Максим Шахов - Южный крест
Терпение является не самым последним из качеств, необходимых спецназовцу. Больше часа Серов и Рокер пролежали совершенно неподвижно, гипнотизируя караульного у дверей штаба. Но их терпение наконец было вознаграждено. Из дверей здания вышел офицер лет сорока пяти, и судя по тому, как вытянулся караульный и как резво отдавали честь шедшие ему навстречу военные, он был если не генералом, то уж как минимум полковником. Из курилки в стороне от главного входа метнулся в направлении парковки испуганный сержант и, вскочив в джип, завел мотор. Серову повезло, что плац перед штабом был грунтовым, а полковник не любил глотать пыль. Поэтому водитель не подогнал машину к дверям штаба, чтобы не поднять пыль и не разгневать своего шефа, а дисциплинированно ждал, когда тот сам подойдет к машине. Но в машину сел не один полковник, а еще какой-то неизвестный капитан с солдатом. Это было последнее, что видел водитель. Молниеносный удар в шею отключил его мгновенно, и сильные руки тут же перебросили обмякшее тело за заднее сиденье и накрыли брезентом. Полковник открыл было рот, чтобы возмутиться, но упершийся ему в бок глушитель пистолета Серова убедил его в том, что с криками придется подождать. Рокер сел за руль, Алексей с полковником устроились на заднем сиденье.
Машина тронулась с места и медленно поехала к выезду из лагеря.
– Внимание всем! Прикройте нас на главных воротах, – скомандовал Серов по рации, а потом повернулся к побледневшему офицеру и сказал по-испански: – Не беспокойтесь, господин полковник, вам ничто не угрожает, если вы будете благоразумны.
Серов сразу решил попытать счастья и проехать через главные ворота. Ему никак не хотелось, чтобы машину и мертвого сержанта нашли на территории лагеря. Вернее, он вообще предпочитал, чтобы все – и машина, и люди – бесследно исчезли. Алексей давно привык к тому, что интересы дела диктовали необходимость совершать циничные и необоснованно жестокие с общечеловеческой точки зрения поступки. Только раньше он получал приказы, которые принимал как нечто объективное и естественное, как, например, природные явления. Теперь же он впервые должен был в каждом отдельном случае сам становиться верховным судьей и слепым провидением для тех, кому выпала несчастливая доля встретиться с его группой в этой негостеприимной сельве. Разумеется, было просто принимать необходимые решения, которые сами вытекали из сложившейся ситуации. Например, сейчас на воротах он и его люди при малейшем подозрении со стороны караула начнут стрелять без предупреждения, и это можно будет списать на вынужденную оборону. В случае с языками ему, и только ему, Алексею Серову, придется отдать роковой приказ.
Все эти не совсем уместные мысли разом исчезли из его сознания, словно сухие листья с дерева, сорванные резким порывом ветра. Джип неумолимо приближался к ярко освещенным главным воротам. Серов для острастки ткнул в бок полковника дулом пистолета и, наклонившись к его уху, прошептал:
– Ведите себя естественно, полковник, и не делайте глупостей.
Скучавший в караульном застекленном кубе офицер вскочил по стойке «смирно», солдаты, следуя примеру командира, тоже враз окаменели, а между тем шлагбаум оставался закрытым. Серов еще сильнее ткнул полковника под ребра, так что тот аж подпрыгнул и непроизвольно поднял руку в нетерпеливом жесте. Офицер что-то крикнул, и балка шлагбаума тут же поползла вверх, похожая на огромную секундную стрелку, отсчитывающую мгновения жизни.
Они отвели пленников поглубже в лес, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств не всполошить лагерь. Языкам скрутили сзади руки пластиковыми хомутами, глаза завязали грязными тряпками, найденными в грузовике, а рты заклеили пластырем – обычный набор первичного психологического давления на пленного перед допросом. Малейшее лишнее движение или проявление минимального неповиновения тут же вознаграждались не сильными, но очень болезненными тычками, моментально приводившими человека в нужную кондицию.
Времени совершенно не оставалось, поэтому получить все необходимые сведения о полковнике Фонтекавада и генерале Ордоньесе следовало максимально быстро. Пришлось применить шоковую терапию, тем более что претендент на роль первой жертвы уже наметился. Интендант в чине капитана, взятый Пистоном и Хуком возле офицерского бара, сразу начал проявлять первые признаки нервного расстройства, а по дороге в глубь леса вообще съехал с катушек. В то время как майора и полковника привязывали к деревьям по краям небольшой прогалины, капитан катался в истерике по земле. С пленников сняли повязки, но кляпы из пластыря оставили на месте. Потом Пистон приподнял за шиворот барахтавшегося капитана и отодрал пластырь, закрывавший рот. Капитан тут же набрал в легкие побольше воздуха и изрыгнул на окружающих хаотичный набор из ругательств и проклятий. Это были его последние слова. Одной рукой все так же держа пленника на весу, Пистон неуловимым движением другой руки будто провел по подбородку капитана, и его голова, дернувшись в сторону, безжизненно свесилась вниз на неестественно вытянутой шее.
Первым допрашивали майора. Прежде чем снять с него пластырный кляп, Серов сказал ему в качестве напутствия несколько заранее обдуманных фраз, а потом приступил к допросу. Майор отвечал нарочито охотно, но не заискивая. Видно было, что он человек тертый и неписаные военные законы хорошо знает. Он прекрасно понимал, что нет никаких препятствий для того, чтобы получить сведения от любого, даже самого крепкого морально и физически человека. Он говорил спокойно, отвечал на вопросы четко и исчерпывающе, не вдаваясь в лирические подробности. Первое, что удалось выяснить, касалось завтрашнего путча. Он подробно рассказал о полученном приказе непосредственно от привязанного рядом полковника Гастамбиде привести экипажи его танкового батальона в боевую готовность и арестовать несколько офицеров согласно секретному списку, заменив их нижестоящими командирами. Сегодня после ужина все офицеры были арестованы и отправлены на гарнизонную гауптвахту. О полковнике Фонтекавада он знал мало, как и о штаб-квартире Ордоньеса, находившейся в пятнадцати километрах от лагеря в усадьбе одного крупного землевладельца. Майор также подчеркнул, что все эти сведения можно получить от присутствующего полковника Гастамбиде, лично руководившего арестами и являвшегося правой рукой Ордоньеса в подготовке путча.
– Хорошо, майор, вы можете идти. Рекомендую вам ничего не рассказывать своему начальству о нашей задушевной беседе. Для гарантии вашей скромности я записал все ваши откровения. – Алексей сам отвязал пленника и провел на край прогалины. – Если даже путч удастся, то вам не простят вашего предательства. Вам туда.
Фигура майора скрылась среди черных стволов, и за ней призраком промелькнула чья-то тень. Полковник проводил взглядом майора и вопросительно посмотрел на подошедшего Серова. Тот подал знак, чтобы пленника отвязали, и жестом пригласил его сесть на траву. Присев напротив, Серов направил фонарик в лицо полковника и стал внимательно изучать его.
– Вы что, отпустили майора Ибарра? – спросил вдруг полковник, неуверенно приподняв руку, чтобы прикрыться от слепящего света. – Вы не боитесь, что он поднимет тревогу?
– Не боюсь, – равнодушно ответил Серов. – Давайте лучше поговорим о вас, полковник. Судя по словам вашего подчиненного, вы для нас просто находка. Это очень повышает ценность вашей жизни. Постарайтесь оправдать мои надежды, и я вам гарантирую жизнь.
– Мне этого мало.
– Нет, торговаться не будем. Вы уже поняли, что нас ничто не остановит. Или вы заговорите по своей воле, или под пытками, или под воздействием специальных препаратов. Вы, пожалуй, сами не раз это делали. Разве нет?
– Кто вы и что вам нужно?
– Мы работаем в интересах законного правительства этой страны. В данный момент мы разыскиваем полковника Фонтекавада. Совет министров назначил его главнокомандующим и приказал штурмовать столицу. Я ответил на ваши вопросы? Теперь отвечайте вы – четко, ясно, быстро.
– Нет, только не Фонтекавада! Отдать власть этому чистоплюю! Ни за что! Я ничего не скажу.
Серов хорошо помнил урок, преподанный Виктором в деле с Арчилом, и заранее обговорил с ребятами линию поведения во время допроса. Сейчас было важно вывернуть полковника наизнанку, чтобы узнать все до мельчайших деталей о замыслах и планах путчистов. Он внимательно наблюдал за полковником, ожидая, как подействуют на него физическая боль и моральное унижение и на что стоит надавить сильнее. Страшный удар сбоку, и полковник без стона отлетел к соседнему дереву и там застыл без движения. Его тут же подняли, встряхнули и снова посадили перед Серовым.
– Как вы себя чувствуете, полковник? Вы не сильно ушиблись?
Чья-то рука, высунувшаяся из темноты, вложила в руку офицеру марлевый тампон, и тот плотно прижал его к обильно кровоточащему носу.
