Скотт Стоун - Песня волка
Дэйн чувствовал, как бухает его сердце, слышал вырывающееся изо рта дыхание, но при этом бежал, низко пригнувшись к земле, совершенно бесшумно, стараясь полностью использовать темноту, которая сама по себе являлась врагом. Стрельба, утихая слева, громыхала больше справа, и Дэйн подумал, что внешний круг солдат сейчас смыкается с внутренним.
Дэйн слегка отклонился влево и тут же налетел на кого-то в темноте. Вскочив на ноги, он пригнулся к земле и коротким выгнутым ударом послал карабин в воздух. Почувствовав, как оружие врезалось человеку в ноги, Дэйн понял, что тот тяжело свалился прямо перед ним. Продолжая свой удар, не прерывая дугу, Дэйн поставил точку, пригвоздив прикладом карабина голову человека к земле. Потом снова присел и огляделся. И почти сразу же побежал, используя хижину со свечой в качестве ориентира. Насколько он мог понять, ему удалось проделать почти полный полукруг и выйти к дальним хижинам, обогнув лагерь.
Дэйн снова побежал рядом с кустами, не останавливаясь ни на секунду. Внезапно впереди показалась группа людей, и он снова свернул к лагерю. То, что он увидел, заставило его замереть.
Если это не тень, не обман зрения в темноте, то практически возле самой большой хижины извивалась неглубокая канава, и, похоже, в ней никого не было. Во тьме за канавой поблескивали лучи света, а также с той стороны, где были расположены позиции китайцев, но в самой канаве — ни души. Дэйн прыгнул. Перехватив карабин правой рукой пополз.
Стрельба вновь усилилась, и вновь где-то разорвалась мина. Что-то в этой перестрелке Дэйну страшно не нравилось: потом он сообразил, что не видел ни одного убитого, и понял, что генерал отдал приказ взять как можно больше пленных.
Он полз по канаве, слушая пение пуль над головой, но больше не беспокоясь быть убитым: теперь важно было не попасться. В случае, если ему удастся пробраться в хижину и спрятаться где-нибудь в ней, там его, точно, никто искать не станет.
Дэйн вычислил, что находится где-то в середине канавы и решил взглянуть на циферблат. До рассвета оставалось немногим более часа. Опустив голову, он пополз дальше, радуясь тому, что земля такая мягкая.
А над ним все продолжалась и продолжалась перестрелка.
Дэйн добрался до места, с которого хорошо видел бесформенную мрачную глыбу во тьме. Это был угол хижины, и находился он всего лишь в десяти метрах от него. Дэйн выполз из канавы и по-прежнему ползком стал передвигаться дальше. Достигнув места, откуда он мог дотронуться до хижины, Дэйн приподнялся на руках и коленях и принялся оглядываться. Вот тогда-то кто-то кинулся ему на спину.
С хрюком Дэйн ткнулся в землю, почувствовав колени человека у себя на шее; зная, что противник попытается добраться до его горла или проткнет его ножом, Дэйн метнулся влево, прокатился вправо и почувствовал, как часовой немного перенес вес своего тела в сторону. Он знал, что китаец так и сделает, и, когда противник приподнялся, выкинул руку назад, ударил часового в пах. Очень сильно. Голова китайца мотнулась вниз, и Дэйн все той же рукой рубанул его в лицо. Он почувствовал, как нападавший скользнул вправо и упал, но тут же начал подниматься, очнувшись от удара так быстро, что это удивило Дэйна. Руки часового метнулись к горлу противника.
Дэйн вытащил из ножен подарок Таводи, и, когда человек навалился на него всей массой, вонзил клинок ему в грудь, и держал его там до тех пор, пока тот не забился в судорогах и не застыл окончательно. Дэйн вытащил нож из груди китайца, вытер лезвие ему о рубашку и сунул нож обратно в ножны. Несколько секунд он лежал, задыхаясь и хватая воздух ртом, затем повернулся и прополз несколько оставшихся футов до крытой соломой крыши хижины, свисавшей едва ли не до земли. Интересно, а слышал ли кто-нибудь борьбу, происходившую снаружи? Дэйн прислонился к стене хижины и вслушался. Изнутри не доносилось ни звука, да и в лагере перестрелка начала постепенно затухать. Следовало действовать очень быстро.
Под хижину залезать смысла не было — там, наверняка, будут тщательно проверять. Нужно было спрятаться где-то внутри и войти в дом, пока еще темно, — может быть, забраться куда-нибудь под крышу, на чердак. В конце концов, в таком случае у него будет возможность сбросить нападающих вниз и, пока они будут приходить в себя, скрыться в кустарнике возле леса.
Дэйн взглянул наверх и увидел бамбуковые шесты, поддерживающие соломенную крышу. Если забраться на них…
Он выпрямился и огляделся. Было все еще темно. Он повесил карабин за спину, пригнулся и прыгнул. Руки сомкнулись на бамбуковых плоскостях и, используя силу инерции, он закинул наверх ноги, в поисках опоры. Икры сомкнулись на шестах, Дэйн подтянулся и вскарабкался на крышу. Протиснувшись сквозь окошко, он очутился внутри хижины и понял, что теперь двигаться следует со всей возможной осторожностью.
Он вытянулся на бамбуковых балках и стал ждать. Ждать рассвета или, по крайней мере, рассеивания тьмы. Где-то внизу, под ним, ждали другие люди. За хижиной звуки выстрелов стали раздаваться все реже, неохотнее. Дэйн снова понадеялся на то, что здесь нет змей.
Через полчаса началось онемение мышц и частичные судороги. Он постарался как можно осторожнее размять руки и ноги, вытягивая их, чтобы в нужный момент не свалиться как бревно, а суметь воспользоваться моментом. И пока он осторожно менял положение тела, выстрелы прекратились.
Казалось, тишина никогда не прекратится. Дэйн ждал.
Под ним прошуршал поставленный в центр комнаты стул. Кто-то кашлянул. Чиркнула спичка, зажглась масляная лампа, и свет внезапно залил комнату. Дэйн отпрянул как можно дальше в солому, прекрасно понимая, что если кому-нибудь взбредет в голову идея посмотреть наверх, его тут же заметят. Палец сам лег на спусковой крючок карабина.
Свет выявил группу стоящих в комнате людей. Дэйн сразу же узнал генерала Лам Куай-сина — невысокого, щегольски одетого в новенькую полевую генеральскую форму военного. У китайца был умный и несколько снисходительный взгляд — и на это были все основания. За его спиной стояли выглядевшие по сравнению с ним крайне неопрятно солдаты — все лаосцы. Дэйн смотрел, как генерал вставил в мундштук сигарету и закурил. Он сказал что-то резкое на диалекте, которого Дэйн не знал, и люди сели вокруг стола. Стулья были низенькие. Дэйн стал взглядом искать оружие, но, похоже, в комнате его не было, хотя можно было предположить, что у генерала где-нибудь в кармане есть пистолет.
Едва вся группа расселась, как дверь рывком распахнулась, и в проеме показался встревоженный лаосский солдат. Он застыл и обратился к генералу, смурно глядя на генеральские ботинки. Голос китайца, оборвавшего донесение солдата, напоминал удар бича. Затем последовало какое-то распоряжение, и солдата как ветром сдуло. Через несколько секунд в комнату втолкнули Ланже, Клэйборна и Хэнсли. У всех были связаны руки.
Дэйн внимательно смотрел на них. Похоже, что Хэнсли был тяжело ранен — на правой стороне груди расплывалось огромное кровавое пятно. Ланже стоял совершенно спокойно, прислушиваясь, и выглядел более свежим, чем англичане. На лице его застыла скучающая мина. Дэйн разглядел под его левым глазом здоровенный синяк. Совершенно непострадавший Клэйборн старался сохранить брезгливое отношение к происходящему. Именно к нему и обратился генерал на отличном английском языке.
— Где американец? — спросил он тихо.
— Боюсь, что не смогу вам ответить. Наверное, где-нибудь в кустарнике, так я полагаю.
Ланже пошевелился.
— А откуда вам известно, что он американец?
Генерал подошел к французу и, встав перед ним, взглянул ему в лицо сквозь сигаретный дым.
— Габриэль Ланже, французские вооруженные силы, Вьетнам. В течение двух лет проживали в Хью, затем провели какое-то время в Да Нанге. В старинном ресторанчике «Ля Мэсонэтт» предпочитали заказывать лангустов, прежде чем вас перевели в Сайгон, а из него — еще дальше. В Дьен Бьен Фу вас не было — поправлялись после ранения. — Генерал улыбнулся. — А ранение было бесподобным, гонорея, кажется?
— Ах эта к о ш о н, Бернье, — с отвращением процедил Ланже.
— Что? — поразился Клэйборн. — Что ты сказал?
— Только Бернье знал о нас все подробности и мог сообщить их этим людям. Неужели, мсье, вы до сих пор этого не поняли? Нас предали.
— Но зачем? — У Клэйборна перехватило дыхание.
Генерал повернулся было к нему, чтобы ответить, но в это время Хэнсли повалился вперед на стол и сбил лампу. Комната погрузилась в полную темноту. Дэйн воспользовался этим, чтобы размять кисти рук и ноги. Затем снова лег неподвижно и стал ждать.
Лампа зажглась, и Дэйн увидел, что Хэнсли неподвижно лежит на полу. Один из лаосских солдат склонился над ним, затем поднял голову и что-то резко сказал. Генерал зло ответил. В свете масляной лампы Дэйн увидел, как лицо Хэнсли начало приобретать восковый оттенок смерти.