Игорь Хрусталев - Делец включается в игру
У выхода стоял Усольцев. Испуганно посмотрев на меня, он учтиво поклонился Тараканенко и подал ему руку. Генерал не заметил протянутой ладони и открыл передо мной дверь, пропуская меня вперед.
Вот и все. Теперь я могу спокойно направиться к своему мерседесу, зная, что в спину мне не раздастся автоматная очередь.
Тараканенко со мной тоже не попрощался, и это было понятно. Как-никак мы – я и власть исполнительная, к которой принадлежал генерал, – никогда не были друзьями. Если я и тяготел к какой-нибудь из веточек этого деревца, то исключительно к законодательной и четвертой.
Генерал просто принял от меня информацию, полагая, что в данном, совершенно исключительном случае наши интересы совпадают. И, уже подходя к машине с предусмотрительно распахнутыми дверцами, он что-то говорил по сотовому телефону, соединяясь, очевидно, с вице-губернатором.
Сидя в своем мерсе, я представлял, как Сергачев сейчас мечется по кабинету и рвет волосы на голове, ища выход из создавшегося положения.
Впрочем, по какому кабинету мечется губернатор в третьем часу ночи? По спальне мечется, ясное дело…
Я не мог отказать себе в удовольствии узнать, чем кончится вся эта история. Какое-то чутье подсказывало мне, что уезжать еще рано.
Из здания медленно сочились остатки публики, обмениваясь на ходу впечатлениями. Главные лица – Усольцев и Плешаков оставались пока внутри. Я заметил, что в кабинете на втором этаже – там был расположен кабинет Усольцева – зажегся свет и мимо окна туда-сюда расхаживали жестикулирующие фигуры.
Как ни странно, первыми приехали пожарные. Всего-то прошло минут пятнадцать, а они уже тут как тут.
Оторопело глядя на абсолютно не горящее здание, они повылезали из машин и стояли несколько минут в недоумении, пока следующая машина не развеяла их сомнение.
«Так вот кому звонил Тараканенко, – наконец-то понял я. – Особая команда Виталия Мясоедова в полном составе. А вот, кажется, и сам главный».
Самый страшный человек в городе высунул голову из «БМВ» только два раза. Сначала он подозвал человека и что-то стал говорить, тыкая при этом пальцем в направлении пожарной машины. Во второй раз он принял доклад о том, что акция завершена.
Это произошло минут через десять после приезда автобуса в сопровождении «БМВ». Из «Икаруса» посыпались люди в пятнистой форме, которые ринулись в здание.
Из помещения сразу же посыпались остававшиеся в нем люди. Их принимали стоявшие снаружи пятнистые и теснили за ограждение, уже появившееся в пяти метрах от здания.
Среди тех, кто вышел (или их выгоняли?) я не заметил Усольцева с Плешаковым. Только какая-то мелочь – ихняя охрана, значительно потускневшая по сравнению с ребятами Мясоедова, повара, крупье, игроки казино, девки-девки и юноши-девки.
Наконец, полыхнуло. Именно из директорских окон второго этажа. Похоже, генерал Тараканенко сам ничего не решал, а лишь поставил в известность Мясоедова, который нашел самый разумный выход из создавшейся ситуации и воплотил его в реальности.
Дождавшись, пока его ребята покинут здание, Мясоедов махнул рукой пожарным – мол, можете приступать, и его «БМВ» быстро уехал вслед за автобусом с молодцами в хаки. Я не сомневался, что больше из здания никто не выйдет – Мясоедов никогда не ошибался.
Наутро я приехал на работу даже раньше уборщицы. Заперевшись в кабинете, я стал обдумывать, как достойно завершить это дело.
Усольцев погиб в пламени пожара, это я уже знал точно. Но оставался еще один человек, который пока что не получил того, что заслуживает.
Оплата по факту
Я позвонил Артамонову и предложил немедленно встретиться. Я дал ему понять, что его предложение о поручительстве в предоставлении кредита в общем-то отвергнуто, но возникли новые обстоятельства, которые могли бы быть для него небезынтересны.
Мой посетитель выглядел довольно помятым – очевидно, события этой ночи касались Артамонова довольно близко и бизнесмен сейчас был готов на любые компромиссы, чтобы уцелеть без своих прежних покровителей.
– Перехожу прямо к делу, – обнадежил я его. – Мое предложение может показаться вам довольно неожиданным, но, на мой взгляд, оно является взаимовыгодным.
Короче, я предложил слить Артамонова с одним из моих подразделений. Тот для виду поломался некоторое время, но когда я пообещал, что как только бумаги будут подписаны, я выдам требуемое Артамонову поручительство для получения кредита, был вынужден согласиться.
С одной стороны, Артамонов в новом «слитом» качестве получал те финансовые возможности, которые ему и не снились. С другой – он шел на явное обострение отношений с администрацией. Но соблазн был слишком велик, а его теперешнее положение явно не благоприятствовало амбициям.
Я позвонил своему юристу и поставил его перед свершившимся фактом. Вторым пунктом я потребовал наличие необходимых бумаг уже к обеду.
Сливал я Артамонова со своей овощебазой под звучным названием «Топинамбур». Я попросил Роберта Черноусова, который возглавлял данное подразделение «Ледокола» не задавать мне никаких вопросов и немного подождать. Через некоторое время, пообещал я ему, вопросы отпадут сами собой.
После того как бумаги о слиянии были подписаны, я вручил Артамонову бумаги, необходимые для поручительства. Более того, я позвонил куда надо и деньги Артамонов мог получить уже сегодня вечером. Что он не преминул сделать.
На другой день я выяснил, куда он вложил эти деньги. Контора оказалась одной строительной фирмой, на следующий день я посетил ее директора и предложил ему продать мне предприятие. Через два дня фирма была моей. Я приказал временно приостановить все работы и приступил к завершению операции.
Я вызвал к себе Артамонова и показал ему приказ о его увольнении.
Получасовую сцену истерики я вынес, не моргнув глазом. Артамонов извивался как мог, валялся в ногах и упрекал в недобросовестности.
Я был непрошибаем и, по-моему, даже не раскрыл рта, чтобы возражать – на каждый упрек Артамонова отвечал наш юрист, который аккуратно разъяснил ему, что все произошло на законных основаниях, а сам он, Артамонов, мягко говоря, проявил излишнее доверие, столь часто подводящее нас на тернистом жизненном пути.
Разумеется, Артамонов не мог теперь получить ни процентов, ни своих денег. Разумеется, Артамонов мог вернуть кредит, только продолжая работать в новой организации под моим попечительством. Разумеется, Артамонов денег не вернул. И, разумеется, его убили.
Об остальных новостях я узнавал лишь из газет. Завадский был выпущен из-под ареста, когда известный адвокат Ривкин предоставил решающие доказательства его невиновности. Бизнесмен отправился на отдых, оправляться от нахлынувших на него бед за границу, а сам Ривкин на другой же день после процесса скончался от инфаркта. Некоторой сенсацией для читающей публики стал тот факт, что адвокат завещал перевезти его прах на историческую родину и похоронить на Масличной горе в Иерусалиме, где Ривкин приобрел за невероятные деньги место на кладбище.
Нина Соколова была оправдана и Юрий Владимирович радостно сообщил мне это известие, позвонив по телефону. Разумеется, ему и в голову не могло придти, кого нужно за это благодарить…
Наконец, Антоша Чехов, врач со «скорой помощи», раскололся. Когда мы все-таки встретились и хорошенько посидели, он, собравшись с силами, сказал:
– Помнишь, у нас все никак не выходило поговорить об одном деле?
– Антоша! – к концу вечера я был уже помочь бывшему коллеге по желдорболи в любой его просьбе. – Да все, чего твоя душа пожелает! Дочку в спецшколу? Гарнитур за полцены? Выигрыш в лотерею? Какой именно? Квартиру, машину?
– Да нет, – отмахнулся от меня Чехов, – фу, какой ты меркантильный. Я не решался поговорить с тобой совсем о другом… Ты помнишь Ингу? Так вот, она вышла замуж за шведа и уехала в Скандинавию.
– Ну и что? – удивился я. – Какая еще Инга? Та, что была с рыжими косичками?
– Конечно, – подтвердил Чехов. – Ты еще сох по ней три месяца, а она только нос задирала. Разве ты об этом забыл? Ведь тогда мне казалось, что это самая сильная твоя любовь…
– Нет-нет, что ты, ведь всего десять лет прошло с тех пор, – пошутил я, – Хотя, если честно сказать, самая сильная любовь в моей жизни была к одной девочке в детсаду в ясельной группе.
Мне стало грустно. Я действительно почти позабыл об этой бабенке, и я действительно тогда был по уши влюблен в это рыжее создание с косичками. А то, что она сейчас с кем-то живет в Стокгольме мне как-то до лампочки.
Выходит, что наши чувства со временем стираются и теряют блеск как старинная монета. Во всяком случае те, что касаются любви. Во всяком случае – у меня.
А вот новые ощущения, доставленные мне предпринятым расследованием, буквально питали меня целый месяц. Вспоминая цепь событий, я анализировал их, пытаясь понять, где можно было действовать иначе, а где я поступил правильно. Короче, я учился.
