Семен Майданный - Блатной романс
Как ни крути, а генеральный папа все-таки испоганил настроение Сергею Щрамову. Хвалил за усердие, руку тепло жал, а в глазах оставались глыбы льда размером с Эйфелеву башню.
Прибывший в Питер Сергей зарядил скудную пока долю в общак, доложился о запутках, о ситуации на комбинате, о том, что снова оказался в бегах. Сергей отрапортовал, что собирается предпринять, и оценил свои шансы пятьдесят на пятьдесят. Господин Хазаров больше слушал, чем задавал вопросы. И цыкал на подчиненных, если вопросы собирались задавать они. И у Шрама осадком осталось, что верховный папа ждал еще чего-то и не дождался. Например, доклада о делах, не имеющих отношения к Виршевскому нефтеперерабатывающему комбинату. Но таких дел за Шрамовым не было.
А потом еще подлил масла Урзум с дебильными подначками, типа, не объявлялись ли в Виршах сестрорецкие типа пытать Шрама за эрмитажные списки? А Шрам про эрмитажную ботву уже ведь и мыслить забыл.
И как-то само собой Шрамова завернуло в привычный ночной бар.
Почти все столики были свободны, и надо же!… В углу у запотевшего огромного – до потолка – окна, за которым чесали опрыскиваемые питерской непогодой фраера и проносились, слепя фраеров фарами, лайбы, сидела она. А ведь Сергей будто ждал чего-то такого. И подошел, словно и не расставались.
– Будем и дальше пить текилу? – спросил Шрамов чуть более хриплым, чем обычно, голосом.
– А что мы с вами пили в прошлый раз? – Она вроде бы и не удивилась его появлению над душой. Она тоже встретила его, словно и не расставались. Она еще некоторое время смотрела в окно, будто там кипела настоящая жизнь, в которой ее не ждут, в которой ей нет места.
Бармен мельком взглянул на них, затем выбрался из-за стойки, шаркающей походкой подошел к столику и вытер его. Парня явно мозолила скука. Парню явно хотелось покалякать с приличными посетителями.
– Сервис растет, – удивленно отметил Сергей, ведь надо было с чего-то начинать разговор. Оглянулся, нельзя ли где пристроить влажный плащ.
– Не тот столик, – все еще глядя сквозь стекло на улицу, сказала, как пропела, своим неподражаемым ангельским голоском Алина. – В прошлый раз мы трепались у стойки. Сядем опять туда же.
Шрамов понимающе улыбнулся:
– Вы суеверны?
– Не каждый день. Только по понедельникам, средам и пятницам. Ну еще, конечно, нечетные числа, – опять как пропела, сказала она.
– Точно, – вдруг подал голос бармен и перестал тряпкой наводить глянец на столе. – В прошлый раз вы сидели у стойки.
– Тогда точно следует пересесть, – улыбнулся и взял за руку Алину Сергей. – Не стоит нарушать традицию.
Когда они устроились, Шрамов спросил бармена:
– Ты помнишь, что наливал нам в прошлый раз?
– Текилу, – не заморачиваясь на раздумья, ответил вернувшийся на главный пост бармен.
– Не вижу причин нарушать традицию. – Шрамов покосился, как отнесется к этой идее Алина, и заговорил длинно, боясь, что повиснет пауза. А кому охота, чтоб лишний мент родился? – Как можно быстрее надо проверить, не выдохлась ли текила за это время. Две текилы по сто, и сразу же налей по следующей дозе.
Бармен расстарался. Начикал лимон, подвинул соль, выбрал самые красивые рюмки.
– Тебе бы в службе социальной адаптации работать, – похвалила трудягу Алина.
– Я и работал. Парков по телефону убеждал не выпрыгивать в окно.
– Мало платили? – Шрам все же сбросил с плеч сырой плащ и охапкой водрузил на соседний пустующий табурет.
– Нет. Скучно. В чужих обломах нет ничего интересного.
– А вот Сергей любит других обламывать, – типа вскользь упомянула Алина о сорванном концерте.
– Хоп! – вместо слов Шрамов опрокинул в себя рюмку.
– Хоп! – согласилась она с таким уходом от скользкой темы.
– Все мы немножко обломанные по жизни, – заблудившись в личных мыслях, выступил не по должности бармен. – Иначе сидели бы сейчас под крышей дома своего.
– Где наш дом? Тут он или там? – уже точно не сказала, а пропела Алина.
– Не где, а когда, – вписал фразу Сергей.
– Уже скоро, – загадочно мурлыкнула девушка.
Шрам облизал с губ лимонный сок и глянул прямо в глаза Алине. И его пробило легкое головокружение. Он въехал, что обещали эти слова.
Казалось, певице было не важно, поймет ли Шрам ее намек, В убогой забегаловке она чувствовала себя без напряга. Свет приглушен, но тем не менее выдавал профессию двух дремлющих над джином с тоником девиц. И этот же свет делал девиц совсем старухами. Вряд ли и Серега при таких фонарях рисовался принцем. Алине же безжалостный свет был не страшен. Смелое ясное лицо не спрашивало, оно ждало…
Шрамов почувствовал себя не в своей тарелке, даже типа оробел. Ему в жизни не встречались такие девушки. Или женщины? Скажешь одно неправильное слово, и прогноз погоды переменится. Очень осторожным со словами следует быть, все равно что с оранжерейным избалованным цветком. Но глядя на это оранжерейное чудо, можно мечтать о чем угодно. И что угодно может сбыться.
Сергей вдруг обратил внимание, что и вторая рюмка Алины пуста.
– Мы не спешим? – участливо спросил он. Прочитал ответ в глазах напротив, прикончил свою вторую порцию и задал вопрос иначе: – По третьей?
– Если никто никуда не спешит.
– По третьей, – распорядился Сергей минутой назад осознавшему свою навязчивость и вежливо отодвинувшемуся бармену.
Тот красиво с высоты плеснул кактусовую водку в рюмки, а соль и лимон у клиентов еще оставались. Порывшись в недрах прилавка, бармен выложил пачку «Кэмела», причем «Кэмела» без фильтра.
– Правильно? – подмигнул он Сергею.
– Типа, я их в прошлый раз курил?
– Я думал, это самое то, – растерялся бармен. Он очень хотел угодить, в общем-то, не в расчете на щедрые чаевые. Пообщаться с приличными людьми хотелось бармену. Такая промозглая и унылая погода на дворе, что хоть сам звони в службу адаптации. Закосить, что ли, под решившего поймать Золотую Муху[4] нарка? Пусть отговаривают.
– Нормально, братан, будем считать, что это самое то. Сегодня никто не должен обломаться.
– Будем надеяться, – загадочно мурлыкнула Алина.
* * *– В прошлый раз ты была какая-то другая, – выдохнул струю сигаретного дыма Шрамов. – Злее, веселее, заводнее.
– Это плохо, что я всегда другая?
– Нет. Только приходится заново знакомиться. Девушка, меня зовут Сергей Шрамов. Можно – Шрам. А вас? – Он жалел, что из-за бра, еле цедящего свет, не может видеть блеск ее глаз. Мысленно он назвал Алину стюардессой аэробуса «Отпад».
– Я та, которая тебя ждала с первой ходки. Я та, которой ты пел блатные песни под гитару под окнами родного дома вечерком на скамеечке. Я та, на которую ты истратил первый навар. И теперь ты, подонок, заявляешь, что не помнишь, как меня зовут?
Шрамов почувствовал на щеке нежные приливы и отливы ее дыхания. Без лишней скромности оно трепетало и стремилось навстречу. Невесомое и полное доверчивости. Чужая жизнь в чужой ночи. Чужая песня, случайно подслушанная им. И в его уставшем изношенном сердце запульсировала с новой энергией кровь.
– Обними меня, – попросила Алина музыкальным шепотом.
Он еще некоторое время полюбовался запрокинутым девичьим лицом и обнял Алину. И ее карельские глаза-озера поплыли навстречу. Аэробус «Отпад» порулил на взлетную полосу.
– Обнять тебя? – ласково прошептал он на самое ушко.
– Да.
– Обнять тебя? – прошептал он, ловя губами ее локоны.
– Да.
– Обнять тебя? – прошептал он, почти теряя сознание.
– Да. – Она сплела пальцы в замок на его спине и тоже нашла губами его ухо. – И чтоб тебя не потерять, я должна предупредить. Папа тобой очень недоволен. Я слышала его разговор с Толстым Толяном. Вопрос стоит очень остро.
И сразу смятые простыни, на которых лежал Сергей Шрамов, стали неудобными, горячими и шершавыми, будто песок под Учкудуком.
Глава 11
Воркутинский снег сединой на голову ложится,
Воркутинский снег, он над жизнью падает-кружится.
Воркутинский снег все дороги к дому заметает,
Воркугинский снег на висках не тает.
Подозрительная смерть главного мента Виршей не могла остаться безнаказанной. Никто не утверждал, что это верная мокруха, а не несчастный случай, но в щуплый городок нагрянула высокая мусорская комиссия с расширенными полномочиями. Офидиально – проверить, почему это последние полгода Вирши не вылазят из криминальных сводок. На самом деле – прояснить расклад с отбытием майора в лучший мир и загасить криминал в Виршах по полной схеме.
Только директору кабака «Пальмира» от появления комиссии было ни холодно ни жарко. Столовались чины в собственной ведомственной обжираловке.
