В эти минуты я понял, что мы сделали большое дело – сожгли два тяжелых танка. Понял и другое: платить за подбитые машины всегда приходится дорогой ценой. Поэтому и не рвутся люди в «истребители танков». Слишком опасные поединки.
– А вон наши идут, – вдруг обрадованно закричал Бондарь. – Сюда!
Пришел ротный Ступак, вместе с ним еще несколько бойцов. Увидев два догорающих танка, старший лейтенант присвистнул:
– Ну, вы даете! Две таких зверюги уделали. Орденами пахнет, Андрюха.
– Саню Назарова убили и еще троих. Двое ранены. Который в ногу – тяжелый. Врача срочно надо.
– Откуда на плацдарме врачи? Медсестра, кажется, есть. Ладно, перенесем его к комбату, а там, глядишь, лодчонку найдут.
До ночи мы держали позиции. Дважды отбивали атаки. В полк прислали инженерно-саперную роту, и за ночь навели мост. Опять были потери, но на них, как всегда, не обращали внимания. К утру переправился весь наш полк, несколько артиллерийских батарей и часть соседнего полка. Командование использовало инициативу подполковника Рекункова и создало на правом берегу довольно большой плацдарм. Продвинулась и соседняя дивизия. Мы отвоевали несколько километров русской земли.
Глава 6
Между боями
Теперь позиции 321-го стрелкового полка располагались на краю леса, верстах в четырех от того места, где мы уничтожили два немецких танка.
Ни обещанного ордена, ни медали я не получил. Юрий Ефремович Ступак, утвержденный в должности командира батальона, направил представление на Красную Звезду на меня и Саню Назарова (посмертно). Однако процесс награждения на фронте весьма своеобразен.
Здесь строго действует табель о рангах. Рядовых и сержантов орденами практически никогда не награждают. Может, у летчиков и танкистов по-другому, но у нас в пехоте свои правила.
Полк, да и вся дивизия совершила рывок вперед, форсировала водную преграду, то есть одержала на своем участке небольшую тактическую победу. Кроме двух Т-4, уничтоженных моим отделением, было подбито артиллерией и другими взводами ПТР еще какое-то количество бронетехники.
Введенный в бой танковый батальон смял спешно возведенную немцами линию укреплений, раздавил более десятка пушек разного калибра и сжег несколько грузовиков с отступающей пехотой.
Нам объявили, что уничтожено свыше пятисот немецких солдат и офицеров, захвачено большое количество трофеев: артиллерийская батарея, несколько грузовиков и тягачей, десяток минометов, стрелковое оружие, целый склад боеприпасов.
Однако немцы сумели остановить наши наступающие части. Запланированный глубокий прорыв не удался. Дивизия понесла большие потери.
Насчет полутысячи уничтоженных фрицев бывалые бойцы сомневались. Никто из них не видел, чтобы немцы несли в одном месте такие потери. Берегло командование вермахта своих солдат, и это следует признать.
А вот о наших потерях не распространялись. Об этом знали только в штабах. Но мы своими глазами видели, как была уничтожена почти полностью саперная рота. От третьего батальона, первым переправившимся на правый берег, осталась в общей сложности одна неполная рота.
Много людей полегло, пока расширяли плацдарм, отбивали контратаки противника. Немецкая авиация несколько раз ожесточенно бомбила наш передний край и тылы. Под удар попала маршевая рота, которая шла для пополнения полка. Три сотни неопытных новобранцев, растерявшихся от воя сирен и грохота авиабомб, разбегались и гибли под огнем с неба.
Насчет успешного наступления, о котором трубили первые дни, замолчали. Слишком большой ценой достались отвоеванные километры.
Так что если вернуться к наградам, то распределяли их скупо. Подбитые нами два танка оценили медалью «За отвагу», которой посмертно был награжден сержант Александр Назаров. Получили несколько медалей саперы. Комбат Юрий Ефремович Ступак получил очередное звание «капитан» и орден Красной Звезды.
Командиром шестой роты поставили взводного Анатолия Евсеева, повысив его в звании до лейтенанта. Прямо сказать, опыта у Евсеева было немного, но ставить было просто некого. Погибли и выбыли по ранению много взводных и ротных командиров. Половину взводов возглавляли сержанты.
Наша рота ПТР тоже понесла немалые потери. У меня в отделении на три противотанковых ружья осталось всего четверо бронебойщиков. Требовалось срочно укомплектовать расчеты – немцы могли атаковать в любой момент.
Зайцев привел из пополнения двоих ребят. Один из них, сержант, имел дело с пулеметом, а однажды в бою заменял бронебойщика. Звали его Егор Гнатенко, воевал с декабря сорок первого. У него после госпиталя не до конца зажила левая рука. Я сомневался, сумеет ли он удержать во время стрельбы тяжелое ружье.
– Сумею, не сомневайтесь, товарищ старший сержант, – широко заулыбался Егор, показывая блестящие железные зубы в верхней челюсти.
В этом месте лицо пересекал шрам. Гнатенко был постарше меня. Рассказал, что служит с тридцать девятого года. В начале войны был направлен в учебный полк, где обучал новобранцев. Затем воевал, командовал пулеметным расчетом.
– Давай без званий, Егор, – предложил я. – Здесь не учебный полк, в одной каше варимся. На переправе и плацдарме одиннадцать человек из роты ПТР погибли, а из нашего отделения двое. Возьмешь ружье Сани Назарова. Смелый был парень.
Мой белобрысый помощник Паша Скворцов жалел, что его оставили на левом берегу. Федор Долгушин вздохнул:
– Спасибо Зайцеву скажи, что не потащил тебя в самую пасть. Мужиков-то в семье много осталось?
– Младший братишка и отец. Двое братьев без вести пропали прошлым летом.
Поговорили о семьях. Подошел ротный Евсеев. Он еще не привык к своей новой должности, командовать не научился. Сел с нами покурить, затем стал объяснять, что требуется вырыть запасные окопы и крытый склад для боеприпасов.
Долгушин докурил свою цигарку, поднялся:
– Пойду к себе. Окапываться как следует придется. Земля подсыхает, того и гляди немцы попрут.
Последующие недели прошли, в общем, спокойно. Как всегда, каждое утро начиналось с минометного обстрела. Немцы высыпали на позиции батальона десятка три мин. Иногда начинала работать радиоустановка.
Голос на чистом русском языке рассказывал нам о положении на фронтах. Запомнились такие слова:
– Думаете, вы многого добились своим наступлением под Москвой? Ваши генералы угробили более ста тысяч солдат. Ценой их жизней отодвинули немного наши войска от Кремля и думают, что начали победный марш. А число погибших за первый год войны? Вам кто-нибудь говорил, что только в плен сдались два с лишним миллиона солдат и офицеров. Многие из них перешли на службу в ряды вермахта и участвуют в освободительной…
В этот момент у наших артиллерийских батарей всегда находились снаряды, и на вражескую радиоустановку обрушивались залпы не только полевых пушек, но и тяжелых гаубиц.
Немцам мы не слишком верили. Чтобы угодили в плен два миллиона бойцов и командиров, и представить себе не могли. А вот насчет погибших… Тут мы все видели, что людей не щадят.
На нашем участке, даже спустя недели полторы после боев за переправу и дальнейшего наступления, оставались незахороненными десятки трупов. Три огромные братские могилы, где лежали погибшие бойцы нашего полка и частично других подразделений, были увенчаны деревянными пирамидами с красными звездами наверху.
Там были написаны красивые слова о героически павших за Родину, но не указывалось, сколько человек погребено. Только по размерам этих печальных холмов мы могли предполагать, что полегло наших товарищей не меньше тысячи.
А чего удивляться? Дивизия насчитывала тысяч двенадцать бойцов и командиров. Что для нее потери в одну тысячу! Часто не хватало боеприпасов, продовольствия, но маршевые роты численностью по триста-пятьсот человек шли на передний край непрерывно, пополняя дивизию и соседние подразделения.
Я получил письмо из дома. Мама была почти неграмотная, письма обычно писала одна из сестер. Крупным ученическим почерком мне передавались приветы от родни и друзей, сообщались нехитрые новости. Я ждал известий об отце. Вдруг лежал в госпитале и объявился.? Но отец бесследно исчез в мясорубке сорок первого года.