Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца
– Я от Большакова.
Это выглядело не очень красиво, конечно, но зато подействовало, и через несколько минут его ввели в какой-то кабинет, больше похожий на склад. Здесь было много старой мебели, колченогие стулья высились частоколом, и под их защитой укрывался дюжий санитар с багровым неприветливым лицом. И только пройдя в глубь кабинета, Хургин обнаружил присутствие еще одного человека – тот сидел на табуретке, втянув голову в плечи. Когда Хургин остановился напротив, человек вдруг поднял голову – это был Козлов. Не тот, прежний, а лишь его тень. Жалкое подобие. Хургин склонился и заглянул Козлову в глаза. Смотрел внимательно и напряженно, потом резко распрямился и спросил у санитара:
– Чем вы его колете?
– А? – изобразил тот непонимание.
– Какие лекарства используете?
– Не знаю.
Хургин выразительно посмотрел на санитара. Тот без труда расшифровал его взгляд, засмеялся:
– Честно, не знаю. Я по другой части, товарищ, – и показал свои огромные, лопатообразные ладони. – Если кого надо утихомирить или еще что в этом роде. А насчет лекарств – на то у нас есть специалисты.
– Олег, вы меня узнаете? – спросил Хургин.
Козлов смотрел на него тяжело и бесчувственно. Доктор осторожно потрепал его по щеке, позвал:
– Олег!
Никакой реакции.
– Я встречался с вами раньше. Помните? Приходил к вам.
Козлов отвернулся. Это было равнодушие потерявшего разум человека.
Хургин вздохнул и распрямился.
– Кто им занимается?
– Завотделением.
– Лично?
– Да.
– Он сейчас здесь?
– Должен быть у себя.
Завотделением оказался маленьким человечком довольно мрачного вида. Хургин возвышался над ним горой.
– Я хотел бы с вами поговорить, коллега. Вы, как я слышал, лично занимаетесь Козловым?
– Да.
– Что вы у него обнаружили?
– Шизофрению.
– Кто ставил диагноз?
– Не мы. Комиссия. К нам он уже поступил с диагнозом.
– Диагноз подтвердился?
Завотделением внимательно посмотрел на Хургина и долго раздумывал, прежде чем ответить.
– Симптоматика не совсем отчетливая, – сказал он наконец, – но на начальном этапе болезни это в порядке вещей.
– Нас здесь двое, – сказал Хургин. – Можем говорить откровенно. Вы-то сами верите?
– Во что?
– В болезнь Козлова.
– Я не могу сказать ни да, ни нет.
– Но медикаментозное лечение уже начали.
– А почему бы и нет? Обычная практика.
Он чего-то недоговаривал, и Хургин это чувствовал.
– Он абсолютно здоров, – сказал Хургин.
– Абсолютно? – прищурился завотделением. – Ой ли?
– Странности в поведении есть, – вынужден был отступить Хургин, – но это никак не шизофрения.
– Вот мы и разбираемся.
Вика была права. Козлов отсюда не выйдет. С ним доразбираются, пока он окончательно не сойдет с ума. Его сломают и уж потом будут лечить основательно.
– Послушайте! – с жаром заговорил Хургин, склоняясь над коротышкой доктором. – Он нормальный человек! Поверьте!
– Я верю не словам, а тому, что вижу своими глазами. Нормальный, ненормальный – это все очень субъективно. Только время способно нас рассудить.
Он прав. Именно время – их главный союзник. Через месяц-другой они доломают Козлова. И тогда к ним не будет совсем никаких претензий.
Глава 42
Большаков был холодно-неприступен. Пропуск Хургину он, правда, выписал, но только и всего.
– Давненько вы ко мне не приходили с сыном, – сказал Хургин, давая понять, что прошлые обиды забыты.
– Его нет в городе.
– А где он?
– С матерью уехал к родителям.
Значит, она все-таки решилась. Хочет побороться за сына.
– Возможно, это пойдет Виталику на пользу, – осторожно сказал Хургин.
– Зачем вы ко мне пришли?
«Не хочет говорить о сыне. Перейдем к следующему вопросу».
– Что-то непонятное происходит с Козловым.
– А что с ним происходит? – спросил Большаков, изображая равнодушие.
– Не с ним самим, а вокруг него, – поправился Хургин. – Какая-то непонятная возня.
– Я не в курсе. И вообще мы этим делом больше не занимаемся.
– Чем не занимаетесь – убийствами? – не поверил Хургин.
– Убийствами занимаемся. Но Козлова из числа подозреваемых исключили. С ним теперь врачи общаются.
– Но они не должны этим заниматься!
– Почему?
– Он не болен!
– Кто не болен? – изобразил непонимание Большаков.
– Козлов.
– Это не я решаю.
– А кто?
– Врачи, естественно. Они вот мне заключение выдали. – Большаков похлопал ладонью по картонной папке. – Почему же я должен им не верить?
– А вы сами в это верите?
– Во что?
– В болезнь Козлова.
– На мой непросвещенный взгляд, он действительно имеет повадки психа. Таких в старину называли блаженненькими.
Это было произнесено почти насмешливо. Куражился Большаков. Он сейчас себя чувствовал очень уверенно.
– Вы все его гробите, – сказал Хургин. – Бессмысленно и беспощадно.
– Он получил то, что заслужил.
– Такого он не заслужил.
– Я вам одну вещь скажу, доктор. Только вы моих слов никому не передавайте и на меня не ссылайтесь. – Большаков смотрел на собеседника устало-печально. – Козлов каким-то образом участвует во всем этом кошмаре. Мы, милиция, бессильны против него. Не можем ничего доказать. Понимаете? Он сидит в камере в момент убийства, в том-то вся и штука. Но он связан с этим делом, и даже вы не станете отрицать этого. Он опасен. Сам по себе опасен, от него исходит зло, которое я, например, ощущаю почти физически. Такого человека нельзя отпускать к людям. И если мы не можем изолировать его через суд, то пусть это сделают хотя бы врачи.
Теперь все вставало на свои места. Логично, страшно и неотвратимо.
– Вы договорились с врачами? – спросил Хургин.
– Я ни о чем с ними не договаривался. У нас своя работа, у них – своя. Они просто выполняют свой долг.
– Они искалечат жизнь человеку.
– Но зато обезопасят других людей.
И опять – логично, страшно, неотвратимо.
– А тот, настоящий убийца, будет тем временем убивать, – сказал Хургин.
– Мы его поймаем в конце концов, – пообещал Большаков.
– Так все-таки не Козлов убийца? Значит, и вы понимаете это?
– Понимаю, – спокойно ответил Большаков, – но это ничего не меняет. Для Козлова, по крайней мере.
Глава 43
Профессор Вольский читал лекцию, и Хургину пришлось ждать старика на кафедре. Доктора Вольский узнал, но не улыбнулся приветливо, лишь сухо поздоровался и пригласил в преподавательскую комнату.
– Я пришел к вам за помощью.
– За помощью? – удивился профессор. – Чем же я могу вам помочь?
– Не мне. Олегу Козлову.
Вольский бросил на заваленный журналами стол свой старый портфель и тяжело, со вздохом опустился на стул.
– Олег в больнице.
– Да, я знаю, – кивнул Вольский. – Все-таки вы его туда упрятали.
– Кто это – мы? – не понял Хургин.
– Врачи. Вы ведь врач? Я не ошибаюсь?
– Не я ему ставил диагноз.
– А что за диагноз, кстати?
– Шизофрения.
Вольский поднял свое розовое лицо.
– Чушь! – сказал отрывисто.
– Согласен с вами.
– Согласны? – удивился Вольский.
В его взгляде Хургин читал недоверие и, чтобы растопить разделяющий их лед, сказал:
– Олег не болен. Это я вам как врач говорю.
– Почему же он в больнице?
– Это все от бессилия.
– Чьего бессилия?
– Тех людей, которые им занимались. Они прослеживают связь между Олегом и этими убийствами, которые происходят в городе, но не могут ему предъявить обвинение. Не стыкуется у них ничего, и все рассыплется на первом же заседании суда. Значит, надо Козлова освобождать. А этого они не хотят. Потому что чувствуют, что Олег с этим все-таки связан.
– А он, по-вашему, действительно связан?
– Да, – честно ответил Хургин. – Не знаю пока, как именно. Но дело сейчас не в том. Надо спасать Олега. Если мы его из больницы не вытащим…
– Мы – это кто?
– Вы, я – все, кто его знает. Ему сейчас никто не может помочь, кроме нас.
– Это действительно так серьезно?
– Очень серьезно. Медикаменты ведь можно разные использовать. Все в пределах допустимого, все по закону – а через месяц мы Олега уже не узнаем.
– Залечат?
– Да, – сказал Хургин. – Залечат. Хорошее слово.
– Я все равно не верю.
– Во что? – не понял Хургин.
– В то, что Олег имеет какое-то отношение ко всем этим кошмарам.
Хургин вздохнул.
– Давайте не будем это обсуждать, – попросил он. – Оставим на потом.
– Хорошо. Что от меня требуется?
– Нужен шум.
– Шум? – удивился Вольский.
– Да, как можно больше шума. Письма, статьи в газетах. Может быть, у вас есть какие-то влиятельные знакомые, которые могут помочь? Не обязательно в результате этого Козлова выпустят из больницы, но хотя бы устроят беспристрастное разбирательство.
Вольский выдернул из своего портфеля тетрадь.
– Что ж, давайте составим черновик письма. Кому напишем первому?
![Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]](/uploads/posts/books/159398/159398.jpg)
