Андрей Дышев - Демоны римских кварталов
И Джакомо в самом деле на цыпочках пошел к двери, по всей видимости, намереваясь резко толкнуть ее ногой. Мари остановила его на полпути.
– Джакомо, вы же покалечите свою жену!
Переводчик остановился, понуро опустив голову.
– Вы правы. Покалечу… – и без всякого перехода приплел стихи:
В одном лишь я могу
Найти покой: разрушить все собой.
Пусть все со мной исчезнет. О, как сладко
Тому, кто гибнет, увлекать других.
– Это опять Сенека, – сказал он, возвращаясь к дивану. – Нет, я не думаю, что это была какая-нибудь мифическая чаша или ткань со следами крови. Подобный хлам Понтию Пилату был ни к чему, ведь он, убывая из Иудеи в Рим, не верил, что общался с Сыном Божьим. «Дева» – это нечто другое. Это не просто вещь, которая принадлежала Богочеловеку. Мне думается, это некий ключ, если хотите, код, дающий человеку возможность познать Бога. О существовании этого ключа Сенека, по всей видимости, узнал от святого Павла, с которым вел активную переписку. Но о Тайне знал еще один человек – Калигула. Оба деятеля затеяли слежку за Пилатом и ходили вокруг него, аки голодные волки вокруг овчарни, дожидаясь его смерти.
– Ключ или код, – повторил Адриано и бегло глянул на Влада, словно хотел спросить у него разрешения рассказать о том, о чем догадался профессор Сидорский. – А если не ключ и не код, а символ женского начала, «зеркальце Венеры»?
– Как? – переспросил Джакомо. – «Зеркальце Венеры»?
Эти слова взволновали его, как всегда волнует неожиданно прозвучавший ответ на долго мучивший вопрос.
– Именно «зеркальце Венеры», – подтвердила Мари и нарисовала символ на листке бумаги, причем обозначила его с загнутой влево ножкой, как было изображено в финикийском письме на Бразильском камне.
Джакомо долго смотрел на рисунок, вертел его и так и эдак.
– Дева… Очень может быть, – бормотал он. – Очень может быть… Но ведь не простое обозначение символа заполучил Пилат от Христа? «Зеркальце Венеры» было известно еще задолго до нашей эры, и в самом символе нет ничего божественного.
– Может, это был какой-нибудь талисман или медальон с изображением символа? – предположил Адриано.
– Или кулон на цепочке, – добавила Мари.
– Перстень!! – вдруг непозволительно громко воскликнул Джакомо. – Перстень Христа! Это одна из самых загадочных и до сих пор не найденных реликвий! Где-то я читал о нем… Мм… Да! Сейчас! Библия! Где Библия?!
Он кинулся к книжному шкафу, но тотчас дверь в комнату раскрылась, и показалось лицо супруги.
– Да здесь твоя Библия, на антресолях!
Джакомо сплюнул, неслышно выругался и вышел в коридор. Маргаритта улыбнулась гостям, затем хлопнула себя по лбу и пробормотала, что так замоталась по хозяйству, что никак не может дойти до кухни и сварить кофе.
Джакомо вернулся в комнату, листая книгу.
– Отец Иисуса Иосиф много лет провел в Египте, – пояснял он то, о чем собирался прочитать. – В ту пору ему было всего тридцать лет, до встречи с Марией оставалось еще несколько десятилетий. И тем не менее… Вот, слушайте! Книга Бытия, глава сорок первая: «И сказал фараон Иосифу: вот, я поставляю тебя над всею землею Египетскою. И снял фара он перстень свой с руки своей и надел его на руку Иосифа…» Вы слышали – он отдал ему перстень!
Он полистал Библию и ткнул пальцем в текст.
– Вот еще! «Таким перстнем наделяет Иисус Христос всякого, кто доверил Ему свою жизнь… »
– Я слышал об этом, – заявил Адриано настолько обыденным и спокойным голосом, что было непонятно, почему он до сих пор молчал, если для него это вовсе не новость. – В каком-то мусульманском источнике тоже говорится об изумрудном перстне, который-де передал Иисусу Христу Аллах. Но мне кажется, что это не более чем миф, попытка мусульман сделать Христа «своим».
– А может, это был плат, которым накрыли лицо Иисуса после распятия? – высказала версию Мари.
– Тебе ж говорят: предмет с женским символом! – снисходительно, как учитель ученице, произнес Адриано.
– Так плат был женским!
– Не исключено, что это был очень дорогой камень. Алмаз или изумруд, – предположил Влад.
– При чем тут драгоценности? – пожал плечами Адриано. – Мы ведь уже пришли к выводу, что это был некий рисунок, тайный знак, означающий принадлежность к касте Власти, в котором «зеркальце Венеры» – лишь деталь. Этим знаком владел сначала финикиец, высадившийся на берег Южной Америки, затем им завладели посетившие Америку египтяне, потом – Иисус Христос. Понтий Пилат, надо полагать, присвоил себе это сокровище силой, а Сенека – хитростью, заполучив его после смерти Пилата в качестве наследства.
– Да потом еще подтрунивал над теми, кого он обвел вокруг пальца, намекая о «деве» в своей поэме, – добавила Мари, разрезая пластиковым ножиком яблоко пополам.
Джакомо как-то странно смотрел на нее и, когда Мари, по-своему расценив его взгляд, протянула ему половинку яблока, глухим голосом сказал:
– Я понял… Это не перстень. И не драгоценный камень. И не плат… Это совсем другое, из-за чего конфликт и необузданное желание смерти. Ибо иметь только половину намного мучительнее, чем не иметь вообще ничего…
Все смотрели на переводчика с нескрываемым недоумением. Джакомо надкусил яблоко и добавил:
– Два, понимаете?! Два сокровища привез из Иудеи Понтий Пилат! Две неразрывные половины, величественный смысл которых заключался именно в том, чтобы они были вместе, а не порознь. Одна половина досталась Калигуле, а вторая – Сенеке. С этого все и началось.
ГЛАВА 27
– Синьора Анисья, докладывает капитан Фогли.
Он уволился из полиции семь лет назад, но по-прежнему представлялся своим клиентам «капитаном». Так было солиднее, звание сразу определяло его некогда высокий статус. К тому же так было намного короче, чем если бы он называл себя старшим сотрудником частного детективно-сыскного агентства Вальтером Фогли.
Мать Анисья стояла посреди тенистой аллеи ботанического сада, откуда сквозь стволы деревьев проглядывал памятник Гарибальди. Трубку мобильного телефона она держала чуть поодаль от уха, соблюдая необходимую для ее исключительного положения дистанцию с низменным существом.
– Объект, за которым вы поручили мне слежку, в сопровождении двух людей отправился на via di Santa Sabina.
– Что за люди?
– Это все тот же Адриано Варриани и его сестра Мари.
– К кому они направились?
Капитан некоторое время молчал, раздумывая, как свой промах подать под видом высочайшего профессионализма.
– Я нарочно не стал выяснять, в какую именно квартиру они зашли, чтобы случайно не выдать своего присутствия. Сейчас я держу под контролем квартал со всеми его…
– Капитан, я же приказала вам не спускать с Уварова глаз! – оборвала детектива мать Анисья.
– Можете не беспокоиться…
– Вы не выполнили моего приказа! Вы оказались еще большим ничтожеством, чем я предполагала!
– Позвольте, но…
– Молчите и делайте то, что было вам приказано. Выяснить, к кому и с какой целью они пришли! Еще одно замечание, капитан, и я не только оставлю вас без денежного вознаграждения, но и преподам вам жестокий урок.
– Я понял, синьора…
– Вы ничего не поняли. Вы еще совсем ничего не понимаете!
– Я очень стараюсь… Позвольте доложить о недавнем инциденте, касающемся объекта наблюдения… На автомобиль «Пежо», в котором он ехал, упала бетонная плита.
– Что упала?
– Бетонная плита, синьора. С крана сорвалась бетонная плита и упала на автомобиль. К счастью, никто не пострадал.
– Да, конечно… – произнесла мать Анисья. Ее губы дрогнули, веки опустились. Она отключила телефон и медленно пошла по короткой траве газона вокруг могучего ствола граба.
Леонтий, прикуривая сигарету, наблюдал за ней.
– Все работает, – произнесла мать Анисья, раскрывая перед своими глазами ладонь. – Хоть здесь только половинка, но она уже работает! – Она подняла взгляд на Леонтия. – Ты понимаешь, что происходит величайшее событие в истории человечества!
– Ты выпачкала каблуки в глине.
Мать Анисья остановилась. Ее водянистые глаза с игольчатыми зрачками стали похожи на стеклянные муляжи. Леонтий не выносил этого взгляда, но старался скрывать, что вынужден отводить взгляд.
– Встань на колени, – произнесла мать Анисья. – И вылижи мои каблуки языком.
– Что?
– На колени, Леонтий! Пора уже! Ты не замечаешь, что это уже свершилось!
– Анисья, тебя заносит, – не без труда усмехнулся Леонтий.
Она кивнула, словно хотела сказать, что ожидала подобного ответа. Ее совсем не женские, крупные и грубые руки сжались в кулаки. Леонтий заметил, как между пальцев правой руки проступила сукровичная капля.
– Ты опаздываешь, Леонтий. Тебе надлежит уверовать в меня первому.
Он ждал этого разговора и все же почувствовал, что его застали врасплох. Да, бабу определенно занесло. Она серьезно больна. Она поверила в ту легенду, которую сама же сочинила. Она вошла в роль, и выйти из нее уже не может.
