Лев Пучков - Операция «Моджахед»
— Логично, — согласился Иванов. — Действительно, особенности менталитета... Ну, заходи.
— Что это? — Рашид, не глядя в сторону лежавшего на полу пленника, протиснулся к столу.
Да, вернёмся к ноутбуку. Это была прямая трансляция с железнодорожного переезда, располагавшегося в северной оконечности города. Кто-то стоял с телефоном метрах в пятидесяти и снимал... У переезда сиротливо торчала женская фигурка, облачённая в медицинский белый халат.
— Земфира, — хрипло пробормотал Рашид, впившись взглядом в некачественную картинку.
— Лица не видно, — неуверенно заметил Иванов. — Качество картинки вообще аховое. Откуда...
— Что я, сестру свою не узнаю! — голос Рашида был переполнен тревогой. — Э, шакал, зачем вы её там поставили?!
Рашид рванулся было к лежавшему на полу пленнику — мы с Петрушиным схватили его под руки и силком усадили на стул.
— Он в отключке, говорить не может, — пояснил Иванов. — Придёт в себя — побеседуем...
В панораму вплыл двигающийся к переезду автобус. Женщина в белом начала махать рукой — автобус послушно сбавил скорость и начал притормаживать...
— Ой, бля-ааа... — тихо простонал Вася Крюков.
Остальные молчали, уставившись на экран, как заворожённые...
В стремительно надвигающейся трагедии, предотвратить которую ты не в состоянии, всегда есть что-то такое, что заставляет смотреть, не отрываясь, как будто ты под гипнозом... Что мы сейчас можем сделать? Ровным счётом ничего. Отсюда до того переезда полчаса езды. Бежать, мчаться, лететь — бесполезно. Звонить или вопить в рацию — бессмысленно! Кому звонить?!
Автобус остановился. Женщина в белом халате неторопливо поднялась по ступенькам и скрылась в салоне. Камера вдруг качнулась вправо, показывая нам стену. Спустя секунду в панораме опять возник удаляющийся автобус — видимо, тот, кто снимал, спрятался за угол, а руку с камерой вытащил наружу...
— Нет... — прохрипел Рашид по-чеченски, отчаянно мотая головой. — Нет!!!
Автобус вдруг вспух, как надутый шарик, подпрыгнул на месте и сыпанул во всё стороны стеклом и железным крошевом.
— Держите, — буркнул Иванов, кивнув на Рашида.
Мы с Петрушиным надавили абреку на плечи... Но, кажется, можно было обойтись и без этого. Рашид застыл, как изваяние, безумным взглядом уставившись в монитор, и тихо шептал по-чеченски:
— В белом... Вся в белом...
Глава пятая
МОДЖАХЕД
Семейные разборки...
Когда мы покинули село, Абу позвонил по спутниковой трубе Шамилю и сообщил о случившемся. Говорить он начал на арабском, потом перешёл на русский. Видимо, Шамиль его поправил. Он плохо знает арабский, Абу плохо знает чеченский, общаются на языке врага, который каждый знает хорошо, как и подобает настоящим воинам. Хороший воин должен знать язык врага, это аксиома.
Амир был раздражён. Пришлось подстраиваться под чеченца, хотя Шамиль и не простой чеченец. Акцент Абу сделал не на том, что расстрелял муфтия, а на отказе Шаамана Атабаева выполнить его приказ. А про муфтия сказал, что тот вёл себя как самый настоящий гяур и едва не спровоцировал гражданскую войну местного значения. Если бы его вовремя не остановили, получился бы нешуточный бой с результатом как минимум в несколько десятков трупов, а то и больше. То есть нам пришлось поступить так в силу необходимости, чтобы решить проблему малой кровью.
По разговору я понял: Шамиль сказал Абу, чтобы он завтра приехал к нему где-нибудь к полудню. Амир возразил: завтра не могу, у меня срочные дела на равнине. Шамиль опять что-то сказал, Абу немного подумал, ответил: ладно, буду. Потом отключил трубу и в сердцах пробормотал:
— Мне решать... Кончено, мне решать! Я сам себе командир, как скажу, так и будет... Всё, едем на базу!
Наша «база» — обычный горный аул с населением в несколько десятков семей. И то, семьи — это слишком громко (нормальная чеченская семья по численности, как правило, не меньше футбольной команды). В основном престарелые чабаны и дети. Федералам здесь ловить нечего, потому что средний возраст (самый интересный для них) практически отсутствует. Люди этого возраста либо на равнине деньги зарабатывают, либо в наших отрядах воюют.
Таких сёл здесь три, расположены они неподалёку друг от друга. Мы на одном месте не сидим, постоянно мигрируем из села в село, везде у нас оборудованы места для комфортабельного проживания. Везде заплачено и везде нам рады. Мы для этих стариков и детей — деньги, хорошая еда и престиж в глазах других соплеменников. Но мигрируем мы не потому что нам деньги тратить некуда. Просто так нужно по соображениям безопасности. Шамиль, конечно, контролирует район, и при любой попытке федералов предпринять здесь хоть какие-то действия мы узнаем об этом первыми... Но у нашего амира есть свои соображения по данному вопросу. Он никому не доверяет и привык заботиться о себе сам лично. Такова специфика нашей работы...
Абу пребывал в дурном настроении. Опять Шамиль показал себя хозяином. Я здесь главный, ты — так себе, пришлый наёмник. У нас назавтра в Аргуне были важные дела, там люди ждут, надо вопросы решать. Кроме того, туда завтра должен будет большой человек подъехать. Люди, ладно, подождут — это наши люди, а насчёт большого человека нехорошо вышло. Пришлось звонить ему, переносить встречу на послезавтра. А это такой человек, что у него всё расписано по минутам. Надо извиняться, оправдываться. Значит, нужно будет ему больше денег платить. Простая арифметика бизнеса: ты назначил встречу, если она отменяется по твоей вине, значит, ты несёшь все расходы. Можно было бы, конечно, завтра не ехать, а заниматься делами. Шамиль ведь сказал: тебе решать. Но Абу прекрасно понимал, что такой деликатный вопрос надо решать при личном общении. Нельзя в таких делах оставлять недосказанность. А Шамиль не дал ему лазейки, хотя мог бы и пойти навстречу. Сказал бы: ладно, приезжай, когда с делами управишься, послезавтра или позже. Но он сказал конкретно: завтра, к полудню. То есть как бы намёк кинул: не приедешь — пожалеешь...
Амир без аппетита поужинал и потребовал, чтобы ему привели Эльзу, ту самую невесту, у которой накануне был первый «брачный вечер». Халил было возразил: её сейчас трогать нельзя, пусть немного заживёт. У нас девок полно, выбирай любую... Абу на него прикрикнул: я что, в размерах уменьшился или внезапно чеченцем стал? Почему мне сегодня все указывают и поправляют меня? Давай, ведите невесту!
Привели. Точнее, притащили — она сама идти не могла. Абу терзал девчонку не меньше часа, потом сказал, чтобы забирали, и завалился спать. К утру Эльза умерла, нашему медику не удалось остановить кровотечение. Вот так нехорошо получилось. Амир, поддавшись дурному настроению и необузданному желанию, испортил дорогой материал. Зря деньги платили...
* * *С утра позавтракали, немного поиграли в нарды. Потом собрались и часов в десять отправились к Шамилю. Тут недалеко, полтора часа неспешного конного ходу.
Амир был хмур и неразговорчив — его вчерашнее дурное настроение так и не улетучилось. Причиной тому был предстоящий разговор с Шамилем. У них с Шамилем очень непростые отношения, хотя и ведут они себя так, словно являются родными братьями. Я, как образованный человек, сказал бы, что их отношения такие, как у родных братьев из королевского дома средневековой Европы, каждый из которых в полной мере претендует на престол. Вроде бы одной крови, в равных правах, вместе на пирах сидят... но каждый только и ждёт удобного случая, чтобы воткнуть другому отравленный кинжал в спину.
Получается так, что все деньги у нас в руках. Эту фазу войны полностью оплачивают «Братья-мусульмане», Абу — ставленник совета шейхов этой легендарной организации и является главным координатором её диверсионной деятельности в Чечне и распорядителем финансов. Если следовать логике русской поговорки: «Кто платит, тот и заказывает музыку», получается, что он здесь самый главный, правильно? А вот как бы не так! Тут такая постановка вопроса не проходит. Эти чеченцы — очень своеобразный народ, всё делают по-своему, не так, как у других. Достаточно сказать, что в горной Чечне сейчас три начальника с разными статусами: глава государства, босс и вождь. Декларативно у них один глава — некий Ушастый (это за глаза его так зовут — о каком тут уважении может идти речь?), в своё время избранный народом и даже бывший легитимным президентом. Сейчас это всего лишь знаковая фигура, держат его для придания сопротивлению некоего подобия официального статуса в глазах цивилизованного сообщества. Босс — это Абу. Скажите европейцу — босс, он сразу всё поймёт. Это начальник, который нанял тебя на работу и платит тебе деньги. Ты должен его слушаться, уважать и всячески отстаивать его интересы.
Настоящий вождь в горной Чечне, как вы наверняка и сами догадались, это Шамиль. Это душа сопротивления, народный герой и живая легенда. Правда, легенда одноногая, но это ничего, он уже сделал так много, что ему вообще ходить не обязательно, на руках будут носить. У него такой авторитет, что люди готовы в любой момент умереть по его приказу. Вот и получается, что чеченцы в Европе размахивают, как знаменем, своим Ушастым, живут на деньги Абу, а беспрекословно повинуются только Шамилю. И плевать им на всех остальных начальников, будь они трижды при деньгах и официальном статусе. Недаром Абу всегда морщится, когда его командиры задают дурные вопросы из серии «...а знает ли об этом Шамиль?»!
