Сергей Гайдуков - Последний свидетель
Михаил зевнул, потянулся и стал готовиться к прибытию в город. Совсем не на экскурсию.
2
Вся информация, касавшаяся событий в поезде, приходила к Бондареву. Поэтому Джуме повезло, и уже в час дня его вывели из камеры СИЗО и повели на собеседование с приезжим человеком.
Бондарев сверился с фотографией и остался удовлетворен сходством. Но любезности в его голосе не появилось.
— Ваши документы? — резко спросил он.
Джума развел руками и в десятый раз стал объяснять, что удостоверение у него забрали бандиты...
— Почему вы позволили им это сделать?
Джума опешил. Потом он хотел было сказать, что отчитываться о своих действиях и возможных ошибках будет своему начальству в Казахстане, но уж никак не наглым русским следователям... Однако, взглянув в глаза Бондарева, решил, что эти заявления стоит придержать при себе.
— Мне кажется, у меня был солнечный удар, — сказал он, помедлив. — Видимо, я потерял сознание. Меня отнесли в укрытие, и когда я очнулся, то с трудом ориентировался. Меня ударили, я снова потерял сознание. Когда очнулся — вокруг были вооруженные люди. И тогда уже я увидел, что русские, которых я привез в степь, убиты.
— Все русские были убиты?
— Сначала я не сообразил, но эти... бандиты сказали мне, чтобы я посмотрел на трупы и сказал, кого из русских здесь нет. Там не было парня, которого звали Миша. Мне сказали, что этот Миша забрал деньги, бывшие в одной из машин, и уехал. Я сказал, что могу его опознать. Они собирались меня убить, и поэтому я предложил свои услуги. Я надеялся при первой же возможности сбежать от бандитов, но получилось это только вчера...
Бондарев вроде бы сочувственно кивал, а потом спросил:
— В вагоне был Шустров? Это он устроил перестрелку?
— Миша там был. Я его увидел, и потом началась стрельба. Кто начал первым, не знаю, но у этих бандитов были с собой пистолеты. Они заранее готовились к чему-то такому...
— Как только началась стрельба, вы побежали. Так? И больше не видели ни Шустрова, ни этих бандитов.
— Да, — согласился Джума. — Я не оглядывался, когда уносил ноги.
— Знаете этого человека? — Бондарев протянул Джуме фотографию, сделанную в новоудельском морге с трупа человека, застреленного ночью в поезде.
— Знаю, — кивнул Джума и злорадно усмехнулся. — Это один из тех четверых. А остальные трое, значит, еще где-то здесь?
— Значит, так. У них красный джип, да? «Крайслер».
— Красный. А насчет марки не уверен.
— И у них много оружия.
— Вот это точно. — Джума широко развел руки в стороны. — Куча! Вот такие ружья! Пистолеты! Очень солидно ребята упакованы...
— Приятно слышать, — отозвался Бондарев. Он подумал, что начальнику местной милиции стоит побеспокоиться. Трое вооруженных убийц перетряхнут весь город, чтобы найти свои деньги.
— Извините. — Джума по тону беседы понял, что личность его установлена и в камеру его не вернут. — Вы кто по званию?
— Неважно.
— Ну да... А чем вчера дело кончилось в вагоне? Убили этого придурка, а еще?
— Больше никого не убили, — усмехнулся Бондарев. — Если вас интересуют трупы, это был единственный.
— А Шустров? Его нашли?
— Нет, — сказал Бондарев. — Пока не нашли.
— А он действительно украл деньги у бандитов?
— Джума Амантаевич, — сказал Бондарев. — Вы задаете вопросы, на которые я вам не ответил бы, даже если бы знал на них ответ. Когда я встречусь с Шустровым, я обязательно поинтересуюсь насчет денег. Вам нужно дать официальные показания по поводу перестрелки в поезде, после чего можете ехать домой. Ваше начальство извещено, где вы находитесь. Претензий к вам нет ни у нас, ни у них.
— Это просто здорово, — обрадовался Джума. — Я могу идти?
— В соседний кабинет. Давать показания. Есть у вас какие-то пожелания?
— А можно, прежде чем давать показания, сначала поесть? Я уже больше суток ничего не ел...
— Можно, — кивнул Бондарев.
— А можно сначала поесть, потом выспаться, а потом уже давать показания?
— Женщину не хотите? — с серьезным выражением лица осведомился Бондарев.
Джума, которому за последние сутки было не до шуток, напрягся:
— Что?
— Я пошутил, — признался Бондарев. — Наверное, слишком жестокая шутка. Вы так грустно на меня смотрите...
— Боюсь, с женщиной придется подождать, — сказал Джума. — Перенервничал.
Он встал из-за стола и пошел к двери, но остановился.
— Как вы думаете, Миша поехал дальше? Или остался здесь?
— Не знаю, — сказал Бондарев. — А вам-то что? Для вас все кончено. Езжайте домой.
— Если он поехал дальше, то и эти сволочи за ним дальше потащились, — рассудил Джума. — А вот если он остался, то и эти трое где-то поблизости крутятся... Ох. — Он тяжело вздохнул. — Хоть обратно в камеру залезай и на все замки закрывайся. Если в вы знали, что за сволочи разъезжают на красном джипе...
— Примерно представляю, — сказал Бондарев. Утром ему переслали по факсу из Алма-Аты краткое досье на убитого Шейбеналиева Р.У., который, по сведениям казахских правоохранительных органов, входил в банду Сарыбая и был причастен к нескольким убийствам и похищениям людей...
— Зато вы не представляете, что бы я сделал с каждым из этих ублюдков, встреться я с ними один на один, — мечтательно покачал головой Джума. — И чтобы у меня был автомат Калашникова...
— Будем надеяться, что вы с ними не встретитесь, — высказал пожелание Бондарев. — Так мне за вас будет спокойнее.
— За меня не беспокойтесь, — заметил Джума. — За них беспокойтесь. Я только сначала схожу пообедаю...
— Вот именно, — согласился Бондарев. — И после этого я начну беспокоиться за всех казахских бандитов сразу.
3
Родители слушали рассказ Наташи с вытаращенными глазами. «Интересно, что бы вы сказали, если бы услышали правду? — подумала она. — Просто упали бы в обморок. Ничего, я позаботилась о вашем здоровье».
— Да-а-а-а, — глубокомысленно протянул отец.
— Просто ужас какой-то! — Мать нервно щипала себя за щеки. — Прямо в поезде... Нигде уже порядка не стало.
Мать Наташи десять лет проработала проводницей и считала по наивности, что поезда во все времена остаются оплотом порядка. Рассказ дочери ее сильно разочаровал. Она вздохнула и посмотрела на мужа:
— Теперь точно закроют ветку. Раз такие дела пошли...
— А ты думаешь, такое первый раз случается? Небось каждую неделю кого-нибудь да прирежут, — скептически отозвался отец. — Ладно, вы тут можете хоть до утра сидеть, а мне в восемь надо быть на работе...
Он встал и, позевывая, пошел в спальню, шаркая по полу дырявыми тапочками. За кухонным столом остались Наташа и ее мать. А также три пустые чашки и наполовину полный заварочный чайник.
— А может, и не потерялась сумка, — с надеждой посмотрела на дочь Ольга Петровна. — Кому нужны пирожки да варенье? Сдадут в бюро находок. Надо будет завтра сходить на станцию, спросить...
— Так поезд-то дальше пошел, — возразила Наташа. — На конечной станции ее, может быть, и сдадут в бюро находок.
— О-о-о, — протянула Ольга Петровна. — И правда... Значит, все — пиши пропало. Тетя Ксеня так расстроится...
— А ты ей не говори. Скажешь по телефону, что все было очень вкусно.
— Сама скажешь. У меня соврать не получится.
— Хорошо, — кивнула Наташа. Она знала, по содержимому сумки было легко установить личность и адрес ее хозяйки. Хотя бы по надписи на титульном листе первого тома «Унесенных ветром», что Наташа брала с собой в дорогу, но так и не продвинулась дальше пятнадцатой страницы. Книга лежала вместе с бельем и пресловутыми пирожками тети Ксени. Может, мать была права, и после того, как Наташа стремительно покинула опасный вагон, ее сумку передали в милицию, а оттуда — в вокзальное бюро находок... Может быть. Только меньше всего сейчас Наташа хотела заниматься поисками собственной сумки. Ее волновала судьба сумки чужой.
Поэтому, когда мать упомянула, что в Наташино отсутствие несколько раз звонил Алик, девушка встрепенулась. Без Алика в этой истории было не обойтись. Более того — сам не подозревая о том, Алик уже был замешан в Наташину аферу с сумкой.
Возвращаясь пешком в город, Наташа сознательно миновала железнодорожный вокзал, где ее ждал отец. Она направилась к гаражу, где хранился мотоцикл Алика. В кромешной тьме, то и дело спотыкаясь о разбросанный на земле мусор и вздрагивая от подозрительных шумов, Наташа добрела до гаража, вытащила из секретного (но известного ей) места ключ, открыла дверь (пронзительно заверещавшую, словно сигнализация, извещающая о проникновении чужого). Не зажигая свет, на ощупь, она пробралась в дальний конец гаража, приподняла старую покрышку, положила под нее сумку и накрыла ее сначала покрышкой, а затем деревянным ящиком и куском брезента.
После этого она направилась домой, где открывавшая дверь мать никак не могла взять в толк, почему дочь стоит на пороге одна, в грязной одежде и без багажа. Потом явился отец, недовольный тем, что битый час впустую прождал Наташу на вокзале.
