Сергей Зверев - Холодная ярость
– Бля-а-а! – раздался в наушнике вопль Локиса, и по движению фала, рывками спускающегося вниз, капитан понял, что слишком поздно предупредил подчиненного – Володю тащило в пропасть следом за командиром.
– Режь фал!!! – Коноваленко заорал так, что Локис должен был услышать его и без рации. – Режь фал, твою мать!!!
Сам командир сделать этого не мог. После того как он пришел в сознание, получив сильнейший удар о боковину пропасти, Коноваленко с трудом дышал – очевидно, было сломано несколько ребер – и по той же причине не мог пошевелить правой рукой. Левой же дотянуться до ножа он не мог – ее плотно стянуло при падении и прижало к туловищу петлей страховки.
Олег Петрович поднял вверх голову, ожидая увидеть падающее на него сверху тело подчиненного, но фал неожиданно снова резко натянулся, впиваясь в сломанные ребра, и Коноваленко заскрежетал от боли зубами. Вместо Локиса на лицо командира свалилось несколько солидных снежных комьев и ледяная крошка. Судя по всему, сержанту каким-то чудом удалось за что-то зацепиться на самом краю провала.
– У меня все нормально, – сказал Коноваленко и замолчал. А что он мог еще сказать, какой мог дать совет, болтаясь в пропасти на тонкой паутинке страховки? Что происходит там, наверху, он не знал, поэтому мог только полностью полагаться на подчиненного. Где-то на самом краю расселины, по колебанию фала командир чувствовал это совершенно точно, Локис сражался за их жизни, тяжело дыша в наушник, всхлипывая и время от времени страшно костеря в хвост и в гриву всех, кто довел его до такой жизни. Особенно доставалось близким родственникам.
– Володя, режь фал, – уже вполне спокойным и уверенным голосом приказал Коноваленко, – я утащу нас обоих. У меня рука сломана. Не могу дотянуться. Давай, режь. Я приказываю. Давай, Володя, не дури. – Это единственное, что мог сделать командир для того, чтобы спасти своего подчиненного от верной гибели.
Фал и в самом деле потихонечку подавался вниз. Видимо, груз для Локиса был непосильным, и его медленно тащило вслед за капитаном.
– Дурак, – беззлобно обругал подчиненного Коноваленко, понимая, что ничего он в своем теперешнем положении сделать не может, кроме как созерцать ледяную отвесную стенку, торчащую прямо перед его носом.
– Все нормально, командир, – сквозь тяжелое дыхание в наушнике донесся до Олега Петровича голос Локиса, – тут какая-то хрень торчит. Вроде бы прочная. Только острая, зараза, как бритва… Да заткнись ты, урод! – неожиданно гаркнул Володька, обращаясь непонятно к кому. – Перезвони через пять минут, – добавил он и пояснил специально для Коноваленко: – Сашка тут… Зудит, как заноза в жопе – что там у вас? Что там у вас? – передразнил он друга и сделал несколько тяжелых вдохов.
– Ладно, командир. – Коноваленко снова услышал в наушниках голос подчиненного. – Вроде бы закрепил я тебя. Ты повиси. Потерпи маненько. Я сейчас наверх попробую. Откос вроде бы не такой уж и длинный. Фала должно хватить. Потерпи, командир, – снова попросил Локис и стал карабкаться наверх, ножом прорубая в вечной мерзлоте небольшие уступы.
Коноваленко показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он снова услышал голос подчиненного:
– Ну, как ты там, командир? Все висишь? – попробовал пошутить Локис, едва сдерживая тяжелое дыхание. – А помнишь, как ты мне пару недель назад на нормативах за Кондратьева выговаривал, а? Дурак ты, командир, – беззлобно издевался вконец изможденный Володька, – фал ему перережь… Дур-р-р-рак… Сашка-то колымагу нашу починил. Ты живой там, командир? – встревожился Локис.
– Живой-живой, – через силу улыбнулся Коноваленко, успокаивая подчиненного.
– Хорошо, что живой. Это всегда лучше, чем мертвый, – удовлетворенно ответил сержант. – Минут через пять Башка здесь будет. Ты потерпи. Подъедет – будем вместе вытаскивать. Я один не смогу. Руки ни хрена не держат.
Спустя несколько минут командир услышал где-то над головой недалекое тарахтение мотора.
– Ну, командир, – снова отозвался в наушнике Локис, – Кондратьев подоспел. Я ему тут все популярно объяснил, сейчас будем тебя, Олег Петрович, поднимать. Только ты там командуй, когда что подтянуть, когда потравить. Мы к пропасти не подберемся, – коротко обрисовал Володя обстановку.
И командир приказал:
– Вира.
Через некоторое время фал слегка дернулся и стал медленно, сантиметр за сантиметром ползти вверх, увлекая за собой покалеченного командира. Коноваленко очень некстати вспомнились кадры из каких-то фильмов, где именно в такую минуту должен распуститься узел или порваться страховка, но ничего такого с ним не произошло, и через несколько минут он очутился у того места, откуда начал свое путешествие вниз.
– Притормозите маленько, – попросил командир, – я у края. Сейчас попробую перевалиться. – И Коноваленко стал осторожно выбираться на поверхность, помогая себе ногами и насколько было возможно – здоровой рукой.
Госпиталя здесь поблизости не было, и проткнуть себе сломанным ребром по неосторожности или глупости легкое означало сильно осложнить жизнь и себе, и подчиненным. Да и не для того Олег Петрович только что отбрыкался от костлявой, чтобы сейчас пускать изо рта кровавую пену.
– Все, – скомандовал он, – я наверху.
– Понял, – тут же с готовностью отозвался Локис. – Сейчас иду.
– Куда? – гаркнул командир, опасаясь за безрассудные поступки подчиненных.
– Олег Петрович, я вас одним концом фала к торосу привязал, – пояснил Володя, – а второй прикрепил чуть пониже. Чтобы мы вас спокойно вытащили, надо развязать узел на ледяной глыбе. Вы же сами не можете… – напомнил он командиру о его состоянии.
– А зубы на что? – отозвался Коноваленко. – Нечего сюда лезть, – резонно заметил он, – только что из этой задницы выползли. Ждите, я дам знать, – приказал он невидимым пока подчиненным и припал зубами к окровавленной веревке. Края тороса и в самом деле были довольно острыми, и Локис щедро окропил этот кусок гренландской земли своей кровью…
– Готово, – сказал капитан, сплевывая с губ налипшие крошки льда, – освободился.
– Все, командир, лежи и не двигайся, – попросил Локис, и через мгновение Коноваленко мягко заскользил по ледяному панцирю острова. Подъем длился недолго, и уже через минуту вся троица сгрудилась у аэросаней.
– Спасибо, ребята, – искренне, по-мужски поблагодарил подчиненных Олег Петрович. – И за сани, – он глянул на Кондратьева, – и что подоспел вовремя, и что не дали на чужбине лечь. Я ведь хочу недалеко от родителей…
– Что с вами, Олег Петрович? – обеспокоенно спросил Кондратьев, видя, как изо рта Коноваленко тонкой струйкой стала сочиться кровь.
– Шандарахнуло меня здорово, – признался капитан, – ребра, наверное, переломаны, рука. Ну, и внутренние повреждения. Надеюсь, никаких разрывов нет, – Коноваленко смог наконец-то спокойно и облегченно вздохнуть. – Давайте-ка на привал устраиваться, – скомандовал он. – Надо немного раны зализать да рассвета дождаться. В следующий раз нам так может и не повезти. А днем, я думаю, все ж получше видимость будет.
– Да и покушать не мешало бы, – озабоченно произнес Локис.
– Кому что, – усмехнулся Кондратьев, – а вшивый о бане…
– Да, хорошо тебе, – запальчиво отозвался Володя, – а я знаешь сколько кровищи потерял? Надо же восполнить!
– Давай, помогай, инвалид, – подначил друга Кондратьев, распаковывая палатку. – Мы тебя дома представим к награде «Почетный донор России».
Глава 24
– Ну, вот, – удовлетворенно крякнул Патрик О’Брайан, закрепив на ногах самодельные снегоступы, – можно и отправляться. Лыжи, конечно, не ахти, – справедливо подметил он, – но все-таки лучше, чем ничего.
Такое же неказистое сооружение красовалось и на ногах Виктора Викентьевича. На сооружение этой конструкции бывший рокер потратил несколько предрассветных часов, ваяя из всякого уцелевшего после крушения хлама жалкое подобие снегоступов, поэтому, дабы не задеть напыщенную ирландскую гордость, Виктор Викентьевич не стал критиковать конструктивистские замашки О’Брайана. Да и мастерить, собственно, было почти не из чего. Все, что могло гореть, уже давно было отправлено в костер. Оставались только металлические части конструкции да куски негорючего пластика.
Тем не менее на снегу это неуклюжее творение человека держало вполне сносно, не давая проваливаться в сугробы, так что пусть и не быстро, не так, как хотелось бы, но двигаться было можно. Поэтому на рассвете, стараясь не будить потерпевших крушение пассажиров и не привлекать к себе особого внимания, Патрик О’Брайан и Виктор Викентьевич Еременко двинулись в путь, держа курс на побережье.
И хотя метель все еще продолжала свою круговерть, путники не особо боялись сбиться с пути. Выживший после крушения второй пилот имел очень четкое представление, откуда прилетел самолет, где находится море и в какой стороне следует искать помощь. Все это летчик подробно описал и даже скрупулезно вычертил будущий маршрут.
