Богдан Сушинский - Батарея
Румынский офицер уже сидел в коляске мотоцикла со связанными спереди руками.
– Ну это лишне, – проворчал комбат, однако Жодин оказался человеком осторожным:
– Враг – он и есть враг, даже такой хлипкий. Если не мертвый, то пусть хотя бы связанный. Румын все-таки…
У расположенного на крутом склоне оврага «лисьего лаза» Лукаш оставил четверых бойцов под началом командира взвода охраны Кириллова. При свете угасающей предрассветной луны комбат увидел, что младший лейтенант, в паре с одним из своих пехотинцев, засел в ложбинке, выше по склону; два остальных «охранника» – по сторонам. Поскольку, по словам пленного, выбираться из лаза можно только ползком, то шансов прорваться сквозь засаду у диверсантов не было, особенно теперь, когда численность краснофлотцев увеличилась.
– Пытались поговорить с этими «катакомбниками»? – едва слышно поинтересовался Гродов, присаживаясь на корточки рядом с Кирилловым.
– Приказано было вести себя тихо, чтобы не вспугнуть; дать время политруку и старшине войти в подземелье.
– А что, тактика правильная…
– Диверсанты как-то проявляли себя?
– Создается впечатление, что их там вообще нет, в степь куда-то ушли.
– Лаз этот пологий, – уточнил пленный, который уже чувствовал себя полноценным участником операции. – Тянется метров двадцать, затем еще приблизительно столько же длится узкий штрек.
– И что это нам дает? – поинтересовался Гродов.
– Представление о том, в какой местности придется действовать, – парировал Григореску. – Разве этого мало? Кстати, в конце прохода появляется выработка размером с небольшую комнатушку, с несколькими нишами и тупиковыми ходами. Сам лаз сужается метрах в десяти от выхода.
– Ты смотри, обстоятельный какой! – подозрительно покосился на пленного Жодин. – Хоть и румын.
– Я ведь уже объяснял, что не румын, а молдаванин, – отреагировал Григореску.
– Да в чем разница-то?
– В том, что румыны так же безразличны мне, как и вы, русские и украинцы, – словом, славяне. Я принадлежу к тем молдавским патриотам, которые мечтают о дне, когда и румыны, и вы оставите нашу землю в покое, позволив нам возродить собственное молдавское государство. Что тут непонятного?
– Поэтому ты готов помогать румынам в борьбе против нас, а нам – в борьбе против румын. Так? – вклинился в их разговор комбат. – Истребляйте, мол, себе друг друга, на здоровье.
– Цитируете почти дословно, господин капитан.
– Но поскольку мы не на симпозиуме молдавских националистов, то вернемся к румынской разведгруппе. Не предполагаешь, солдат, что эти «подпольщики» ускользнули от нас?!
– Некуда им здесь уходить, – возразил румын. – Операция намечена на завтрашний вечер. По подземельям к нам должно подойти пополнение. Не менее роты. И наше нападение на батарею должно было совпасть с прорывом войсками линии фронта.
– Все спланировали, сволочи, – зло сплюнул младший лейтенант.
– Война ведь, – несмело попытался оправдать свое командование пленный. – Сейчас диверсанты, очевидно, отсыпаются в выработке и проснутся только после моего появления.
– До вашего появления? – механически как-то спросил Гродов и переглянулся с Жодиным.
Поначалу тот пожал плечами: дескать, как прикажете… Но тут же обронил:
– Не ко времени это. Стоит ли ему доверять? Румынский офицер все-таки.
– Румынский, понятное дело. Тем не менее не исключаю, что возможен и такой вариант. Вы что, готовы вернуться в подземелье и вступить в переговоры? – обратился комбат к Григореску.
– Олтяну не станет выслушивать меня, тут же пристрелит, чтобы группу не разлагал.
– Не волнуйся, румын, сначала он все-таки выслушает, а затем уже пристрелит, – «утешил» его Кириллов.
Гродов на минуту замешкался, затем спустился к «лисьему лазу» и жестом подозвал пленного.
– Зови капитана Олтяну, – приказал. – Наклоняйся и зови. Они твой голос узнают, стрелять не станут.
Судя по всему, диверсанты действительно отсыпались. Григореску понадобилось почти влезть в щель и несколько раз крикнуть, чтобы из глубины тоннеля кто-то из них откликнулся. Пленный благоразумно подался назад и только потом попросил, чтобы к «лисьему лазу» подошел командир группы, с ним будут говорить русские офицеры.
– Капитан Олтяну спит, – последовал странный в этой ситуации ответ кого-то из румынских разведчиков, скорее всего, часового.
– Что значит «спит»? Тебе же сказали, идиот, – властно прокричал пленный, – что здесь уже находятся русские офицеры! Они стоят рядом со мной и требуют, чтобы Олтяну вступил в переговоры!
– В какие еще переговоры? – послышалось из лаза. – Мы уйдем отсюда – только и всего.
– Некуда вам уходить. Вы уже блокированы, в катакомбах полно русских солдат, и с ними проводник из местных.
– Передай Штефану Олтяну, – тут же подключился к разговору комбат, – что здесь его ждет капитан Гродов. И что этот капитан передает ему привет из дунайского поселка Пардина. Твой командир наверняка поймет, о чем идет речь.
25Диверсант, с которым Григореску и комбат вступили в переговоры, на какое-то время умолк, очевидно, отправился в выработку, докладывать командиру. Но время шло, а капитан Олтяну все не появлялся и не появлялся.
– Что-то долго они там совещаются, – задиристо проворчал Кириллов.
– В их положении торопиться некуда, – резонно парировал комбат. – Решают, как вырваться из западни, прикидывают, можно ли в принципе отсидеться до прихода своих. Ведь прорыв намечен уже на послезавтра. И конечно же попытаются связаться по рации со штабом.
– Вот вы говорите все это, товарищ капитан, а сами мысленно ставите себя на место Олтяну, пытаясь выяснить, как поступали бы, являясь командиром румынской разведгруппы.
– И ничего удивительного в этом не вижу, – признал его правоту комбат. – Совсем недавно, на «румынском плацдарме», я, по существу, пребывал в его шкуре. Получается, что по диверсионной линии мы с этим капитаном Олтяну коллеги.
– Как же в подобном случае поступили бы вы? – оживился Кириллов.
– Действовал бы исходя из ситуации.
– Но ведь ситуация предельно ясна.
– Не совсем. Чтобы принять решение, мне нужно быть сейчас там, оценить шансы и возможности, знать настроение и степень готовности бойцов. И потом, этим вопросом логичнее было бы задаться вам самому, младший лейтенант. Действительно, как поступили бы вы?
– Наверное, сражался бы до последнего патрона. Как учили.
Прошло еще несколько минут, и как раз в то время, когда Гродов уже настроен был с помощью пленного снова докричаться до диверсантов, оттуда донеслись приглушенные подземельем звуки выстрелов. «Значит, отряд Лукаша уже на подходе к „диверсантской“ выработке, – предположил он. – Понимая, что по узкому штреку пробиваться к румынам будет трудно, комбат приказал политруку в атаку бойцов не бросать, но обязательно обнаружить себя, чтобы диверсанты понимали, что они блокированы, а еще – чтобы они начали опустошать свои патронташи. К тому же стрельба послужит знаком того, что отряд уже у цели».
– Вся группа вооружена немецкими «шмайсерами»? – спросил он у румынского офицера.
– Даже командир и радист. Эти двое – еще и пистолетами, – поспешно, волнуясь, отвечал пленный. Он опасался, что рассерженный упрямством диверсантов комбат и по отношению к нему сменит милость на гнев. – Кроме того, у всех по две гранаты.
– Скуповато, могли бы выдать по три. Видно, решили, что дополнительный боезапас появится вместе с основной группой.
– Наверное, мне нужно еще раз позвать кого-то из них? – почти заискивающе поинтересовался Григореску. Комбат уже обратил внимание на то, как часто и резко меняется настроение, а вместе с ним и линия поведения пленного офицера. Но, очевидно, такой уж он человек.
– Пусть еще несколько минут поупражняются в стрельбе, – охладил его пыл комбат.
– Только бы наши не пытались прорваться по штреку, входящему в выработку, – проговорил пленный. – Там метров двадцать узкого ровного тоннеля.
– И кого же под «нашими» ты имеешь в виду в данном случае? – язвительно поинтересовался Гродов.
– Уже ваших, красных, – заверил пленный.
– Как же все условно в этом мире, – философски заключил комбат. – А что касается тоннеля… У наших есть факелы, две «летучие мыши» и фонарики, так что должны оценивать ситуацию. Эй, капитан Олтяну! – по-молдавски и во всю мощь своей глотки прокричал он, как только стрельба немного поутихла. – Ты слышишь меня, капитан?!
Комбату несколько раз пришлось повторить свой вопрос, дуэтом прокричать его вместе с пленным, пока, наконец, из подземелья не вырвался наружу голос командира диверсантов.
– Здесь капитан Олтяну! Слушаю вас, господин Гродов!
– Это он? – едва слышно подстраховался комбат, обращаясь к пленному.
– Он, без всякого сомнения.
