Александр Щелоков - Черный трибунал
В Отрадном в кущах садов прятались от завистливых глаз богатые дачи-особняки, бдительно охраняемые старательными ветеранами внутренних дел и госбезопасности. Крутые мужчины — отставные майоры и капитаны — берегли покой тех, кто обладал в обществе равных демократических прав правами чуть большими, чем у остальных.
Новая эпоха внесла в быт Отрадного зримые перемены. Теперь те, кто выносил личные вклады из общества, отданного на разграбление, уже не скрывали того, сколько они смогли уволочь в свою нору под славным лозунгом «Грабь накопленное». Отрадный захлестнула волна новостроек. Над кущами садов поднимали острые крыши каменные чертоги, не пугающиеся собственной высоты, блеска огромных стекол и красно-медных крыш. В одной из таких новостроек проживал скромный адвокат Исаак Золотцев. Именно под его гостеприимным кровом, по сведениям Катрича, должны сегодня находиться члены штаба Акопа Галустяна.
— Куда теперь? . — спросил Андрей, когда машина въехала в поселок.
— По Фестивальной, второй поворот направо. Первый Советский тупик.
Рация штаба работала на прием. Надев наушники, полковник Радамес терпеливо слушал эфир. Зыбкое воздушное пространство, разделявшее штаб и уехавших на операцию боевиков, таинственно шуршало, потрескивало, поскрипывало, посвистывало. Но главное, чего ждали в штабе — сообщений Барояна, — волны с собой не несли.
Радамес, опустив голову на грудь, погрузился в сладкую медовую истому и незаметно для себя задремал. Он не знал, сколько прошло времени, как вдруг что-то тревожное, пугающее вырвало его из сумеречного опьянения, заставив вскочить. Тряхнув головой, он посмотрел на радиста и требовательно спросил:
— Что там?
— Беда, полковник. — Радист выглядел испуганно, и руки ег дрожали. — Это наши. У них беда...
— Баро?! Что передал?
— Он кричал: «Мелик, Мелик, Мудрак сука. Нас взяли».
— Я убью этого Мудрака! — заорал Радамес, пряча испуг за то, что проспал такое сообщение. — Прямо сейчас!
Однако, шагая к дому, Радамес столь быстро остыл, как и воспламенился. Охладила его простая мысль. Операцию в арсенале готовил Акоп. С Мудраком вел переговоры он сам. Значит, мертвый майор покроет грехи Мелика. Нет, Мудрака надо сохранить в живых. До решения штаба. А там еще видно будет, останется ли Галустян командиром особой группы, и кто пойдет под суд и расправу.
Радамес вошел в помещение, и взоры всех обратились к нему.
— Мелик, — по-армянски доложил полковник, — наших взяли. На базе.
Галустян резко встал и также по-армянски отдал приказ:
— Уходим. Прямо сейчас. Маршруты всем известны. Полковник, возьмешь с собой майора. И уберешь его. По дороге. Лучше где-нибудь на краснодарской земле.
— Что случилось? — встревоженно спросил Мудрак.
— Тебе объяснят, — отрезал Галустян. — По дороге. А сейчас все уходим.
— Поедем вместе, майор, — скрывая торжество, сказал Радамес. Убирать Мудрака он не собирался. — На твоей машине. И быстро.
Стараясь не проскочить нужный поворот, Андрей сбавил ход до малого. В это время встречная машина фарами попросила вырубить дальний свет. Ножным переключателем Андрей включил подфарники. И тут же мимо прокатила машина — «вольво».
— Стой! — закричал Катрич, осененный догадкой. — Крути назад! Это наши клиенты проехали!
Как назло, Андрей разворачивался неловко и долго. Задние колеса сползли в кювет, и свежая трава, размочаленная протекторами, заставляла машину буксовать. Катричу и Николке пришлось вылезать наружу. Только с их помощью машина выбралась на асфальт. Съехав на обочину, Андрей бессильно положил руки на руль. Напряжение последних дней сломало его: машина перестала слушаться.
— Прими руль, — скомандовал Андрей Николке.
— Устал? — положил ему на плечо руку Катрич. — Тогда лучше я сяду.
— Не лучше, — возразил Андрей. — Он — гонщик.
Братья поменялись местами, а Николка взял с места стремительным рывком. Запели шины. Дверцы захлопнулись на ходу. Катрич положил руки на спинку переднего сиденья и через плечо водителя взглянул на спидометр. Стрелка его резко свалилась вправо, заслонив цифру сто.
— Неплохо, курсант. И все же нам их не взять. У Акопа — фора.
— Дотянемся, — сквозь зубы произнес Николка. За рулем он преобразился: руки лежали на ободе твердо, спина напряглась, взгляд жестко фиксировал дорогу. — По нашим бетонкам две сотни не выжмешь.
— Не кажи гоп... — усмехнулся Катрич. — «Москвич» против «Вольво»…
— Это какой «Москвич». У своего мы с батей двигатель сами до ума доводили.
Он добавил газу, и новое ускорение навалилось на плечи пассажиров.
«Вольво» не было видно. «Москвич» со свистом рвал темный, упругий воздух, мотая на колеса километр за километром. Катрич уже начал беспокоиться, не свернули ли куда преследуемые, как вдруг впереди алым светом полыхнули и быстро погасли два огня. Видимо, опасаясь неожиданного появления встречной машины из-за гребня подъема, водитель «Вольво» зажег габаритные огни.
— Ну, что? — торжествующе спросил Николка. — Сила солому ломит, а?
Машины медленно сближались. Николка подался вперед, словно всем телом собирался подтолкнуть «Москвич».
— Надо стрелять, — толкнул Андрея в спину Катрич. В это время, словно стайер, вышедший на финишную прямую, «Вольво» резко прибавил скорость и оторвался сразу метров на пятьдесят.
— Ну, паскуда! — заорал Николка. — Оторвался-таки!
Впереди угадывался левый поворот. Сокращая радиус, Николка повел машину по встречной полосе. На этом удалось выиграть несколько метров. «Вольво» на вираже нахально подрезал, подставляя под удар левый борт. Николка закусил губу и сбросил газ. Взвизгнув шинами, иномарка вписалась в поворот и пролетела мимо «Москвича».
— Подсади его! — приказал Андрей. — Вытолкни на обочину! К чему мог привести такой маневр, предугадать было трудно, и Николка пренебрег советом. «Вольво» выглядел массивнее и держался на бетонке прочнее. В рискованные игры стоит играть лишь тогда, когда есть хоть какая-то уверенность в успехе.
В «Вольво» теперь знали, что их преследуют, и гнали, не сбавляя скорости даже на виражах.
— Скоро съезд на проселок! — крикнул Катрич. — Подожми их влево, чтобы не свернули.
— Спокойно, командиры, — тоном прожженного таксиста сквозь, зубы процедил Николка. — Уж где-где, а на проселке мне их достать — пара пустяков. Им колеи не выдержать.
«Вольво» проселком не польстился.
— Сворачивай ты! — крикнул Катрич. — Здесь петля километров на десять. Мы их по луговине обскачем. Главное — не засядь в низине.
— Ни в жись! — отчаянно пообещал Николка. Он круто повел рулем вправо. Катрича швырнуло вбок, и он свирепо выругался.
— Терпи, — успокоил его Андрей. — Больше газу — меньше ям.
Они обошли противника, выскочив на шоссе у моста через дренажный канал. Оставив машину, с автоматами в руках выбежали на дорогу.
«Вольво» приближался с горящими фарами. Катрич поднял руку. И тогда фары погасли, затем с правой стороны кузова заплескались языки автоматного пламени. Готовый к этому, Катрич отпрыгнул в сторону и скатился в кювет. Падая, прокричал: «Огонь!»
Андрей твердо сжал «Скорпион» и совсем не так, как учили на стрельбище, рванул пусковой крючок. Смертоносная железяка изрыгнула желто-красное пламя, и оно, разрывая темноту, заплясало злыми сполохами.
Эта очередь, отчаянная, кинжально-безжалостная, сделала его совершенно другим человеком. Ни в доме Акопа, ни в подвале хранилища, превращенного в арсенал, ни в своей горящей даче он в душе еще окончательно не переступил черты, за которой, нажимая на спуск, человек уже не думает о том, есть ли у него право стрелять и убивать. Теперь он стрелял, уверенный в своем праве решать чужие судьбы.
«Вольво», встреченный огнем в упор, влетел на мост, метнулся влево, ударился о колесоотбойную балку и начал медленно опрокидываться через крышу вправо. Зазвенело стекло, заскрежетал корежащийся металл. По асфальту снопами в разные стороны брызнули колючие красные искры...
Николка, встав на колено, дважды в упор полоснул очередями по опрокинувшемуся лимузину.
Катрич, пригибаясь, перебежал дорогу, подскочил к «Москвичу», оставленному на обочине, и включил фары. Два белых луча рассекли тьму. В их свете стал виден опрокинувшийся «Вольво». Над ним курился синеватый, похожий на туман дымок. Левое переднее колесо, свернутое набок, лениво вращалось.
Андрей стоял на бетонке, держа автомат в правой, опущенной вниз руке. Силы вдруг оставили его, и только усилием воли он не позволил себе сесть на землю. То, чем он жил эту неделю, наконец-то свершилось. Но, как оказалось, это не принесло с собой ни радости, ни удовлетворения. Да, с теми, кто поднял руку на отца, счеты уже сведены, а вот плясать по этому поводу танец победы над их телами не хотелось. Должно быть, для того, чтобы получать удовлетворение от отмщения, надо иметь особую, кавказскую натуру.
